смерть старого варианта

Стою за деревом, смотрю как дикари разгуливают по моему острову. С утра наблюдаю за ними, сегодня они не злобны, скорей доверчивы, простоваты. Несчастны в своей темноте и погруженности в минутные потребности. Иногда без видимых причин сердятся друг на друга, но стычки ограничиваются громкими разговорами и криками, они толкают друг друга в плечо, хлопают по спине, постоянно пьют из белых и цветных бутылок… Иногда дружелюбие переходит в раздражение. Тогда вмешиваются женщины – приземистые, плотные, они разводят спорщиков в разные стороны.
Свое состояние я бы сравнил с тем, которое каждый знает – после тяжелого дневного сна просыпаетесь на закате, долго лежите, переживая последние крохи видения, которое оставило за собой тяжелый липкий след.
Сегодня закат необычно долог, сумерки всё не кончаются, место на горизонте, где утонуло солнце, светится, и это свечение распространяется на полнеба.
Не помню, куда идти, но не боюсь — как-нибудь найду… Авось да небось…
Понемногу вспыхивает свет в окнах…
Вся моя надежда – на свет.

из старенького (неопубл. вариант)

Жизнь полосами шла. То лучше, то хуже, потом снова светлей, теплей… Опять потемнело… И так всегда.
Люди, которые вокруг нас жили, живые люди!.. разъехались, или умерли, или мы с ними разошлись по разным путям. Говорят, в России надо долго жить, тогда что-то может получиться. Это про общую-то жизнь? Скучно ею жить, скучно – всё повторяется.
Что останется?.. — трава, холм, река течет за холмом…
Но этого достаточно, чтобы свою жизнь прожить.
А потом старость в дверях… или в окне?.. и уже неважно, что вокруг. Нет, интерес какой-то еще есть, но участвовать не стремишься — слишком много знаешь о тщетности усилий. Тысячелетняя махина, ее разложение — неизбежная беда, заразная болезнь.
Мир меняется, но его не изменить.
Наверное, за это старых не любят, и поделом – слишком много видели и знают, повторы на летУ узнают. Помню, на зачете по анатомии… Профессор шутить любил – едва появишься в дверях, швыряет тебе кость – «правая или левая?» Того, кто замешкается, сразу выставлял.
Вот и нам, кидают современность, как кость, навстречу, и сходу узнаешь – было!
Раньше стариков душили или оставляли умирать одних. И теперь оставляют, а если не оставляют, они сами остаются. Приходит момент – пора… Рождается особое понимание того, что раньше – намеком, пунктиром, бесцельным разговором, неприложимой теорией было… ведь любим поболтать о том, о сём… Дальше одному, самому… Нет, и раньше иногда — ледяным сквознячком, но втайне, в глубине, а кругом смеются, по плечу хлопают… и забываешь… А теперь – тихое, холодное, тяжелым комом в животе, будто всегда там жило, только дремало.
И уже нет спорщиков, попутчиков, провожатых, друзей, врагов…
Одному так одному.

из старенького

Но мы еще живы, поговорим лучше о вещах, которые окружают нас, они многое могут рассказать. Пространство вещей и сами вещи. Если только вещи, то скука плоская, если только пространство — то скука и тоскливый страх, особенно русское пространство, низкий плоский горизонт, опустевшие поля… Но если есть между ними связь, между вещами и пространством, то чем еще ее можно уловить, запечатлеть, кроме как простым изображением?.. Что еще поможет выжить, если отношения людей ничтожны, холодны, почти все существующее неразумно, но место свое имеет… Главный признак распада жизни — вытеснение чувства безразличием.
Может, поэтому мы любим некоторые вещи, которыми давно владеем, считаем их друзьями, родным окружением, пусть небольшой, но теплой оболочкой – и не так остро до нас доходит, что мы уйдем, истлеют наши игрушки… Когда-нибудь начнется серьезный разговор больших пространств, но мы о нем не узнаем – ни-че-го… И это к лучшему, вечность да бесконечность для жизни чужды и ненавистны.
Но мы и в своих пределах больно уж мельчим, мало кто обладает дальним зрением.
В живописи не так. Бывает, даже крохотные подвижки пробуждают давно дремавшие воспоминания, движение вглубь, и пределов ему нет. Часто это результат заступания художника за грань привычного… тогда вдруг что-то новое выскочит из-за угла…

…………………………..
Но беспокойство меня не оставляет…
Хотя знаю, нельзя торопиться, наблюдаю потихоньку за людьми, веду с ними разговоры, которые мне не интересны, ведь куда интересней наблюдать закат или слушать, как шевелится и вздыхает трава.. Листья легким шуршанием встречают меня, трава молчит, но я вижу, что знает и помнит… и я молчу с ними, мне хорошо, потому что есть еще на свете что-то вечное, или почти вечное, так мне говорил отец, я это помню всегда. С другой стороны, если сравнить мою судьбу с жизнью бабочки или муравья, или даже кота, то я могу считаться вечным, ведь через меня проходят многие поколения этих существ. Если я знаю о них один, то это всегда печально. То, что отразилось хотя бы в двух парах глаз, уже не в единственном числе. То, что не в единственном числе, хоть и не вечно, но дольше живет. Я в это верил, а теперь все меньше, потому что вижу — на людей мало надежды, отражаться в их глазах немногим важней, чем смотреть на свое отражение в воде. Важней смотреть на листья и траву, пусть они не видят, не знают меня, главное, что после меня останется что-то вечное, или почти вечное…
Но от людей зависит, где я буду ночевать, и эти пустые расспросы при возвращении — расплата за высокомерие и отделенную от окружающих жизнь. От окружающих узнаю многие, пусть мелкие, но нужные подробности текущей жизни, осторожно, чтобы не поняли, проникаю в их зрачки, понемногу выспрашиваю, где мое жилье… Не все вопросы в этом мире уместны. Я только о жилье, чтобы не ставить в трудное положение ни себя, ни других. Так, чтобы не разобрались, не заподозрили, это важно. Я имею в виду свою память и зрение. Вот если не увижу свет в окне, наступит конец. Но пока я вижу, могу рисовать и писать слова.

