Рубрика: Uncategorized

Филолог в психушке, страшно давно это было, я тогда был на практике там. Нарисовал, конечно, через много лет. То, что давно происходило, лучше помнишь, давно известно, это особенно с возрастом усиливается.
……………………

Жизнь животных, картинка, обработанная фотография, почему-то напоминает мне стилистику изображений животных в монографии Брема.
…………………

Старая кошка Алиса и ее дочь Дуся. Алиса уже не боится солнца, и вообще ничего не боится, старость сделала ей такой подарок. С людьми тоже так бывает, но редко, редко…
……………………..

Искусственные цветы и набросок графический, почему они вместе здесь — не знаю. Так получилось 🙂
………………………..

Натурщица в солидном возрасте
…………………………

Ассоль и ее последний котенок (Через несколько дней Ассоль умерла, а про котенка долгая история, как-нибудь в другой раз)
………………………….

Добрый черт и темная душа, ночные беседы.
……………………………

Взгляд из темноты
…………………………….

Лестница в доме, где Перебежчик кормил зверей.
……………………………

Дорога на Серпухов, вид из автобуса. Наш союзник скорость, размывает детали. Но лучше этот механизм иметь в себе 🙂
…………………………….

Еще один миг истории, еще одна жизнь.
ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

http://www.photographer.ru/nonstop/author.htm?id=25465#page2
…………………
Повторения, конечно. В разные журналы помещаю. Размеры, требования разные везде, вот и повторяюсь. Но почти всегда что-то поправляю. Или отбрасываю — не исправить. И удивляюсь — как не заметил раньше, и глаз был острей… Смешное дело, да? Так возникают варианты. И создается хаос, в котором самому не разобраться. Только путем тщательного сравнения — что хуже, что лучше. Но заниматься этим… зачем?..
Значит, образуется гора, автор у подножия… Геология… или археология нужны?..

Чтение повести «Последний дом»
За год 606 посещений. Я считаю, что много. Некоторые дослушали до конца. Их мало, но это тоже естественно, при современной спешке потратить четыре часа…
Иногда открываю, смотрю. Запись несовершенна, фотоаппарат Canon — неплохой, но хватает на 35-40 минут. С другой стороны, больше читать за раз я все равно не мог, и звери отвлекали, скакали по мне, даже попали в кадр (Каська попала) Без свидетелей, конечно, по-другому я бы не записал. Мне говорили — где ракурсы, художественные отступления… Чушь, какие тут возможны отступления! Глаза в глаза, и нечего придумывать. Другое дело, можно ли удержать слушателя четыре часа, да-а… 🙂 Для этого надо… что надо — не знаю, и думать не хочу. Прочитал как хотелось, еще раз пережил текст, и хватит с меня. Записано еще — «Остров», «Монолог о пути», «рассказы», «Кукисы»… Но хуже. Есть в vk
Но я рад, что записал это. Больше не собираюсь.

Шура, дородная трехцветка с широкой плосковатой мордой и очень светлыми глазами. После нашествия собак еще три года жила. Тех ребят, кто ее убил, потом посадили за убийство своего приятеля. Не хочу о них говорить, у меня своя история. Про убийц другие охотно вам расскажут. Хотя и мне смерть не обойти, без нее жизни не бывает. И это правильно, только жизнь не надо торопить. Вот в чем беда, торопим ее вечно.

— Иногда ей не мешало бы пошевелиться, жизни, — Гена говорит.
А я считаю, ни к чему хорошему спешка не приводит.

Мне сначала казалось, Шура глупая, а она поздно созрела. Есть такие звери, и люди тоже, их принимают за недоразвитых, а это долгое развитие. Она все делала медленно и обстоятельно, сначала упорно думала, смотрела, как другие поступают… Зато потом у нее все сразу получалось — быстро и безошибочно. Почти год сидела на подоконнике, наблюдала, как коты и кошки уходят и приходят — через дверь, окно, как спрыгивают с балкона… Я пробовал ее подтолкнуть, сажал даже на форточку, но она не хотела спешить. А в один день нашел ее на лужайке возле дома, и никаких нервов, спешки… ушла сама, а потом без вопросов вернулась, поела, и снова ушла. Началась ее самостоятельная жизнь. Даже слишком самостоятельная, потому что пошла на чужую землю, через старую дорогу, а там опасные ребята. Дома там похуже наших, но в подвалах теплей. Ей там понравилось, почти два года ходила… В конце концов, неторопливость ее подвела, ребята окружили и забили палками. Мне поздно рассказали, я не нашел ее. Наверное, подобрали, увезли и сожгли.
Неважно, что с ней потом сделали. Нужно вовремя думать о живых.

И все-таки стараюсь, чтобы у всех было место после смерти — красивое и удобное. Я еще хожу здесь, дышу, и пусть все мои будут рядом. Феликс и Вася на высоком берегу, видят меня и всех оставшихся.
Вы так не думаете?.. Генка тоже говорил, человек живет обманами, иначе не выжить. Слишком много помнишь, и представляешь наперед.
А я не думаю, я ЗНАЮ — видят они, видят!..
Шуру жаль, моя вина… Но что сделаешь… как случилось, так и получилось.
Генка терпеть не мог:
— Что за глупая присказка у тебя…
А я отвечал, усмехаясь:
— Я и есть глупый, Гена, я дурак.
— Ты не дурак, ты юродивый, парень… Это я пропащий, алкаш, а ты добровольно себя к месту привязал, зачем?..
— Так получилось…
— Не говори ерунды. Выпить хочешь?..
— Не поможет мне… Скоро Феликс придет, а у меня еще нет еды.

