Месяц: Сентябрь 2004

…………………………
Вспомнил, где эта картинка висит!
Ну, пусть висит…

…………………………………

…………………………………….
Есть такая картинка, в цвете, полметра примерно в ширину. Грубая мешковина на оргалите. Писать приятно, а сканировать не очень, поверхность сильно бликует. Пришлось убрать цвет, подработать Фотошопом. В общем, есть такая работа, и все, что можно сказать. Простые предметы на морском берегу.

………………
***
На седьмом десятке
Жизнь как на запятках
По лихим откосам
На кривых колесах
Оглянуться трудно
Впереди не видно
Кончилась бы тряска
Не больно, не обидно
И карета не моя
И не понял ничего…

…………………………
Оргалит, масло, конец 70-х годов. Я лепил скульптурки из пластилина и глины, рисовал их с разных сторон, часто вставлял в натюрморты. Здесь такая фигурка с отражением в зеркале плюс минимальные фрукты плюс ночной вид за окном. Поверхность сильно отсвечивает, отсюда качество репродукции.
Те, кто видел немецких экспрессионистов особо не заэпатируются. А голова мне здесь была ни к чему, я ее оторвал.
Потом увлечение Киршнером, Хеккелем да Мюллером прошло бесследно, но в руке что-то осталось, наверное.

……………………………………..
Это живопись по эмали, что крайне неудобно — долго сохнет, но вот нашелся такой кусок оргалита, покрытый кем-то эмалевой краской, не пропадать же, и я использовал его. В конце концов высохла картинка, и жива много лет.

Ученые потребуют отставки министра образования и науки.

Полит.ру
28 сентября 2004 12:10

29 сентября в подмосковном Пущино состоится чрезвычайное собрание представителей научных коллективов России, посвященное реформе российской науки. Напомним, что Министерство образования и науки подготовило и одобрило на своей коллегии бизнес-план разгосударствления и приватизации отечественной фундаментальной науки, согласно которому к 2008 году из 2338 государственных научных организаций должно остаться 100-200 институтов, сообщает КоммерсантЪ.

На повестке собрания стоят следующие вопросы: «О программе уничтожения российской науки, подготовленной Министерством образования и науки РФ» и «Принятие плана действий научного сообщества России».

Помимо этого составлен проект обращения к Президенту РФ, в котором научная общественность требует отставки Министра образования и науки Андрея Фурсенко.

Подметил, когда пишешь что-то свое, ну, не сюда в ЖЖ, то в ЖЖ тянет записать что-то неопределенное, за что заранее прошу извинения, а разрабатывать мысли у меня терпения нет, скучным кажется, я не философ, и довольно банально выражаюсь.
Есть два величайших достижения после знаменитого определения жизни «как способа существования белковых тел» — в сущности пустого, ну, способ, и что? Есть и мертвые способы, их тыщи, а вот живой особый, и все, и ничего не сказано по сути.
Первое, то, что сказала генетика: жизньЗАКРЫТАЯ система, то, что записано с рождения может реализоваться или нет, но ничего нового там по хорошему не возникнет, в этой записи.
Второе великое открытие — жизнь ОТКРЫТАЯ система с протоком и вещества и энергии и информации, мы пропускаем, преобразуем и выплевываем в окружающую среду, обычная термодинамика не работает, тут Пригожин наш лауреат,
и вообще… Хотя многое, что мы считаем мертвым, открытые системы, но такого обмена всего-всего, особенно информации в закрытом мире не найдешь. Но вот компьютеры появились… Не-е, куда им, ни гибкости такой, только тупая скорость перебора.
Был у меня приятель, старше меня лет на двадцать, он много сидел в сталинские времена. Когда входил в столовую, то обязательно выбирал столик в углу. А я мог сидеть в середине зала, он это понять не мог. Он не хотел быть открытой системой. (разрыв, неохота дальше) А теперь, я чувствую, пошла вообще отмашка: мир не только хочет быть открытым, но и напротив — начал понимать идиотизм этой открытости, люди хотят — многие — обратно, в свою закрытость, от информации, от атак и наглости всякой, от всучивания, напора и промывки мозгов. Назад к закрытости. Моя крепость, и идите вы… И не просто усталость или лень — физико-химия ставит границы, открыт-открыт, а потом и закрыт! и нечего жаловаться на самоубийства, дайте людям уйти в себя. Вот такое смутное движение, иногда это бунт, иногда тоска…

