Месяц: Август 2003

А изображения — можно!

Всего Вам доброго и хорошего, друзья и читатели моих нечаянных записей. Они прекращаются. Они мне мешают. Наверное, такую бадягу вполне можно вести в периоды застоев и перерывов, иметь при себе такое вот тихое кровососущее насекомое, собственную единичную вошь в подкладке. Нет, иногда можно — но не о том, что составляет главное направление, мейнстрим, как теперь говорят. Немного о живописи, немного из истории, чуть-чуть о технике, отчего же нет?.. Но вдруг начинаешь замечать, что и это мешает. Потому что тратятся слова, энергия… И что это такой онанизм теряющего потенцию…
В общем, пора за дело, до свиданья, счастливо всем оставаться, здесь тихо, культурно, мило…
А мне бы сейчас проснуться в грязной хибаре, сесть на раскладушке, плюнуть на пол, глянуть в заметенное грязью окошко…
Нет, никого не ругаю, не осуждаю, сам пришел, сам и ухожу.
Может, весной встретимся, кто знает…
Ваш Дан Маркович

Это реальная личность, из предков.

А это посмертная маска, которую слепил с себя, конечно.

Фото И.Казанской. Обработка моя. Один из способов компьютерной обработки, который мне нравится. Он уводит пейзаж из «реала» с его ненужными подробностями, но оставляет дух и настроение изображения.
Дед Борсук — мифическая личность, одно из моих лиц в Интернете. Самые ранние свои работы, примитивы, я публиковал под именем Деда. Потом Деду пришлось умереть, и я вылепил его посмертную маску, она есть в Перископе. Игра — и не совсем, игра с будущим. В сущности и проза — это взаимодействия с будущим, иногда игра, а иногда заигрываешься до жути.

У каждого со временем — свои маленькие эмпирические «мудрости», вот и у меня есть — «правило 20 лет». Хотя и говорят, что все убыстряется, но думаю, что не так: для нормального созревания личности, внутренней работы над ней, нужно как минимум двадцать спокойных лет — покоя в стране, во власти, в народе, в городе и в доме. Блестяще, если 40, но так было разве что у наших дедов и прадедов, у моих — точно. Дед успел захватить 19 век, вырос в самостоятельного мужика, построил дом, родил десяток детей, мальчикам дал блестящее по тем временам европейское образование, девочкам оставил наследство. Это все было в Эстонии, до 40-го года. Отец и мать имели уже двадцать — с 20 — до 40 года, успели учиться, жениться, родить детей, жили в маленькой спокойной республике, Таллинн был как «маленький Париж» в те годы… Десятилетие 40-50 погубило их, отец погиб, мать тяжело заболела и уже не оправилась до смерти, в 70-х.
Мне тоже повезло,но меньше, мой период начался с 1957 года — студенчество, аспирантура, приобретение хорошей профессии, увлечение наукой, работа рядом с лучшими людьми и школами, мастерами своего дела, я видел и слышал еще Тимофеева-Рессовского, последнего и никем не сломленного великого генетика… И все прервалось в 1968 чешскими событиями, которые я переживал как собственное поражение и позор. Потом полудиссидентство, неустойчивость и страх… но в 70-е снова понял, что наука — основа, что есть люди, что можно работать, и все было относительно спокойно для меня. До 84-года. С перерывом, но свои 20 лет я получил. Дальше хуже, но был толчок, заряд, понимание своего интереса, своего места в жизни… И я выжил, меня уже было не заставить без большого страха и насилия прогнуться и подчиниться. И где жить — для меня не «рыночный вопрос», как недавно написала мне одна особа. Совсем не рыночный.
Двадцать лет. Это мало, это минимум, но должен быть покой — в стране, в народе, в городе, в семье… Только тогда какой-то минимум может получиться. А иначе — полный крах и провал, и идут поколения «недоделанных» ( я говорю о большинстве, не о всех).
Вот такое получилось у меня правило, я недалеко заглянул, мой прапрадед родился в начале 19 века, прадед примерно в 30-х годах, дед в 70-х, отец — в 1899 году… Это не научный разговор, — вокруг да около. Но в эти двадцать лет я верю.