Так и жил, не умел ни одурманить себя, ни обмануть красиво.
И все беды и потери на этой земле — моя вина. Маленькая земля, а груз тяжелый за годы накопился.

Но я Вам лучше про мою Зосю расскажу.

* * *
У Зоси долго не было котят, она болела. Сначала у нее было другое имя. Маленькая, совсем черная, хвостик короче обычного, а вокруг глаз коричневые круги, там шерсть светлей. Выглядело как очки, я и назвал ее — Очкарик. Потом, с возрастом круги исчезли, и надо было подумать о другом имени.
Я ее больше всех любил, и она меня тоже. Очень старательная выросла кошка, умненькая как сама Алиса, ее бабка. Преданная котятам, это у нее от матери, Люси. Вот и назвал ее Зосей, так звали женщину, которую я любил, но не получилось у нас ничего.
Такой как Зося, я другой кошки не знал.
Выйдешь ночью на кухню, Зося сидит на подоконнике. За окном наша поляна, освещенная полной луной… травы, кусты, на ветках одинокие капли блестят… Люблю это время, осенние ночи. Еще тепло, сентябрь, но нет уже в природе буйства и безоглядной тупости, как летом… все понемногу останавливается, замирает… Мы с Зоськой родственные души были. Подойду к ней, поглажу, она даже не вздрогнет, смотрит вперед, смотрит… Мне жаль ее становилось. Видишь, живое существо берет на себя больше, чем может от природы понять. И с людьми так случается, тоже своя тоска.
Если на коленях сидит, едва слышно помурлыкивает. Она всегда так мурлыкала, чтобы никто, кроме меня не слышал. И в постель приходила особенным образом. Надо было лечь, погасить свет, потом подождать, кашлянуть, похлопать ладонью по одеялу… Тогда раздается стук, или мягкий прыжок, или двери легкий скрип… она тут же возникает, бежит, бежит… Прыгает на кровать и сразу же носом к носу, так мы здоровались. И тут она громко мурлычет, суетится, устраивается, копает одеяло… Она ложилась мне на грудь, чтобы вся под одеялом, только голова открыта, и лицом к лицу, лапы на шее или на плече, и замирает. Еще надо было руку положить ладонью на ее лапы, тогда она вытаскивает лапки из-под руки, одну за другой, и кладет мне на руку сверху, и это уже все. Я мог брать ее лапки, удерживать, она выпускает коготки, но чуть-чуть… и мы постепенно засыпаем, вместе…
Проснусь ночью — Зося спит, за окном туман, луна поглядывает на нас… А иногда, проснусь, ее нет, иду на кухню…
Она на окне, смотрит на луну.
Обидчивая была страшно. Вот она сидит на коленях, я глажу ее, но стоит только отвлечься… Задумаешься, зачитаешься… Она это сразу улавливала. Напрягается, замолкает, несколько секунд тихо — потом как оттолкнется от колен… когтями!.. иногда до крови ногу раздерет… И бежит, бежит от меня, может наткнуться на дверь, разбить губу… все уронит на пути, от отчаяния и обиды ничего перед собой не видит…
— У вас с ней серьезная любовь… — Генка без шуточек не мог, такой уж тип!..

Угол
………………….

Пущино, сентябрьские ночи.
……………………….

Чифир, многословная композиция.
……………………….

Зимнее утро, старые часы…
………………………….

Минимализм
………………………..

Утро
…………………………..

В зеркальном шкафу
……………………………

Перед окном. Вариант. Жизнь расплывается, изображения тоже 🙂

Туся: зрелые годы
…………………

Взгляд
…………………..

Лиза: ночная охота
…………………….

Туся в старости
……………………..

Кася
…………………………

Два взгляда на мир

Сухой лист, и так с ним случилось, что наше воображение видит два лица… Мы везде видим лица и фигуры, которых нет, и не случайно верующие «узнают» разных святых в тенях и светах. Природа не издевается и не провоцирует, просто многообразна.
…………………….

Та степень обощения, которая мне еще доступна, Кандинский (зрелый) и Клее — не для меня. Ограниченность… Но утешаю себя тем, что и у Пикассо были пределы.
………………………

Ночной путь. Маслом по стеклу. Сделано на окошке между ванной и кухней в старой квартире, которую оставил. Там же расписал стенку в ванной комнате всякими фигурами, пришлось замазать, когда квартиру сдавал. А окошко, думаю, промыл новый владелец, чтобы было чистое стекло.
……………………….

Самый мохнатый Мотькин котенок, любил играть со своей тенью, помню…
…………………………

В пакете лепестки- были, а стенки такой — не было 🙂
…………………………

Тоже степень обобщения, еще доступная мне. Конечно все пробовал, но надо меру знать в преодолении собственных ограничений. Границы собственных пристрастий, к ним применять силу опасно 🙂
……………………………

Сухие цветки, довольно банальная композиция, прям авторский глаз отдыхает… 🙂
…………………………..

Свечка, шарик, тема кирпича… Но, как ни крути, компании не получилось. Но сила внутреннего сопротивления не столь велика, чтобы взять и изменить.
…………………………..

А здесь цвета, к которым отношусь подозрительно, но в таком почти акварельном виде терплю.

Между окнами. Небольшое усложнение задачи, и приятно, когда источник света не один, замечание общего характера 🙂
………………………..