У меня в туалете поселился паук. Не какой-нибудь черный каракурт, и не светлый с длинными ногами, луговой, а обычный, домашний, небольшой такой, крепенький, серого цвета. Я его назвал Сергей, потому что серый, и мы теперь с ним дружим. Я вхожу — ну, как, Сергей? — он молчит, но вижу, что меня заметил. Он угол один загородил паутиной и ждет. Но ждать-то нечего, он здесь новичок и не знает, что мух у меня нет. Сидел несколько дней и исчез. Я думал — отчаялся, ушел к соседям, а он, оказывается, сплел вторую паутину, в другом углу, и снова сидит, ждет. Мне жаль его стало, ну, что за жизнь — паука даже накормить не могу. И вспомнил про тараканов. Правда, они у меня тоже не живут, потому что нет еды. Я дома не держу, поел в городе и хватит. Нечего грязь и сырость разводить. Поспал, ушел — вот и весь дом. А теперь с этим зверем возись. Но жаль его, ничего не поделаешь, сидит себе и сидит. И вот я вспомнил про тараканов. Они у меня не живут, но по ночам пить ходят. У меня кран сломан, второй год вода течет. И они по ночам целыми семьями приходят на водопой. Я часто их вижу, потому что плохо сплю. Проснусь и лежу, смотрю в потолок. Когда-то я жил не один. Здесь даже весело было. Но это давно было… а теперь вот новая проблема навалилась — как паука прокормить. Иду в ванну тайком — и вижу — тараканчики резвятся. Беру одного, осторожно, чтобы не придавить, ведь нужен-то живой — и несу в туалет. И бросаю с размаху в паутину. Первый раз не рассчитал — таракан как утюг головой паутину прорвал, слабую паучью холстинку разметал — прыг на пол и бежать. Я не стал его догонять — имеет право на счастье, иду снова, наученный опытом, ловить новую еду. Тараканы тем временем, то ли предупрежденные тем, счастливчиком, то ли еще как, но осознали опасность — заметались. Но все-таки догнал, схватил — и несу… выбрал поменьше, послабей… Несу и думаю. Что я здесь делаю но ночам, чем занимаюсь… Ты интеллигентный человек? Если интеллигентный, то объясни, пожалуйста, почему ты паука жалеешь, а тараканов — нет?..
Стою в передней в темноте, по голым ногам холодный ветер дует — и думаю. Почему так жизнь повернулась? Тараканом быть не хотел, а для паука навыков не хватило?.. Ничего, теперь у меня есть свой паук. Тараканов не жаль, их много, а Сергей один. Пусть он хищник, но вызывает симпатию. Он один, и я — один. Он сам по себе живет. Может ему тоже скучно… или тоскливо по ночам… или по дням, кто его знает… Несу таракана и потихоньку опускаю в сети.
Удачно! Паук встрепенулся, мигом очутился рядом с таракашкой и очень изящно, одной мохнатой лапкой его обвязал, чтобы не вывалился на пол… знаете, таким движением — «давай, тебя перевяжу…», как артист Филиппов в старом-престаром фильме — «…летят по небу бомбовозы, а я израненный лежу, ко мне подходит санитарка, звать Тамарка, давай, тебя перевяжу…» — и делает вот точно такой небрежный и изящный жест… Ну, думаю, имя твое Сергей, а фамилия теперь будет Филиппов. Сергей Филиппов — совсем неплохо.
Тем временем Филиппов таракана обвязал и отправился в угол. Не хочет при мне есть, тонкая натура. Он прав, ничего красивого в этом нет, особенно, если зубы износились. Но в столовой люди друг на друга не смотрят, почти как в общественной уборной. Я-то привык, но Сергея понять могу. Говорят, живут целые народы, которые стесняются есть на людях, религия не позволяет, не знаю… Я ушел, а утром смотрю — в сетях болтается еле заметная тараканья тень. И Сережа снова сидит в углу, ждет…
Теперь я каждый день, как приду домой, сразу в туалет — «привет, Филиппов!». Он на месте, сам, конечно, ничего не поймал, но это не беда. Подождем до ночи, тараканы пойдут на водопой, и все будет, Сергей, все будет… Скоро пенсия, и мы с Сергеем дома такую еду разведем — пальчики оближешь. Будут к нам мухи прилетать — и оставаться. Что такое тараканы…- очень жесткая еда, а муха… о-о-о, муха… Ничего, Сергей, все впереди!..
…………………..
Перевод на английский Уны Довлет (Австралия)
………………..
Keep your chin up, Gray!

