День: 08.01.2006

……………………………………….
От Пушка нам с Феликсом досталась половина земли, пространство, что южней дома. На балконе коты встречались, ничейная территория. Они здесь дружили, спорить не о чем. В те времена пропитание для боевого кота было простым делом, помойные ящики открытые, пищи вдоволь. Тихая жизнь, полная беспорядка и еды. Что им еда… важно посидеть рядом, посмотреть вокруг. Если соседа уважаешь, можно даже спиной к спине. Посмотрят друг на друга, поворачиваются спинами, оглядывают каждый свою землю. Оглядят в общих чертах – и на серьезный обход.
Летом, тридцать лет тому, как сейчас помню…
Пушок спал в траве за домом, а этот дурак косил траву, поздно заметил кота. Пушок совсем глухой был, не услышал приближения, шороха – и получил косой по шее. К счастью не мучился, сразу умер. Овраг еще не был разделен новой дорогой, я спустился в него и закопал кота. На южной оконечности нашей земли могила Пушка. Там овраг врезается глубоко в землю, наверх круто подниматься, и спускаться опасно. Хорошее одинокое место для белого кота, с тех пор он там лежит. Наверху толстые лиственницы выстроились в ряд, вместо ограды, за ними не наша земля, другие ходят коты и люди, незнакомые. Вот Пушок и сторожит нас, как при жизни сторожил.
Лето было душное, мутное, 72–ой год, в воздухе тяжелый запах гари, кто-то еще, может, помнит пожары эти… Но в овраге всегда было прохладно, и земля рыхлая, копать легко. Я глубоко закопал Пушка, он там спокойно лежит. Потом начались перемены, овраг временно залило водой. Но Пушок глубоко в земле, его не коснулись наши глупости.
Феликс в расцвете жизни был кот, одолел южную мелкоту, после Пушка серьезных соперников там не было, и стал первым на всей нашей земле. Но с тех времен так и осталось – северная земля и южная, а на границе моя квартира и балкон. Мы подружились с Феликсом, такие вещи сразу не получаются – с годами. И он мне доверял, даже брал с собой на обход. Только сзади иди, на расстоянии…

***
Он особой породы был, Феликс, таких я видел только на моей земле. Все коты здесь его потомки, а откуда он сам взялся, не знаю. Может, он всегда здесь жил, или сам по себе возник, как жизнь на земле. Из простых молекул, от тепла, сырости да электрических искр… Если посмотреть со стороны, он не очень был красив – передняя половина туловища и голова совсем черные, гладкая короткая шерсть, а брюхо и задние ноги обросли густой темно-коричневой шубой. Зимой она до снега доставала, и на животе у него постоянно висели сосульки. Идет по снегу кот и звенит… Дома оттаивали звоночки эти, но он в уюте сидеть не любил. Мороз заставлял иногда, но у нас с каждым годом зимы все теплей и теплей. Феликс придет, поест, прыгнет ко мне на колени, поговорим о том, о сём… и он не оглядываясь, уходит. Зато он меня на улице узнавал в любой одежде, тут же прыгает, карабкается, устраивается на плече.
Глаза у него как у Льва Толстого – мрачноватые и умные, пронзительные очень. Все кошки в нашем доме, и в девятом, и восьмом были без ума от него. Когда я приехал, Феликс был уже не первой молодости, а умер он в 90–ом, то есть, по котовским правилам, невероятно долго жил. Многие его дети и внуки пострадали от машин и собак, от человеческих детей, а он был хитрей и умней всех, и ему везло. Для долгой жизни обязательно нужно, чтобы повезло, и у людей так, и у котов, и у всех живых существ, которых я знал.
И он мне всю землю показал, я шел за ним – и смотрел.
Поэтому я все здесь знаю. И вам немного расскажу.

***
Город от вас все удаляется, вы на краю, говорят. Нужно вас с большой жизнью связать… Построили нам дорогу. Видите, на карте, она в одном месте пунктиром. Здесь она через овраг проложена. Засыпали овраг, и все равно дорога проседает, каждый год ремонт. Дорога есть, но для меня она все равно пунктир. С одной стороны овраг, и с другой, он после разрыва… или разлома?.. стремится к реке, доходит до крутого спуска, и открывается. Отсюда к воде не так круто, как в других местах, пологая ложбина, деревья чудно разрослись, непроходимые кусты, в зарослях ручеек, в жаркие дни он высыхает, а весной довольно бурный.
Овраг перегородили, а о воде не подумали. И у нас, на южной стороне, в нем скапливалась вода, особенно весной. И летом, если не очень жарко… истинное болото. Выросли комары, прилетели к нам питаться. Зверям хорошо, шкура толстая и шерсть на пути, до них не добраться голодному комару. А людям что делать, особенно на нижних этажах?..
Потом под дорогой проложили трубу, и путь для воды восстановился. Но я все равно эту дорогу терпеть не мог, и никто не любил. Шум от нее, и страшновато ходить к реке. Так просто не перейдешь, приходится стоять, ждать… С машинами шутки плохи, возьмет да выпрыгнет из-за угла…
И вообще… зачем?.. Нам эта дорога – ни за чем!..
Гена считал, что овраг со временем дорогу пересилит. Провалится вся затея, вернется прежняя жизнь… Но не дождался, терпения не хватило. Решил сам руку приложить, и не совсем удачно получилось. Но это моя теория. Каждая смерть имеет свою теорию, бывает, даже не одну. Но про Гену больше никто теорий не сочинял, его забыли. Все, кроме меня.