Проводы осени. Она всегда уходит. А зима приходит. Ни разу не было исключения из правила. Неужели так трудно, хотя бы разик, так, чтобы за осенью сразу шла весна. А вот, оказывается, есть страны, где это происходит. Но они придерживаются при этом общепринятых названий, чтобы не вызвать хаоса определений 🙂
………………………….

А это вообще ничто, случайное фото, может, оптику проверял, не помню… Случай бывает и хитер и насмешлив, откуда-то взялось в газетке это — «персональный конец света». Я думаю, напоминание, ведь что такое этот «персональный конец»? Ну, смерть, конечно. Странно…
……………………….

А это сплошной мусор, все, все выбросить надо! Но как-то жаль мне их всех, решил сфотографировать на память. А потом оставил, все-таки натурщики, еще пригодятся
……………………………..

Был такой уголок на балконе, собирались разные диссиденты…
………………………….

«Ваше время вышло, господа». Это мой друг говорит, он мудрый, я ему верю. Он и меня предупредил — «путина тебе не пережить…» Странное дело, зачем мне этот хулиганистый тип, серая фигура… никогда не мерил свою жизнь по этим… и скольких уже пережил… Так что, кто знает, кто знает…
………………………………

А это мой замечательный друг, и всех наших котов приятель, и любимец кошек трех домов, между которыми не раз слонялся я, забыв, где мое жилье… Повесть «Остров», а потом другая «Робин, сын Робина». В первой две темы, обременительно для простака… А во второй — как раз по мне… Верный Султан жил долго, когда я исчез, перебрался к магоазину «Стекляшка», и там его любили… А я завидовал ему…
…………………………….

Мотькин старший сынок, год 2008-ой… Мать научила его рыть норы в овраге, и в них зимовать. Он дома жить бы не стал никогда, я его знаю… Таких не спасти, вся надежда на случай и его жизненную силу. А у нас, что ли, не так, на что надеяться…
………………………………..

Духов давно нет, а запах остался. Надежду вселяет, есть значит вещи и свойства которые долго живут…
…………………………….

А это набросочек такой, хотя пришлось потрудиться… А над чем… никто не скажет. Так должно быть и в серьезных делах, но легко говорить…

«»Я скажу тебе с последней Прямотой: Все лишь бредни, шерри-бренди, Ангел мой.»» О.Э.М.
……………………
О людях надо…
Иногда меня учат.
О чем надо писать, и вообще, как жить. Разговоры.
А я никак. Обижаются – не хотите с нами разгова-
ривать?..
Темы надоели. Все говорим, говорим… – о том, чего
не знаем: о боге, свободе, о счастье и вечной жизни.
Я не буду об этом говорить.

………………………………………………………………
Чтоб не сдох…
Два принципа, или правила для прозы есть. «Глас-
ность» и «Бритва». Текст, который легко читается в го-
лос, легко и глазами читается. Чтобы лился, без запинок
и затычек, а сложности потом. Чтение вслух – последняя
проверка.
А «Бритва» – никакого избытка, нервных клеток
мало.
Осёл, всего меж двух стогов, и то от голода сдох.
……………………………………………………………………….
Чернильная душа…
Это суеверие витает над художниками: «возьми бу-
мажку похуже, старенькую, драненькую да грязнень-
кую.. и не придавая особого значения, начни карябать
старым перышком, оно свое отслужило, но вдруг еще
послужит…»
И не нужно нам вечной туши, черные чернила луч-
ше. Послюнишь палец, проведешь по листу – и оживет
рисунок.
……………………………………………………………………..
Ко всем чертям…
Есть у меня один житейский рассказик, бытовой.
Событие, действительно, имело место с моим знакомым
АБ. Но и с БА что-то похожее случилось, и с XZ, совсем
в другой стране, нечто подобное произошло. И потому
я этот рассказик не разорвал, как многие другие, («бы-
товушные», я их называю) а оставил. Хотя он для меня
ценности не имеет. Но что-то остановило.
В жизни каждого бывает, растет внутри тела или го-
ловы пузырь, а может гнойник, надувается, тяжелеет… В
нем страхи всякие, зависимости, долги и обязанности…
И вдруг лопнул. И много воздуха вокруг! Хотя вро-
де стоишь на той же улице, и машина-поливалка рога-
тая – та же, что вчера, снова поливает мокрый асфальт…
Раньше мог только сюда, и в мыслях другого не было, а
теперь, оказывается, могу еще и туда, и в третью сторо-
ну, и вообще – ко всем чертям! Это чувство, беспечно-
аморальное, по-детски радостное… Оно должно когда-
нибудь придти, хотя бы раз в сто лет. Потом вспомина-
ешь, морщишься, улыбаешься… – вот мерзавец!.. Вот
злодей!..
………………………………………………………
Испугалась чума…
Говорят, у нас чумы нет, полностью побеждена.
И народ веселый стал – жуть!.. Пляшет да поет. Но
есть еще небольшая печаль-тоска.
– Без царя-то проживем, – говорят, – а вот старшего
брата – дайте нам, ну, дайте!
– Брата дадим, – отвечают народу. – Вот тебе выбор,
хочешь брата защитника или уж сразу – охранника?
И в думах этих начинается нетрудовой воскресный
день…
Про чуму у меня картинка была смешная, стол пря-
мо на улице, сидят дурачки и выпивают. И тих-хо кру-
гом, ничто не страшит, не угрожает…
Наверное, чума за углом стоит, сама их беспечно-
стью устрашена.
…………………………………………………………
Законами по головам…
К старости лишаешься иллюзий, картинка обще-
ственной жизни представляется мрачноватой. Одни про-
ходимцы сменяют других, а на волне их грызни некото-
рые преступления вскрываются и наказываются, людям
даются обещания… Первое время новые чуть осторож-
ней, потом то же самое. Главное достижение демократии
в том, что в борьбе за первые места новые проходимцы
используют, кроме обычных средств, еще и законы –
бьют тяжелыми томами по головам самых засидевшихся
и проворовавшихся, и освобождают места себе…
А потом все снова…
………………………………………………………….
Три правила…
Я повторю вам правила, которые знают все коты – к
опасности лицом, особенно если знаешь ее в лицо. К нео-
жиданности – боком, и посматривай, поглядывай, чтобы
неожиданность не стала опасностью. А к хорошим ново-
стям задом поворачивайся. Пусть сами тебя догонят.