A spider has settled down in my lavatory. It’s neither a black widow nor a meadow spider, which is pale and long-legged. It is an ordinary grey domestic spider, small and robust. I call him Gray because he is grey and now we are on friendly terms with each other. I am coming in — How are you, Gray? – he’s silent but I see he has noticed me. He has blocked up one of the corners with a cobweb and is waiting now. But there is nothing to wait for, he is a stranger here and doesn’t know that there are no flies at my place. He has spent a few days there and then disappeared. I thought he had given way to despair and gone to my neighbours but he proved to have made another web in another corner and is sitting there in wait again. I feel sorry for him. What a life I am having! I can’t even feed a spider. I has remembered cockroaches. Honestly speaking they don’t live at my place either, they can’t find anything to eat there. I don’t keep food at home, I have a snack down town and that’s enough. There is no reason to cultivate filth and moisture. The house is for sleeping, that is my idea of home, then you go out and that’s all. And now I have to muck about with this creature. I feel pity for him but nothing doing, he keeps sitting. I has recollected cockroaches again. Even though they don’t live at my place, at night you can find them drinking water from the tap. You see, the tap is broken, the water has been dripping for two years now. And at nights they come to the watering place with their whole families. I often see them because I am a bad sleeper. When awaken I lie and gaze at the ceiling. Long ago I didn’t live alone. We even had lots of fun here. But that was years ago… and now a new problem is burdening me — how to feed my spider. I go to the bathroom on the sly and see cockroaches having a good time. I take one carefully so as not to hurt it (spiders prefer them alive), carry it to the lavatory and smash it into the web. I don’t succeed at the first try. I haven’t calculated correctly and the cockroach like an iron brakes through the net, jumps down on the floor and runs away. I don’t run after to let him have a little luck. Having grown wiser with the experience I go on hunting for cockroaches. Meantime, as if they had been warned by the first lucky stiff or in some other way, they realize a danger and begin to rush about. But I has managed to run one down and catch it. I have chosen a smaller and weaker one and now I am carrying it. I carry it wondering: What am I doing here. What do I do here at nights?.. Am I an intellectual? If I am, then tell me, please, why I pity the spider and don’t pity cockroaches.
I’m in the hall, a cold wind is blowing along the floor and I feel it with my bare feet. Why has the life had this turn? I didn’t want to be a cockroach but for a spider I lacked certain skills…No matter, now I have my own spider. I don’t pity cockroaches because there are lots of them but Gray is special, there is no one like him. Though he is a predator I sympathise with him. We both are all alone. He lives by himself. Perhaps, he feels bored…or lonely at nights… or in the daytime, who knows… I’m carrying a cockroach to drop it carefully into the spider’s web.
This time I am lucky, the spider has started; in no time he finds himself close to the cockroach and very gracefully ties it up not to let it tumble down onto the floor… He does it with the same gesture both careless and elegant as the actor Philipoff did it in a very old film. Well, I think the name for you is Gray and now your last name will be Philipoff. Gray Philipoff. Not too bad!
Meanwhile Philipoff has tied the cockroach and headed for the corner. He doesn’t want to eat it in my presence. A sophisticated creature he is. And he is right, there is nothing pleasant in eating in public especially if your teeth are worn out. People don’t look at each other in a canteen or in a washroom, I am already used to it but I can understand Gray. They say that there are a great number of nations feeling very shy to have their meals in public, their religion doesn’t permit it, but I don’t know as to it… I go out… and in the morning I can only notice a hardly visible shadow of the cockroach in the net. And Gray is sitting in the corner waiting again.
Now, every day, on coming home, I go immediately to the lavatory: «Hi, Philipoff!»- He is in his place, naturally not having caught anything by himself but it doesn’t matter. We’ll wait till night, cockroaches will go to the watering place, and we’ll have everything, Gray, everything.
Soon I will be retired and we are going to cook such food that it will make your mouth water. We’ll have flies coming and staying. What are cockroaches… very rough food, but flies…oh, flies… Keep your chin up, Gray, it is not the half of the story.