Позади конкурс. Определены победители. И теперь почему-то началась совершенно безобразная свалка в гостевой книге. Решить таким образом будущее Тенет в «положительном ключе» — невозможно, зачем же все это делается? Желание «сменить власть»? Почему-то все обрушились на церемонию, на внешние атрибуты, разве мало было серьезных просчетов в самом конкурсе?
Не хочется даже приближаться к этой совершенно базарной «разборке».
Это мой последний конкурс. «Вне конкурса»- сколько угодно.
Что бы обо мне ни писали (или вообще ничего не писали, не имеет никакого значения) — я отвечаю только на личные письма.
dan@vega.protres.ru
dan@vega.protres.ru

Убрать цвет полезно бывает, что-то начинаешь видеть без смягчающих прикрас.

А это старая пастель на картоне, 60 см примерно, куда-то пропала, надо бы поискать, но боюсь, что не найду. Дорога к реке в дурную осеннюю ночь… ну, бывают такие. Там, за темнотой, многое таится — спуск к реке, за ней леса, заповедник, дальше деревеньки темные, еще дальше Москва, в существование которой часто не верю… Кажется, ничего нет дальше, и не будет. Одна из осенних ночей.

Эта картинка сейчас живет в Израиле. Очень странная личность. Смотрит. Одна из ранних работ. Я продал ее Валере Лейтину и Лесе Любимовой за 70 рублей,кажется в 1986 году летом. Потом они уехали в Израиль, и теперь Бычок живет там. Хорошо ли ему — не знаю, связь с владельцами картины потеряна.

Рембрандт часто писал автопортреты. В этом нет самолюбования, многие художники, не имея под рукой натуры, берут зеркало… или не берут его, потому что себя — знают, а геометрической точности мало кому нужно. Некоторые детали исподволь о многом говорят. Это, наверху, глаза Рема в 30 лет.
…………………………………..

А это его глаза после шестидесяти, за несколько лет до смерти. Жил он 64 года, (ровно столько же, сколько и Рубенс).

Я было выбросил его, потом посмотрел: странная для меня штука получилась. И оставил. Это уголь, сильно закрепленный на бумаге. Нет, не лак, он бы за 20 лет вообще почернел от лака. Я тогда сильно разбавлял ПВА и напылял несколько раз, оказалось прозрачности не теряет, и держит здорово.
Говорят, «еврейский рисунок».

Несколько по-иному обработанная фотография, с измененным фоном, огрублениями… Вписал в овал и прочее. Интерес к этим штукам быстро пропал. В то же время, в живописи часто брал за основу ч/б фотографию, так делали многие, например, Гоген, не гнушавшийся простыми открытками.

Две жизни, две среды. Коллаж из двух фотографий Ирины Казанской: одна сделана в Пущино, вид на замершую речку и заповедник за ней… вторая — окрестности Мертвого моря. Я немного подработал их на Фотошопе.

Сейчас мне написали, что вроде Жасмин победил на профжюри. Если это так, то напишу им про «Белого карлика» все равно. А больше мне сказать нечего. Хорошо бы написать про «бессмертного», про невозможную тяжесть такой жизни. Про человека, который все забыл, но не как в «Острове», а про молодого, и в духе Ивлина Во. Рассказ про лифт…
Плохой признак — появление планов.

Я мало проявлял интереса к «Тенетам», в этом году особенно. Но две повести отдал, уговорил меня Жердев — «там читают». Думаю, что послушав его, поступил правильно.
Хорошо, что «Жасмин» вошел в шорт-лист, но я бы предпочел видеть там «Белого карлика». И не только потому, что вещь кажется мне сильней. На фоне тошнотворной лояльности интеллигенции к власти и торжества «военной тематики», «Белый карлик» — все-таки повесть о том, что происходит безумие, и два мальчика, чеченец и русский, со своими сложными судьбами, преодолели берьер непонимания и ненависти, который висит над обществом, и что их недолгая детская дружба пересилила все, и победила, несмотря ни на что.