«Красный парус». Узкая доска, масло, компобработка репродукции.
………………

Бесполезный спор. Из цикла «подвальных» картинок, в основном пастель, мелкИ… Давнишняя серия.
……………………..

Из цикла «Чужие города»
………………………..

«Прошу слова!» Оч. смешанная техника.
…………………………

«Под дождем»
…………………………..

«Разговор на крыше» (б. чернила)
………………………….

«Три цветка»
………………………………..

«В овраге» (Б.темпера)
……………………………….

«Идущая». (б. тушь)

///////////////////////

ДЕНЬ ПОЗАДИ

Перед сном Аркадий с робостью подступил со своими вопросами к чужеземному прибору. Тот, скривив узкую щель рта, выплюнул желтоватый квадратик плотной бумаги. Ученый схватил его дрожащими руками, поднес к лампе… Ну, негодяй! Мало, видите ли, ему информации, ах, прохвост! Где я тебе возьму… И мстительно щелкнув тумблером, свел питание к минимуму, чтобы жизнь высокомерного отказника чуть теплилась, чтоб не задавался, не вредничал!

Волнения по поводу картошки, будоражащие мысли, неудача в борьбе за истину доконали Аркадия, и он решил этой ночью отдохнуть. Сел в свое любимое кресло, взял книгу, которую читал всю жизнь — «Портрет Дориана Грея», раскрыл на случайном месте… Но попалась отвратительная история — химик растворял убитого художника в кислоте. Тошнотворная химия! Но без нее ни черта…

Чем эта книга привлекала его, может, красотой и точностью языка? или остроумием афоризмов? Нет, художественная сторона его не задевала: он настолько остро впивался в смысл, что все остальное просто не могло быть замечено. Там же, где смысл казался ему туманным, он подозревал наркоманию — усыпление разума. С другими книгами было проще — он читал и откладывал, получив ясное представление о том, что в них хорошо, что плохо, и почему привлекательным кажется главный герой. Здесь же, как он ни старался, не мог понять, почему эта болтовня, пустая, поверхностная, завораживает его?.. Если же он не понимал, то бился до конца.

Аркадий прочитал страничку и заснул — сидя, скривив шею, и спал так до трех, потом, проклиная все на свете, согнутый, с застывшим телом и ледяными ногами, перебрался на топчан, стянул с себя часть одежды и замер под пледом.

……………………………………

Марк этой ночью видит сон. Подходит к дому, его встречает мать, обнимает… он чувствует ее легкость, сухость, одни кости от нее остались… Они начинают оживленно, как всегда, о политике, о Сталине… «Если б отец знал!..» Перешли на жизнь, и тут же спор: не добиваешься, постоянно в себе… Он чувствует вялость, пытается шутить, она подступает — «взгляни на жизнь, тебя сомнут и не оглянутся, как нас в свое время!..» Он не хочет слышать, так много интересного впереди — идеи, книги, как-нибудь проживу… Она машет рукой — вылитый отец, тоже «как-нибудь»! Негодный вышел сын, мало напора, силы… Он молчит, думает — я еще докажу…

Просыпается, кругом тихо, он в незнакомом доме — большая комната, паркетная пустыня, лунный свет. Почему-то кажется ему — за дверью стоят. Крадется в ледяную переднюю, ветер свищет в щелях, снег на полу. Наклоняется, и видит: в замочной скважине глаз! Так и есть — выследили. Он бесшумно к окну — и там стоят. Сквозит целеустремленность в лицах, утонувших в воротниках, неизбежность в острых колючих носах, бескровных узких губах… Пришли за евреями! Откуда узнали? Дурак, паспорт в кадрах показал? Натягивает брюки, хватает чемоданчик, с которым приехал… что еще? Лист забыл! Поднимает лист, прячет на груди, тот ломкий, колючий, но сразу понял, не сопротивляется. Теперь к балкону, и всеми силами — вверх! Характерное чувство под ложечкой показало ему, что полетит…

И вдруг на самом краю ужаснулся — как же Аркадий? А разве он… Не знаю. Но ведь Львович! У Пушкина дядя Львович. Спуститься? Глаз не пропустит. К тому же напрасно — старик проснется, как всегда насмешлив, скажет — «зачем мне это, я другой. Сам беги, а я не такой, я им свой». Не скажет, быть не может… Он почувствовал, что совсем один.

Сердце отчаянно прозвонило в колокол — и разбудило.