…………………………………….
Романтическая встреча Адама и Евы, сейчас она предложит ему яблочко…
Наверное, композиция меня мучила… Прошу не считать порнографией, это всё Рубенс виноват! 🙂

……………………………………
Такие вещи в принципе лучше не показывать, скажут, издеваешься над великими художниками. На самом же деле, ничего подобного, просто ради того, чтобы понять, как вещь устроена, приходится ее разбирать на части. Картинка, которая меня интересовала — Рембрандтовское «Снятие с креста», она нравится мне своей подчеркнутой композиционной простотой. Ну, а заодно я поиграл с пятнами, с контурами фигур… 🙂

……………………………
Старик Аркадий.
…………
………….
Вечером у Аркадия на кухне уютно и тепло. Старик раздобыл курицу, расчленил ее как самый педантичный убийца, чуть обжарил на сковородке и теперь тушит в большом чану с ведром картошки.
— Три этажа прошел, а науку не встретил, — жалуется Марк.
— Знаю, — отвечает Аркадий, — но вы не спешите. Наука как бы религия, а Институт ее церковь: головой в небе, фундаментом в землю врыт.
— Наука не религия, — обижается юноша, — в ней нет бессмысленной веры.
— Шучу, шучу, — смеется Аркадий, — у нас не вера, а уверенность, то есть, не слепое чувство, а возникшее под давлением фактов убеждение, что познанию нет предела. Вот, к примеру, выйди на улицу, кругом небоскребы, так и прут из земли — сила! И почему, скажите, рядом с последним не будет выстроен еще, кто может помешать? Нет основания сомневаться.
— А вдруг обрыв? — для собственного спокойствия спрашивает Марк, не верящий в обрыв.
— Ну-у, вы слишком уж буквально восприняли. Не может быть никаких обрывов, наука духовный город, а царству разума нет предела… Неделя нам обеспечена. За вами хлеб и деликатесы. Неплохо бы кусочек колбаски, маслица…
— Зачем нам масло, лучше маргарин, растительный продукт.
— И то верно, — соглашается физик с химиком, — мне масло вредно — сосуды, а у вас идеальное сгорание, зачем подливать в такой костер.
Следы курицы окончательно исчезли в общей массе. Картошка?.. Аркадий ткнул огромной двузубой вилкой — готова. Сели есть.
…………………..

День позади. Волнения по поводу картошки, будоражащие мысли, неудача в борьбе за истину доконали Аркадия, он решил этой ночью отдохнуть. Взял книгу, которую читал всю жизнь — «Портрет Дориана Грея», раскрыл на случайном месте и погрузился. Чем она привлекала его, может, красотой и точностью языка? или остроумием афоризмов? Нет, художественная сторона его не задевала: он настолько остро впивался в смысл, что все остальное просто не могло быть замечено. Там же, где смысл казался ему туманным, он подозревал наркоманию — усыпление разума. С другими книгами было проще — он читал и откладывал, получив ясное представление о том, что в них хорошо, что плохо, и почему привлекательным кажется главный герой. Здесь же, как он ни старался, не мог понять, чем эта болтовня, пустая, поверхностная, завораживает его?.. Если же он не понимал, то бился до конца.
Аркадий прочитал страничку и заснул — сидя, скривив шею, и спал так до трех, потом, проклиная все на свете, согнутый, с застывшим телом и ледяными ногами, перебрался на топчан, стянул с себя часть одежды и замер под пледом.
…………………….