…………………………..
Темнеет, в окнах бесшумно и мгновенно возникают огоньки, и вот я в сумерках стою один. Темнота помогает мне, а солнце, особенно на закате, мешает: оконные провалы попеременно, то один, то другой, искрами источают свет, он сыплется бенгальскими огнями, и я ничего не вижу, кроме сияния. Но это быстро проходит, сумеркам спасибо, с ними легче разглядеть, совсем темное окно или в глубине светится, и если светится, то не мое. Есть вещи, которые я знаю точно. Я один, и возвращаюсь к себе – один. Это никогда меня не подводило, никогда. Как может человек быть не один, если рождается один и так же умирает, простая истина, с которой живу. Многие, как услышат, начинают кривляться – «всем известное старье …» Знать и помнить ничего не значит, важно, с чем живешь.
Я знаю, если свет в окне, то не для меня он светит.

…………………………………………
Но в самом начале, сразу после возвращения, я не гляжу на людей, чем меньше на них смотришь, тем лучше, они реже замечают тебя, и не пристанут с вопросами, в которых обычно скрытая угроза – ты чужой. Нет, они знают, что где-то здесь каморку имеешь, но зачем бродишь без цели, которую они могли бы оценить, признать? Люди как звери, если не встречаешься с ними глазами, то спокойней жить. Нельзя смотреть в лицо, тем более, в глаза, то есть, попадать в зрачок, а если попадешь, то они мигом вспомнят о тебе, начнутся расспросы и приставания. Художник старый, что ты делаешь здесь? Уйди на покой!.. Некоторые спрашивают, почему не уезжаешь, ведь ТАМ вас кормят задарма, если свой? А ты там свой, а здесь чужой, мы все другие!
Так что лучше глаза в сторону, чтобы не было приставаний и допросов, отчего скитаешься меж трех домов, занят рассматриванием местного населения. Но встречаются такие, которые не прощают сам вид фигуры, профиль, наклон головы, одежду, и сразу бдительно пристают. Тогда я молчу и улыбаюсь.
Я нигде не свой.
……………………………….
Сначала смотрю на окна. Первое дело – окна, хотя не забываю о траве, кустах, листьях, солнце и ветре, правда, ветер я не вижу, но чувствую и слышу. Ветер главная причина того, что события следуют друг за другом. Они говорят – время, я говорю – ветер. Время я не ощущаю, что о нем говорить. Оно никак себя не проявляет, а искать то, что себя не проявляет, бесполезное занятие. Я вижу знакомое лицо, потом оно становится чуть другим, шире или уже, мне говорят – «время…» и разводят руками в стороны, как в цирке кланяются после трюка – широкая улыбка и ожидание аплодисментов. Они говорят про себя «мы разумные…», надувают щеки, кичатся своим устройством. Вот пусть и ловят время, а по мне, так лучше давить блох в шкуре, как делают звери. И слушать ветер, как умеют слепые, повернув глаза внутрь себя.
Но слепые не видят окон, а окна после возвращения важней всего. Надо узнать окно, иначе не вернешься в дом, и можно попасть во власть людей, которым нужно приколоть тебя в гербарий, с подписью – «Человек, выживший из ума…» Раньше так делали с большой охотой, потом перестали делать, хотя и неохотно… врачей немного поругали… А сейчас снова решили больных лечить, так что снова нужно молчать, и делать вид, что живешь как все…
Я не любитель борьбы за справедливость — в чудеса не верю, не спорщик, мне в жизни нужен минимум – чтобы не били, и забыли… И чтоб с вопросами не приставали, а то ведь придется правду говорить, это мой закон, а нарушать свои законы большой грех, я не привык. И не люблю крикунов, столько раз видел, чем кончают, — в лучшем случае, поспорят, покричат, и по теплым квартирам разойдутся. А в худшем… давно известное предательство умных да разумных, наряженных в мантии и тоги. Или поза побежденного перед торжествующими жлобами, хамами, холопами, жирными попами…
Идите к черту, лучше не знать, не помнить вас, гулять меж трех домов, с трудом добираться до своей норы… но быть свободным, пусть умирающим от старости и бессилия художником.
Да, лишился памяти, ближайшие события не помню, хоть плачь!.. Сначала испугался, а потом с удивлением чувствую, ничего важного не потерял, всё, что люблю, по-прежнему со мной – животные и растения, старые любимые вещи и некоторые люди, и мне есть, о чем с ними говорить. А сегодняшний день – он мне не нужен, мой мир выстроен без него.
Однажды мне пришло в голову, что не я, а мир сходит с ума.
Если мир безумен, что же нам делать?
Одни отвечают — жрать, жрать и жрать. Смотрите, кошка ест, она голодна. Загорается дом. Кошка ест все быстрей, ее тревога усиливает действующее желание, это физиология.
Другие отвечают — если дом горит, надо не жрать, а рисовать, вечные дела нужней всего, они пожар переживут.
Третьи… они доказывают, что если мир безумен, нужно безумней его стать.
Но некоторые ни туда, ни сюда… Кошку не забудьте, говорят — вытащите кошку из огня. Эти симпатичней всех. Но лучше на эту тему помолчать. Декларации и обещания – пустой звук.
Делай, что можешь, и постарайся в общую помойку не попасть.