……………………………………

Аркадию под утро тоже кое-что приснилось. Едет он в особом вагоне, плацкартном, немецком, что появились недавно и удивляют удобствами — салфетки, у каждого свой свет… Но он знает, что кругом те самые… ну, осужденные, и едем по маршруту, только видимость соблюдаем. С удобствами, но туда же. На третьей, багажной полке шпана, веселится уголовный элемент. Рядом с Аркадием женщина, такая милая, он смотрит — похожа на ту, одну… Они о чем-то начинают разговор, как будто вспоминают друг друга по мелочам, жестам… Он боится, что за новым словом обнаружится ошибка, окажется не она, и внутренним движением подсказывает ей, что говорить. Нет, не подсказывает, а как бы заранее знает, что она должна сказать. Она улыбается, говорит все, что он хочет слышать… Он и доволен, и несчастлив — подозревает, что подстроено им самим — все ее слова!.. И все же радость пересиливает: каждый ответ так его волнует, что он забывает сомнения, и знать не хочет, откуда что берется, и кто в конце той нити…

— Арик!

Этого он не мог предвидеть — забыл, как она его называла, и только теперь вспомнил. У него больше нет сомнений — она! Он ее снова нашел, и теперь уж навсегда.

Ее зовут с третьей полки обычным их языком. Он вскакивает, готов бороться, он крепок был и мог бы продержаться против нескольких. Ну, минуту, что дальше?.. Выхода нет, сейчас посыплются сверху… мат, сверкание заточек…

Нет, сверху спустилась на веревочке колбаса, кусок московской, копченой, твердой, черт его знает, сколько лет не видел. И вот она… медленно отворачивается от него… замедленная съемка… рука протягивается к колбасе… Ее за руку хвать и моментально подняли, там оживление, возня, никакого протеста, негодующих воплей, даже возгласа…

Он хватает пиджачок и вон из вагона. Ему никто ничего — пожалуйста! Выходит в тамбур, колеса гремят, земля несется, черная, уходит из-под ног, убегает, улетает…

Он проснулся — сердцебиение, оттого так бежала, выскальзывала из-под ног земля. Привычным движением нашарил пузырек. покапал в остатки чая — по звуку, так было тихо, что все капли сосчитал, выпил залпом и теперь почувствовал, что мокрый весь. Вытянулся и лежал — не думал.

Автобус по дороге мчится…
………………….

Ночной городок, вспоминаю тебя, но без сожаления и печали…
………………….

Слезливое лето
…………………….

Закат красный прекрасный…
…………………….

Рыбки золотые, обещания дают, но не выполняют
…………………………

Василий, лучший из собак
………………………….

Фонари, фонари…
…………………………

Ночной кункен (карточная игра такая, с детства ее помню)
«»Кункен — азартная карточная игра, возникшая в Мексике или в юго-западной части США и имеющая многочисленные разновидности»» (Википедия)
…………………………..

Ожидание (сочноватое, на сегодняшний вкус)
…………………………….

Осенняя пора
…………………………….

Я пришел к тебе с приветом…

Общее ощущение времени, тех лет?.. Помню огромное усилие и тяжесть все эти годы. Чувство беспросветности и закрытого горизонта. Страх перед государством, силой, властью. В науке? Бешенство и досаду — от нищеты, бессилия, суеты, безрадостного существования… Все так… но сколько мелких радостей каждый день, постоянное узнавание чего-то нового, азарт преследования… Это защищало меня от тревоги, настороженности, предчувствий, неудовлетворенности. Ведь я живу сегодняшним состоянием, ощущением текущего момента, сколько бы ни говорил о прошлом и будущем.
Чудо ли то, что все это кончилось, разрушилось, сломалось в один день?.. Иногда мне кажется, что чудо. Я знаю многих гораздо менее способных и не так увлеченных наукой людей, которые до сих пор жуют свою жвачку. Останься я, при моем внутреннем заряде, сосредоточенности, воле, тщеславии, бешенстве и злости, сопротивлении всем и всему на свете, постоянном стремлении прыгнуть выше себя… Мне кажется, осознав свое разочарование и ничего не изменив по существу, я бы выродился, измельчал, испоганился, остервенел, спился… или стал циником, насмешливым, язвительным и умным, каких видел немало… или уехал за границу, засуетился, обо всем бы забыл… Не знаю, может Бог меня спас, но я не верю в Бога. Может, меня спасла мать — своими словами, которые я всегда помню? Она сумела толкнуть меня так, что я до сих пор ощущаю на спине ее руку… Или отец — тем, что тайно вложил в меня свое ощущение жизни?.. И, оттолкнувшись от одного берега, я увидел другой, который тоже не был чужим?..
Как я теперь понимаю, все эти годы я сжимался и должен был выпрямиться, извернуться куда-то в сторону. Я не знал, куда, не видел, ни к чему, кроме науки, не был способен, не был обучен… Иногда передо мной уже маячил страх неудавшейся жизни, беспросветной скуки ради жратвы, детей и всего прочего, обычного и мелкого. Я боялся, я не хотел. Я не должен был. Мне сказали когда-то — так нельзя, и я знал — нельзя, это стыдно, так жить. Хотя теперь я могу умиляться людям, живущим почти растительной жизнью, признавать, что они бывают просты и хороши, что их можно жалеть, а можно и позавидовать им… Но сам? — никогда, никогда! В этом, наверное, много высокомерия… но в конце концов — моя жизнь, и мне ее жить. Я вижу, что самые безумные решения — самые лучшие, а самые искренние и крутые повороты — самые продуктивные, что еще можно сказать?
Я занимался наукой почти тридцать лет, с семнадцати до сорока шести, но именно эти пять — от двадцати семи до тридцати двух, были главными: до них я просто ничего не понимал, а потом долго мучительно выкарабкивался. В эти годы я впервые оказался перед наукой один, никем не защищен, не прикрыт, самостоятелен… Наконец, что-то начал понимать в себе, пусть смутно. Почувствовал свой тупик, хотя выхода не видел.