Марк этой ночью видит сон. Подходит к дому, его встречает мать, обнимает… он чувствует ее легкость, сухость, одни кости от нее остались… Они начинают оживленно, как всегда, о политике, о Сталине… «Если б отец знал!..» Перешли на жизнь, и тут же спор: не добиваешься, постоянно в себе… Он чувствует вялость, пытается шутить, она подступает — «взгляни на жизнь, тебя сомнут и не оглянутся, как нас в свое время!..» Он не хочет слышать, так много интересного впереди — идеи, книги, как-нибудь проживу… Она машет рукой — вылитый отец, тоже «как-нибудь»! Негодный вышел сын, мало напора, силы… Он молчит, думает — я еще докажу…
Просыпается, кругом тихо, он в незнакомом доме — большая комната, паркетная пустыня, лунный свет. Почему-то кажется ему — за дверью стоят. Крадется в ледяную переднюю, ветер свищет в щелях, снег на полу. Наклоняется, и видит: в замочной скважине глаз! Так и есть — выследили. Он бесшумно к окну — и там стоят. Сквозит целеустремленность в лицах, утонувших в воротниках, неизбежность в острых колючих носах, бескровных узких губах… Пришли за евреями! Откуда узнали? Дурак, паспорт в кадрах показал? Натягивает брюки, хватает чемоданчик, с которым приехал… что еще? Лист, лист забыл! Он же без меня погибнет! Поднимает кленовый лист, прячет на груди, тот ломкий, колючий, но сразу понял, не сопротивляется. Теперь к балкону, и всеми силами — вверх! Характерное чувство под ложечкой показало ему, что полетит…
И вдруг на самом краю ужаснулся — как же Аркадий? А разве он еврей… Не знаю. Но ведь Львович! У Пушкина дядя Львович. Спуститься? Глаз не пропустит. К тому же напрасно — старик проснется, как всегда насмешлив, скажет — «зачем мне это, я другой. Сам беги, а я не такой, я им свой». Не скажет, быть не может… Он почувствовал, что совсем один.
Сердце отчаянно прозвонило в колокол — и разбудило.
……………………….

Аркадию под утро тоже кое-что приснилось. Едет он в особом вагоне, плацкартном, немецком, что появились недавно и удивляют удобствами — салфетки, у каждого свой свет… Но он знает, что кругом те самые… ну, осужденные, и едем по маршруту, только видимость соблюдаем. С удобствами, но туда же. На третьей, багажной полке шпана, веселится уголовный элемент. Рядом с Аркадием женщина, такая милая, он смотрит — похожа на ту, одну… Они о чем-то начинают разговор, как будто вспоминают друг друга по мелочам, жестам… Он боится, что за новым словом обнаружится ошибка, окажется не она, и внутренним движением подсказывает ей, что говорить. Нет, не подсказывает, а как бы заранее знает, что она должна сказать. Она улыбается, говорит все, что он хочет слышать… Он и доволен, и несчастлив — подозревает, что подстроено им самим — все ее слова!.. И все же радость пересиливает: каждый ответ так его волнует, что он забывает сомнения, и знать не хочет, откуда что берется, и кто в конце той нити…
— Арик!
Этого он не мог предвидеть — забыл, как она его называла, и только теперь вспомнил. У него больше нет сомнений — она! Он ее снова нашел, и теперь уж навсегда.
Ее зовут с третьей полки обычным их языком. Он вскакивает, готов бороться, он крепок был и мог бы продержаться против нескольких. Ну, минуту, что дальше?.. Выхода нет, сейчас посыплются сверху… мат, сверкание заточек…
Нет, сверху спустилась на веревочке колбаса, кусок московской, копченой, твердой, черт его знает, сколько лет не видел. И вот она… медленно отворачивается от него… замедленная съемка… рука протягивается к колбасе… Ее за руку хвать и моментально подняли, там оживление, возня, никакого протеста, негодующих воплей, даже возгласа…
Он хватает пиджачок и вон из вагона. Ему никто ничего — пожалуйста! Выходит в тамбур, колеса гремят, земля несется, черная, уходит из-под ног, убегает, улетает…
Он проснулся — сердцебиение, оттого так бежала, выскальзывала из-под ног земля. Привычным движением нашарил пузырек. покапал в остатки чая — по звуку, так было тихо, что все капли сосчитал, выпил залпом и теперь почувствовал, что мокрый весь. Вытянулся и лежал — не думал.
…………………………………

