ЖЕРТВА ДЕМОКРАТИИ (история без конца)

Генетик Тимофеев-Рессовский говорил про науку, что «баба она веселая…» Дальше не цитирую, в общем, не стоит слишком уж серьезно с ней обращаться… Про историю рода человеческого он бы так, наверное, не сказал, слишком велико обобщение. Хотя иногда кажется, что история эта усмехается…
У нас в городке был такой человек, звали его Евгений Лемпорский. Он и в самом деле был, я в его фамилию только одну лишнюю буковку вставил. Приезжайте к нам, поведу Вас на кладбище, оно на высоком берегу Оки, среди полей, в зеленой рощице . Тем, кто на Родине желает умереть, это место рекомендую — небо высокое, легко дышится… Вдали от больших городов, напротив за рекой заповедник, зубры, лоси, кабаны, почти дикая природа. И тишина… Лежи себе во весь рост до полного слияния с природой.
Не хотите, ваше дело, только имейте в виду — комфорт и совсем недорого. Так вот, здесь Вы увидите скромную могилу с плитой, облицованной мраморной крошкой, и на ней фамилию. И сразу поймете, какую букву надо из моего рассказика выбросить.
Есть такие редкие люди, которые искренно желают служить сильному, власть имеющему лицу или организации. Они сами находят себе точку опоры, служат истово и верно. Никто их и не просит, никто не платит, и даже спасибо не скажут, а ему и не нужно всего этого, он счастлив своей принадлежностью. Таким был наш Евгений. Он выбрал для служения двух высокопоставленных лиц — заместителя директора Института и начальника первого отдела. Он бы, может, выбрал директора-академика, но во-первых, его власти не понимал, приезжает раз в неделю, совещания какие-то… во-вторых, академик, ловкий царедворец-интриган, плел свои сети в гора-а-здо более высоких сферах, и к таким как наш герой относился с легкой брезгливостью, хотя важного значения не отрицал.
Евгений всю жизнь стучал. Ну, доносил. Он делал это с виртуозной легкостью, и радостью. Помимо своей страсти, он был не пустым человеком — на все руки мастер, и механик, и слесарь, и электрик, мог и сантехника заменить. Институтская обслуга его не любила, он всех учил, как надо работать, а главное — никогда не пил. Работать не хотел никто, а пить было — утопись, сплошной ректификат, и Евгения не понимали. Несколько раз ему доставалось физически, но с возрастом он стал осторожней, и ловко устроился при главном инженере кем-то вроде сегодняшнего «МЧС»
Ученые знали его бескорыстную страсть, но он научился так ловко подкрадываться, подсматривать и подслушивать, что многим профессионалам мог дать фору.
Он был шатен, высок, худ, с довольно тонким лицом, крохотными усишками над полными красными губами. Только глаза выдавали его страсть услужить. «Без лести предан» — говорили глаза.
Каждый день в конце работы он стучался то в один, то в другой кабинет, благо двери напротив, а иногда, выходя из одной двери, тут же устремлялся к другой, значит с большим уловом…
Так продолжалось почти четверть века. Евгений не старел, не полнел, не пил, не курил… только усики его поредели да поседели.
И тут наступила пора перемен, которые сначала многих обнадежили.
……………………..
Пожалуй, хватит! Правдивая история, но не для меня такая проза — не могу!
В общем, произошел трагический и смешной случай. Евгений прилепился к новому начальнику, стал верою и правдою служить. Тому захотелось стать депутатом, Евгений счастлив, он снова нужен сильному человеку! И в районном центре, на митинге, наталкивается на таких же деятелей, только купленных, они «ЗА!» другого проходимца, и «захлопывают» страстную речь Евгения. Тогда захлопывали, помните?
Евгений так возмущен, что тут же падает, и умирает от разрыва сердца…
Погиб в ходе демократического процесса человек. Чистая правда. И могилка его — вот!

СТАРЕНЬКОЕ (из запасов деда Борсука)


……………………………………….
Начинаешь думать — «а стоило ли учиться?»
А думать вредно. Антиинтеллектуализьм, не как поза или декларация, а растущий из чистого сердца… кажется просто неизбежным, когда видишь весь эверест, всю кучу наделанного от ума!

ТЕМУ ДАЛ ПИКАССО


ююююююююююююююююююююююююююююююююююю
который сказал, что художникам надо бы выкалывать глаза…
Не в прямом смысле, конечно. Он не воспринимал «живопись обманок». Если б он был прозаиком, то, наверное, сказал бы — «писателям нужно отрезать языки…» Чтобы поменьше болтали.