Хуторок в степи. Оччень желтая бумажка, 10см. Лежала долго без применения. Смеш. техника, но главное — обработка на компе, конечно. Столько сил потрачено на СМЯГЧЕНИЕ! И зачем? Привычка вытягивать невытягиваемое, наверное. Смайл…
…………………..

Прогулка под дождем. Собачка протестует, но хозяйка неумолима. Бумажка пострадала от кошки.
…………………………

На лестнице разговор. Сначала нарисовано на бумаге, эскизик, чтобы перенести на доску разделочную. Повезло, попались мне доски не фанерные, а настоящего дерева. Я прикладное в общем не люблю, картинки писал на досках. Их давно нет, но рисуночки остались. Вырезал, фотографировал, обрабатывал и т.д. на свою голову придумал сложное занятие 🙂
…………………………

То же самое, что «разговор», по технике. Назвал «Поиск белого гриба» Развлекался.
…………………………..

А ваша собачка не укусит?.. По технике то же самое.
……………………………….

Метро «Юго-Западное» Это в конце 1977 года, темперой каз.масл. написано, довольно большой лист. Свет из-под земли.
………………………………..

Эта и следующая — из «подвальной» серии. Писал тогда повесть «ЛЧК», а может сначала нарисовал, потом написал?.. не помню… Подвалы всегда привлекали.
………………………………..

см. выше.
…………………………

Цветная бумага, мелкИ. «Я ехала домой…» Романс.

Письмо издалека
………………….

Из серии «Ожидание прихода» Наверное, чумы?
…………………….

Художник идет в магазин…
……………………..

Воспоминания о Сванетии
…………………………..

Недалеко от Оки
…………………………

Ручей не замерз еще!
……………………………

Импровизатор
…………………………..

«Художник, вы больны? Да, вы больны…» (Из книги отзывов на выставке 1983-го года)

«За шитьем». Цветная рыхлая бумага, таллиннская еще. И мелки, восковые, и немного мела. Закрепление сильно разбавленным ПВА, проверено временем, не темнеет. Наверное потому, что сильно разбавлял. С этим закреплением… возни много. Восковые (и разные жировые) мелки не закреплял, иногда подогревал лист над газом с оборотной стороны, слегка расплывалось изображение, но только слегка, а перегреешь — может и лист вспыхнуть. Еще оказалось, что нагрев ведет к локальному выцветанию самого листа, иногда это интересно получалось. А вот мел и пастель, если добавлял, то закреплять обязательно приходилось.
…………………….

«Перед грозой» Растение испуганное, занавеска, готовая взвиться… для меня достаточно было. Многие любят больше «в лоб», чтобы явные признаки грядущего события, а я не терплю такие катастрофические зарисовки, напряженное ожидание больше по душе. Объяснения в картинке часто ловушка — где это у вас, спрашивают, говорят — ричего подобного не видно… Ну, что делать, не видно, значит не видно, и разговору конец.
………………………

Зимняя прогулка. Осталась в Пущине, висит на стене еще. Дальнейшая судьба картинки неизвестна, бороться с мин. культуры не буду. Объяснять, что любитель, и «ценности не представляет» не хочется. Посмотрим, жизнь нам подсовывает иногда свои решения, неожиданные совсем… 🙂
……………………….

«День рождения» Правда, у какой тетки, так и не решил. Рисунок, вырезан, наклеен на старые обои, в старой кухне, в старом доме… отклеить не удалось, приклеил старательно. Не думал, что оставлять придется. Впрочем, ценности в нем никакой, черновичок, с которого одну большую разделочную доску написал, на черном фоне, да… Не в ценности дело, к сожалению, воображением оживляю все, что под руку попадается… а потом жалею, как живых, патология такая, да…
………………………..

Лапшу на уши вешает, здесь мой любимый герой в отрицательной роли, но все равно симпатичен мне. И эти звери, собака… вот она, передо мной, сколько лет ей, не помню, но много… а кот… пропал кот, надежда еще есть, что найдется, встретимся… лапу починю… Черт (эстонское ругательство) возьми, потери после семидесяти начал считать, все не пересчитать…
…………………………..

Женщина, или баба, зеленоватая, голая, впаянная в красное кресло… отпаивать не хотелось, пусть с красным цветом смешается. Нагловатая…
……………………………

Писатель и журналист. Вообще-то названия не было, просто такой контрастик привлек. Только что придумал: штопор у журналиста из задницы торчит, это симптоматично.

http://www.topos.ru/article/iskusstvo/vsyo-ob-iskusstve-7
и остальные там найти легко. ВСЁ — что у меня записано в разных повестях и рассказах. Для напоминания себе собрал воедино. Когда собирал, удивлялся, мои герои почти все художники или прозаики, оказывается. Есть переводчик и писатель — Ант. Лео из «Беды» сначала коллекционер живописи, а потом, под влиянием художника Мигеля (еще один!) сам начал. Мой главный «научник» Марк из романа «Вис виталис» — становится писателем в конце повествования. Мальчик, в повести «Следы у моря», он еще никто, наверное сначала ученым станет, а потом художником? Но повесть на 12-и его годах обрывается. Есть еще повесть «НЕМО», там вроде бы врач, но думаю, что не навсегда 🙂