…………………………………….
Я приехал сюда тридцать лет тому назад. Мне дали квартиру. Тогда квартиры давали просто так, денег не спрашивали. Утопическое общество? Вы правы, оно страхом и силой держалось. Но мне повезло, когда я вылупился, страх и сила поустали, затишье наступило. А что может быть лучше затишья да медленного загнивания… Вы за быстрое развитие и бурный рост? Спорить не буду, желаю счастья и удачи. Но думаю, мне повезло, тогда квартиры всем давали. Почему мне похуже? Так всегда бывает – одному получше, другим похуже. И я возмущался, а потом понял – не заслужил, за что давать? Никому не нужен, вот и поместили меня ближе всех к земле. Для городского жителя, наверное, наказание.
Прошли годы, и я другую вещь понял – какую прекрасную дали квартиру никчемной личности, неизвестному художнику. Есть такие – «н.х». В музеях иногда под картинками написано. Признаюсь вам, я один из них. Ничего не поделаешь, не выучился. Пишу объявления, вывески… Платят за это, вот и живу. Подневольная работа даром не сходит. Выдастся момент, сядешь – что бы нарисовать… от себя, для души… Под настроение, особенно по ночам бывает. Зимой. Летом отвлекаешься, за окном шорохи и шепот, травы да листы. Звериные шаги… А зимой безнадежный мрак и ветра свист… Скажешь себе – вот!.. настало время, давай, скажи свое слово, пусть негромкое. Простое. И все одно и то же в голову лезет – бутылка, тыква, яблоко да виноград. Иногда морковь, цвет у нее теплый, добрый…
Ничего высокого, красивого в голове не осталось.
Что это я, все о себе да о себе… Обычно молчу, а теперь и вовсе поговорить не с кем. Генка был, не стало его. Вот и разговорился… Кто я? Временами не знаю даже, не могу объяснить. Теряется облик, зыбится… И зеркало не друг мне больше, смотрю в него, и не верю – что оно знает, простое стекло!.. Когда долго живешь недалеко от земли, все одинаково важно становится, все живое… каждый интересен. И со временем растворяешься в окружающей жизни, ищешь себя, и не найти. Кроме оболочки телесной, куда она денется… Может, я человек, может, кот… или дятел… или шиповника куст, его недавно подрубили, а он живой. Или, может, я и есть окно, глядящее на землю, что вокруг…
Неважно, главное, здесь мои друзья.
Иногда они уходят, или вдруг погибать начинают, засыхать… Я думаю, от тоски, или от страха. Тревожусь обо всех, особенно об уходящих, как они там?.. Иногда возвращаются, оживают, или новые приходят на их место, и я рад каждому, кого здесь встречаю, будь то зверь, или трава, цветок… или человек, если с добром пришел…
Но самые дорогие мне звери и люди не возвращаются.
А я всегда здесь, мне некуда идти… и незачем, понимаете?
Это моя земля. Мой дом. Последний…

***
Въехал сюда, и сразу на балкон. Даже не балкон, а лоджия, сверху потолок, сбоку стены, красный кирпич, на закате светятся, излучают тепло, и я жалею, что не пейзажист. Здесь как на корабле, палуба… или полоска суши у воды. Еще вроде бы квартира, но духом балкон относится к земле, открыт ветрам. Выше меня и рядом, на первом этаже, – застеклили, отгородились, а у меня денег не было. Вот и остался, не отделенный от неба и ветра. Зимой прохладно, зато живу на краю. В этом особая стихия, не сразу понимаешь… Потом никогда не жалел.
Вышел и увидел – пусто, полоска цемента, это пол, передо мной прутья редкие… А справа и слева, в концах, северном и южном, где стены, красный кирпич… Сидят два больших кота. Черный и белый. Черный на северном конце, белый – на южном. Сидят и молчат, смотрят друг на друга. Меня, можно сказать, и не заметили. Ну, пришел… мало ли кто сюда придет…
Я постоял, и вернулся в комнату. Коты посидели еще немного и пошли в разные стороны, черный – на север, белый на юг. Проскользнули через решетку, спрыгнули на землю, всего-то полметра, и ушли.
Потом я узнал их и подружился, особенно с черным, его звали Феликс. А белый – Пушок, он уже старый был, и через год умер, летом. Я сразу расскажу о нем. Нужно спешить, со временем самый близкий образ рассеивается, меркнет. Даже свет, который спешит к нам от звезд, и тот может опоздать. Прилетел, а здесь уже никого… Что делать ему, это большое горе – опоздать, когда спешишь на помощь.
Пусть он тогда осветит мой дом, лужайку перед ним, овраг, поляны изувеченные… и холм, где мои друзья лежат, и реку, великую, молчаливую, которая уносит воду, а сама всегда с нами остается.
Если я завидую кому, то реке. Она уносит воду, приносит новую, но всегда на своем месте лежит.
…………………………………………

……………………………….
В 1985 году у меня была выставка на ул бывш Каляевской в доме Лены Калмыковой. И там была серия (штук 40) вот таких миниатюрок размером с почтовую открытку, маслом на бумаге.