……………………………….

………………………………
Примерно такая же картина, что неудивительно. Только на этот раз не фотографии, а фрагменты портретов.

…………………………………………
Бумага, коричневый акварельный карандаш, размывка. На переднем плане небольшие вещи, сзади — небольшая картинка с женской фигурой у окна.

……………………………
Только что видел как упал и не поднялся последний, мне кажется, великий боксер Рой Джонс младший. Он и еще несколько человек держали знамя этого жестокого спорта — как игры, соревнования не просто грубой силы, а мастерства и быстроты. Нужно ли вот так уходить, на склоне, сильно побитым, или лучше вовремя остановиться, отказаться, отвернуться, забыть, начать новое? Красиво и умно — уйти непобежденным. Некрасиво, неумно, неразумно — биться до конца, головой об стенку, до полного истощения, насмешек, сарказма, злорадства зевак… Наверное, касается всех сфер человеческой деятельности. Уважаю, ценю первых, а люблю, переживаю — за вторых. Наверное, генетика: не люблю умных-разумных. Опять же воспитание — «безумству храбрых…» Пусть, пусть.

………………………………………..
Такие штуки меня всегда интересовали, и как художника, и вообще: что со временем делается с лицом, с глазами. Не просто возрастные изменения, а то, о чем говорил Моэм — «человек в сорок отвечает за свое лицо сам». Остается со своим лицом наедине 🙂
Это три возраста одних глаз, шкала времени сверху вниз.

……………………………
Конец 70-х, начало 80-х годов.
Значение изображения объяснить не могу, тогда мне интересны были подвалы, жизнь заброшенная, забытая, отдельная, сосредоточенная на себе. Наверное, атмосфера ожидания, напряжения, тревоги. Каких-то споров, серьезных разговоров, о судьбе, о жизни, о смысле, о назначении.
Потом отошло, а теперь мне жаль, что отошло, потому что было, может, и неуклюже, но серьезно, и многое, видно уже, повторится. Только теперь больше и понимания, и горького цинизма, а с другой стороны — «чего изволите» — не так судорожно, со страхом, как было, а с милыми ужимками — сделаем вам красиво, весело, больше позитива, и о том, какие смешные истории по-прежнему случаются.

……………………………………..
Давнишний набросочек , начало 90-х, думаю. Бумага, перо, чернила, местами легкая размывка.

Фрагмент из романа «ВИС ВИТАЛИС»