…………………………
Есть такое словечко — необязательность.
Сейчас умение при помощи палочки выковыривать червячка безмерно выросло в цене.
Но многим людям, которые себя творческими считают, по-прежнему кажется, — то, что они пишут, рисуют, сочиняют, по-прежнему обязательно. Для кого? Для тех, кто их знает, уважает, любит, кто с ними есть, пьет и спит. И для себя — немного, чуть-чуть и для себя. Главное — от тебя ждут, надеются, услышать. «Ну, напрягись, — безмолвно, или тихо, или совсем громко им говорят — выдай еще, чтобы жарко (холодно, ужасно, приятно) всем нам стало…»
Притворство обязательности необходимо, да?
На самом же деле, необязательность налицо.
Симптомы? вот один: поэтов стало в сто раз больше, прозаиков — в десять, художников — в пять.
Поклоны в сторону власть имущих, цветные бумажки, фантики — это нужно?
Нее, мы другие, мы в своем круге, там тепло и уютно… Из него выщипывают помаленьку… или сами кто куда?.. Ну, что поделаешь. Все равно — каждый день по стишку, а как же…
Необязательность внутренняя, сознание ее страшно, нищета неотвратима.
Необязательность культуры заслоняется мнимой обязательностью.
Исключения? — да, каждый хочет исключением быть, а исключения не хотят быть, они есть. Ничего с ними не поделаешь…

НЕ люблю Булгаковского «Мастера». Роскошная «убеждательная» проза. Чувство не оставляет, что он стремится убедить. Плохой стимул — внешний. Спорить не буду, давно отспорено. И Чехова не люблю. Рассказы еще так себе, лаконичность вытягивает. Отталкивает — излишняя содержательность, привязанность к текущему времени излишняя, на мой вкус. А про пьесы просто говорить не могу, хуже, чем «убеждательно», если только хуже бывает… Люблю старинных японцев, их рассказы, проза не «убеждательная», а «сообщательная», в яму кидают слова, чтобы освободиться. Не внешний стимул — внутреннее хотение…
Похоже, что FB меня не принимает, хотя галочка поставлена, куда надо. Это к лучшему, отсутствие бывает приятней присутствия. А если очень хочется, отдельно можно вывешивать туда. Разбираться в этом… себе дороже…

http://www.photographer.ru/nonstop/series.htm?id=13938 Про котов и кошек
http://www.photographer.ru/nonstop/series.htm?id=13936 Фотонатюрморты
http://www.photographer.ru/nonstop/series.htm?id=17018 Фотоживопись 1
http://www.photographer.ru/nonstop/series.htm?id=16919 Фотоживопись 2
http://www.photographer.ru/nonstop/author.htm?id=25465&by=rating ТО, что считается «популярным» теперь.
По тому, сколько смотрели.
……………………
Теперь с усмешкой вспоминаю, но картинки вывешиваю по-прежнему. Мою самоуверенность ничем не сломить 🙂 И мои насмешки над собой — тоже. Они не мешают мне продолжать, это определенно патология.
Правда, теперь я бы выделил процентов тридцать, неплохих, и пять — хороших, это мои самооценки, а в других не нуждаюсь. Это неплохой журнал PHOTOGRAPHER (NONSTOP) Как обычно — чужие картинки (особенно в начале) не смотрел, никого не оценивал, как теперь говорят в FB, НЕ ЛАЙКАЛ. Естественно, друзей не было, и ставили мне, как ЧУЖАКУ, колы и двойки, иногда тройки (из десяти баллов). Я искренне удивлялся, потому что вывешивал ХОРОШЕЕ, был уверен. НО мои работы на фотографии не были похожи. Я из живописи пришел, с доброй руки Миши Рогинского, с его одобрения, и больше в одобрениях не нуждался. С самого начала ЗНАЛ, что «фотки» только тогда искусство, когда обработаны, удалены от педант-идиотизма оптики, а мне талдычили о том, что должно быть чисто белое и чисто черное, и что горизонт не должен уклоняться от горизонтали, и про резкость, черт возьми, про эту дурацкую резкость… Потом я что-то понял, и отказался от баллов. И запретил комментировать. А если открывал разик, то они бросались в щель со своими идиотскими претензиями, и что я здесь делаю! Но уже развлекался. ВОСЕМЬ ЛЕТ я там, как говорят на театре — СЛУЖУ. Зачем? В этом году открыл обсуждение, рейтинги… и обнаружил, что почти исчезли куда-то «коловики», один несчастный верен себе, остался… (ставить другим колы это профессия и черта характера 🙂 и что теперь мне (за то же самое) ставят 7-8-9 баллов, а иногда и десятку. Опять-таки, зачем я здесь? Хоть на момент изменилось ли во мне ощущение хорошести и плохости — моё? Ничуть. Черта характера. Как мне мама говорила — «пусть хоть весь мир против, делай свое…» Это неистребимо. Только неистовое упрямство стало каменным — спокойным. Но теперь я вижу — треть, десять процентов, пять процентов… свою хорошесть оцениваю сам. Иногда посматриваю в свое окошко, вижу миллионы картинок — дрянных… зато отдельные, исключительные, у других — тоже вижу, и где я сам не дотянул, а где сделал, что мог, а где — удача!..
И думаю порой, не пора ли уходить отовсюду, странный человек, ничем тебя не собьешь… пока сам не поймешь… Ничего не сделал, ни единого движения в сторону успеха. Это ничтожное словечко, успех, пыхтящее… так и осталось для меня ничтожным. Почему так? Если коротко — не люблю людей. Как вид. Отдельных уважаю, люблю и даже восхищаюсь, да. Но вид терпеть не могу. И сам такой? И по-прежнему настаиваю?
АГА! Механизм успеха понял — и точно также презираю, как тот мальчик, в начале, в середине прошлого века. Интересно? МНЕ было жутко интересно. Но не успех, а то, что я делал. А как бы хотел? НЕобитаемый остров? Чертить на песочке, и чтобы океан смывал, смывал, смывал?.. Вообще-то, соответствует моему пониманию… нет, ощущению жизни. Да. А если б еще раз? Так лучше бы не было. Волей случая сюда помещен, сунули вожжи в руки — давай! Об этом еще стоит написать. О, есть еще желания?..» — неплохо… Будем продолжать…

