ЕЩЕ ОДНА МОНОТИПИЯ (надеюсь, последняя)


………………………………………..
Почему, надеюсь? Потому что эти штуки на бумаге практически неисправимы, а исправлять их в Фотошопе — только портить, у них особая фактура. Можно, конечно, и ее подделать, но желания никакого, зачем? Чтобы исправить неправильность рисунка? Сделать такое вот идеальное сочетание Случая с правильным изображением? В сущности, это и против Случая, который никогда на идеальности не настаивает, и против изображения — хочешь правильное, бери перо и рисуй все сам, и не надейся на случай…
Но эта игра затягивает, и постоянно возвращаешься к ней, поскольку здесь уже не ходишь по грани «подстерегания случайности», как это в спонтанной живописи часто бывает, а явно заглядываешь за грань. Наверное, иногда это делать полезно… а, может, просто хочется.

НОЧНОЕ ОКНО (дом 20в)


/////////////////////////////////
Об этом доме позже я написал повесть «ЛЧК». Но этом потом. Пока что я только начал рисовать, и ничего не писал. 1977г. Несколько лет до этого я потерял память. Я еще пытался заниматься наукой. Мне захотелось получить нормальное, (а не нахватанное, как было) физическое образование. До этого было два года физфака Тартуского университета, добровольно сдавал экзамены, студент медфакультета. Про энтропию я знал лучше всех. Еща та история, но в другой раз.
В 77-ом наука уже претила мне, но я относил это на свой счет, как всегда. Моя вина. И решил получить в МГУ второй диплом, чтобы ударить с новых высот. Вернее, третий, я уж был кандидатом наук. Там был факультет для таких старичков. И меня срезали. Хотя я был неплохо подготовлен. Я никогда не верил, что меня могут срезать, и что вообще так бывает. Я до этого стены прошибал упрямой башкой. А тут подкатился ко мне какой-то кривенький, сунул листок с пятью задачами. И смотрит. Я начал… Он подождал полминуты, и говорит — нет, этого Вы не знаете, давайте вторую… Он не давал мне и двух минут на размышление. Через пять минут я вылетел, ошеломленный. Потом я давал решать эти задачки нашим физикам. Имеющие физтеховскую подготовку люди решали их кто за пять, кто за семь минут каждую. Не трудно, но за минуту?.. И поступающему?.. Все равно я не верил, что меня срезали. Я знал, что на физфаке МГУ евреев не любят, и что люди из Подмосковья их не совсем устривали тоже. Но я считал, что сам виноват, должен был решать быстрей. Мог или не мог — это уже не интересно.
Приехал домой, и потерял память. Обнаружил это на следующий день — пришел в Институт, и не знаю, что делать. На завтра — знаю, что через неделю нужно — пожалуйста, а конкретные действия от 9 до обеда — ни-че-го. Конечно, я всегда был дико переутомлен, но память у меня была такая, что я ни одно лицо, ни одну фамилию, ни один стих, который когда-либо прочитал, не забывал никогда. А теперь — все помню, но не знаю, куда сейчас идти… Я был в ужасе, что делать дальше? Болезнь или истерическая реакция, до сих пор не знаю. Сказался больным, ушел, начал думать. И начал по-новому жить: вечером писал длинные списки действий на завтра с точностью в 15 минут. И так работал, умения я сохранил.
Так продолжалось несколько лет, и никто не знал, что у меня нет этой — краткосрочной оперативной памяти.
А потом я начал рисовать. Случайно. Я уже писал об этом.
Через полгода моя память полностью восстановилась.
………….
Когда-то, еще давней, мы ездили студентами из Тарту в Таллинн, домой на каникулы. Поезд тянулся всю ночь. Мы не спали, подряд читали стихи. Один человек, которого я забыл, потому что теперь снова забываю… тех, кого не любил и не люблю… Нет, вспомнил, его звали Гурвич, и он потом подло поступил, подвел нас всех под парторга Мечетина. А мой друг Федосик Витя, он добрый был — простил Илью Гурвича, а я не простил, и до конца дней не прощу. Память восстановилась, и даже более того. Хорошо, когда помнишь хорошее, плохо, когда загромождаешь себе мозги плохим. Мечетин, где ты? Давно гниешь на тартуском клабище? Как в повелительном от «гнить» — черт, не знаю, как, но он и без меня обойдется.
Вот какие странные ассоциации возникли у меня от этой ночной картинки, времени, когда я уже был счастлив, потому что ушел от них всех — от принуждения, нелюбви, ненужных связей, натужной логики, которая мне трудно давалась: я никогда в сущности не верил, что «связь идей та же, что связь вещей»… как утверждал один еврей, который все-таки больше, чем свою философию, любил шлифовать стеклышки.