ЗАТМЕНИЕ
Именно в тот самый день… Это потом мы говорим «именно», а тогда был обычный день — до пяти, а дальше затмение. На солнце, якобы, ляжет тень луны, такая плотная, что ни единого лучика не пропустит. «Вранье,» — говорила женщина, продавшая Аркадию картошку. Она уже не верила в крокодила, который «солнце проглотил», но поверить в тень тоже не могла. Да и как тогда объяснишь ветерок смятения и ужаса, который проносится над затихшим пейзажем, и пойми, попробуй, почему звери, знающие ночь, не находят себе места, деревья недовольно трясут лохматыми головами, вода в реке грозит выплеснуться на берег… я уж не говорю о морях и океанах, которые слишком далеко от нас.
Наступило пять часов. У Аркадия не просто стеклышко, а телескоп с дымчатым фильтром. Они устроились у окна, навели трубу на бешеное пламя, ограниченное сферой, тоже колдовство, шутил Аркадий, не понимающий квантовых основ. Мысли лезли в голову Марку дурные, беспорядочные, он был возбужден, чего-то ждал, с ним давно такого не было.
Началось. Тень в точный час и миг оказалась на месте, пошла наползать, стало страшно: вроде бы маленькое пятнышко надвигается на небольшой кружок, но чувствуется — они велики, а мы, хотя можем пальцем прикрыть, чтобы не видеть — малы, малы…
Как солнце ни лохматилось, ни упиралось — вставало на дыбы, извергало пламя — суровая тень побеждала. Сначала чуть потускнело в воздухе, поскучнело; первым потерпел поражение цвет, света еще хватало… Неестественно быстро сгустились сумерки… Но и это еще что… Подумаешь, невидаль… Когда же остался узкий серпик, подобие молодой луны, но бесконечно старый и усталый, то возникло недоумение — разве такое возможно? Что за, скажите на милость, игра? Мы не игрушки, чтобы с нами так шутить — включим, выключим… Такие события нас не устраивают, мы света хотим!..
Наконец, слабый лучик исчез, на месте огня засветился едва заметный обруч, вот и он погас, земля в замешательстве остановилась.
— Смотрите, — Аркадий снова прильнул к трубе, предложив Марку боковую трубку. Тот ощупью нашел ее, глянул — на месте солнца что-то было, дыра или выпуклость на ровной тверди.
— Сколько еще? — хрипло спросил Марк.
— Минута.
Вдруг не появится… Его охватил темный ужас, в начальный момент деланный, а дальше вышел из повиновения, затопил берега. Знание, что солнце появится, жило в нем само по себе, и страх — сам по себе, разрастался как вампир в темном подъезде.
«Я знаю, — он думал, — это луна. Всего лишь тень, бесплотное подобие. Однако поражает театральность зрелища, как будто спектакль… или показательная казнь, для устрашения?.. Знание не помогает — я боюсь. Что-то вне меня оказалось огромно, ужасно, поражает решительностью действий, неуклонностью… как бы ни хотел, отменить не могу, как, к примеру, могу признать недействительным сон — и забыть его, оставшись в дневной жизни. Теперь меня вытесняют из этой, дневной, говорят, вы не главный здесь, хотим — и лишим вас света…
Тут с неожиданной стороны вспыхнул лучик, первая надежда, что все только шутка или репетиция сил. Дальше было спокойно и не интересно. Аркадий доглядел, а Марк уже сидел в углу и молчал. Он думал.

***
Вдруг стало больно за траву,
Которую косили
Как будто ярым острием
Ладонь пробили.

И кожи хруст, и тут же боль
Тоскливая и долгая…
Траву косили за прудом
И мимо шел я.

Скосивши луг, вложили сталь
В чехол тугой
И недоступную мне боль
Узнал другой.

Он чутким сердцем услыхал
Стон старой кожи
И тайный ужас лезвия
Постиг, быть может

Жизнь натыкается на боль,
Прося защиты.
В сад безмятежности пути
Давно забыты

И боль, и страх наш сад и дом
И слюбится, и стерпится.
А кровь тяжелая с песком
О чем-то шепчется.

…………………….
Очень старый рисунок, 80-ые годы.
Не для выставки, интересен мне как этап.

……………………………………..
Ватман, масло, около метра, сканировал по частям, сшивал без устали.

………………………….
🙂
Бумага, восковые мелки.

…………………………………………
Как ни смотри, а главный герой здесь — цветок 🙂
(вернее — горшок с растением)

…………………………………….
Это монохромная монотипия, коричневая краска, отпечаток второй. На бумаге, естественно.
На стекле выглядело вообще никак, на бумаге первый отпечаток просто грязь, а второй все-таки получился. Вообще это техника для тех, у кого неудовлетворенная страсть к офорту, технике фундаментальной, требующей серьезного оборудования. Выцарапывать свой рисунок на медной пластине, стремление к вечности 🙂

………………………………….
Какой-то пейзаж в фигурами только наметился, и почему-то бросил. Масло на бумаге. Все-таки, для меня Сезанн много значил.

……………………………………..
Не знаю, что это, может, тайное общество по свержению законной власти, может бомжи подвальные, может, художники… И место непонятное, вроде на воздухе, с другой стороны шторы какие-то… Помню только, что меня это не занимало, что, где, а только свет, тьма, тени, шорох, шопот… 🙂
Бумага, пастель, год примерно 1984-1985

………………………………
Монотипия. Отпечаток на бумаге с изображения на стекле, сделанного масляными красками. Чрезвычайно интересная, но трудно предсказуемая техника. Отпечатков бывает один или несколько, все разные. Иногда последние отпечатки интересней первого, с непредсказуемыми эффектами. Предпочитают обычно абстрактные картины, они бывают сказочно красивы.

……………………………
Продали случайно, а я просил не продавать, только выставить!
Уплыли бабы в Америку. Цвет на картинке приличней, а бабы такие.

………………………

………………………………
Оргалит, пастель (сильно закрепленная)
Множество предметов — луковица проросшая, коробочка от витамина С, бокал и так далее.
Для меня важна здесь работа с источниками света, неинтересная для зрителя.
И здесь я дошел до предела своего терпения. Небольшие рисунки и картинки хорошо сканировать не с фотографий, а непосредственно положив на сканер. НО если побольше вещь, то приходится обрабатывать частями и «сшивать» в Фотошопе. Сшивка возможна с большой точностью, до пикселя, но требует терпения. Здесь сшивка из восьми частей, есть неточности потому что надоело.

////////////////////////////////////
Грубый холст, наклеенный на линолеум. Примерно 1980г
Эту картинку невозможно не поместить, она вернулась ко мне после долгих странствий, я и забыл о ней…

ВОТ ПО ЭТИМ ССЫЛОЧКАМ СТАРЕНЬКОЕ:
http://www.livejournal.com/users/danmarkovich/2003/07/20/
http://www.livejournal.com/users/danmarkovich/2003/07/15/
http://www.livejournal.com/users/danmarkovich/2003/07/16/
http://www.livejournal.com/users/danmarkovich/2003/07/17/
http://www.livejournal.com/users/danmarkovich/2003/07/18/

………………………………….
Довольно эскизная и раздрызганная вещица, но, тем не менее, пусть будет.

………………………………….
Рисунок несколько пострадал, но, насколько помню, ничего интересного в голове не было. Руки куда выразительней, хотя совершенно нечеловеческие руки 🙂
Бумага, акварельные мелки, размывка.

……………………..
Бумага, перо, тушь

……………………………..
Акварельный мелок, размывка.

Замечательная штука эти гифы. Нечто подобное делает художник, когда оставляет незаписанными те места, где «работает» сам холст. Гифы требуют вИдения всей вещи до того, как она закончена, или даже в начале. Но оторванные от родной основы, перенесенные на другую, на экранах зрителей, как они приживутся? Даже у меня здесь в ЖЖ чувствуется — фон слишком теплый для них…
(Насчет исполнения: нарисовано компьютерной «мышкой»)
………………………………………….

……………………………………..

……………………………………..

……………………………………

…………………………………….

……………………………………

………..
………….

…………………………………..
Картон, темпера. Стволы деревьев, о них много можно рассказать.

……………………………….
Очень скромно и бегло изображенными, якобы моются. Суть не в них, а в технике. На рыхлом картоне восковым мелком желтоватого цвета набросан рисуночек, затем поверхность залита черными чернилами, потом чернила смываются, но не до конца, поскольку картон рыхлый, впитывает. Зато восковой рисунок совсем не окрашивается, в силу своей гидрофобности чернила не воспринимает. Ничего особенного, давно известная техника. Но интересна своей непредсказуемостью, зависимостью от качества материалов. Никогда ТОЧНО не знаешь, что будет (как с монотипиями).