Больше всего ценю в картинах тихое ненавязчивое вовлечение в атмосферу особой жизни, сплава реальности с нашей внутренней средой, в пространство, которое ни воображаемым, ни жизненным не назовешь — нигде не существует в цельном виде, кроме как в наших Состояниях…
Ищу в картинах только это.
Не рассказ, а признание.
Не сюжет, а встречу.
Насколько такие картины богаче и тоньше того, что нам силой и уговорами всучивают каждый день.
Современная жизнь почти целиком держится на потребности приобрести все, до чего дотянешься. Если все, произведенное человеком, имеет цену, простой эквивалент, то в сущности ставится в один ряд с навозом. И на особом положении оказываются только вещи, не нужные никому или почти никому. Цивилизация боится их, всеми силами старается втянуть в свой мир присвоения, чтобы «оценить по достоинству», то есть, безмерно унизить. Это часто удается, а то, что никак не включается в навозные ряды, бесконечные прилавки от колбас до картин и музыки для толпы, заключают в музеи и хранилища, и они, вместо того, чтобы постоянно находиться на виду, погребены.
……………………
Удается, но не всегда, живопись находит пути, вырывается на волю, возникает снова, не музейная, успокоенная тишиной залов, а вот такая, без рам и даже подрамников… Я говорил уже про восторги — «как написано!»… — мне их трудно понять. Если картина мне интересна, то я мало что могу сказать о ней… вернее, не люблю, не вижу смысла рассуждать, подобные разговоры мне неприятны, словно кто-то раскрыл мой личный дневник и вслух читает. Мусолить эти темы обожают искусствоведы, люди с профессионально выдубленной шкурой.
Как-то мне сказали, теперь другое время, и живопись больше не «мой мир», а «просто искусство». Я этих слов не воспринимаю, разве не осталось ничего в нас глубокого и странного, без пошлого привкуса временности, той барахолки, которая нас окружает и стремится затянуть в свой водоворот?.. Бывают времена, горизонт исчезает… твердят «развлекайтесь» и «наше время», придумывают штучки остроумные… Что значит «просто живопись»?.. Нет живописи, если не осталось ничего от художника, его глубины и драмы, а только игра разума, поза, жеманство или высокопарность…
И я остановился на картинах, которые понимаю и люблю. На это и нужен ум — оставить рассуждения и слова на границе, за которой помогут только обостренное чувство и непосредственное восприятие. Другого ума я в живописи не приемлю.

Теперь их нет со мной. Это хорошо, потому что продлил им жизнь. Есть и другая сторона — когда они с автором, образуют «защитную оболочку», ту среду жизни, в которой, и только в ней, ты свой. Есть и третье — придется, значит, сделать еще усилие, если хочешь жить дальше, и создать свою новую среду — и это хорошо.
………………….

Вечерний свет
………………….

Кошка, которая пропала — пошла гулять?
……………………..

Натюрморт с нитками. Многословен, по сегодняшнему ощущению, но то, что сделано, то сделано… 🙂
…………………….

Хозяйка умерла, несколько лет на улице жил, и устал… А потом нашлась добрая душа, взяли домой. И гуляет теперь по коридору, от кухни до входной двери, это что, лучше? — никогда не поверю!
……………………..

Люблю лето за тепло, а буйство зелени не люблю, я за многообразие и тихий голос осени, пожалуй…
………………………..

Давнишний натюрморт, жестковато построен, на мой теперешний вкус…
…………………………….
Отвечая на письмецо. Я не хотел, чтобы Паоло встретился с Ремом, как настоящие творцы, оба нетерпимы. Особенно, если «про жизнь» начали бы выражаться 🙂 Произошло главное — старик понял, что мир без него не опустеет, хотя и станет немного другим. А молодой… а что молодой, ему еще жить, у него есть шанс — таким же стать… и все-таки другим. Будьте здоровы. Д.

http://danmarkovich.org/wp-admin/upload.php
Скопировал 600 разных картинок сюда. Мало ли что, зависеть от «ru» не хочется, мало ли что ru взбредет в голову, сами знаете. Там никакого порядка еще, но картинки можно смотреть, думаю, и копировать, если хочется. Вот, например, одна оттуда:
http://danmarkovich.org/wp-content/uploads/2015/06/zzzzzIMG_7861fff900fin9.jpg
Надеюсь, что и тексты (пока их немного), тоже доступны:
http://danmarkovich.org/wp-admin/edit.php?post_type=page

………………….
«Снятие с креста» Зарисовка, учебная. Редко эту тему трогал, меня больше интересовало то, как это видел Рем(Рембрандт). Мое мнение совсем незаметное, и никогда об этом не говорил. Думаю, вся эта история с исчезновением тела — просто мистификация, которая в силу многих случайных и исторических причин оказалась гениальной придумкой. Кому это было нужно? Последователям его, но у них не было нужных сил и средств. Возможно, кому-то из окружения Пилата, ну, чтобы создать ему неприятность, а может даже свалить… у них были и силы и средства. В чудеса не верю. В жизни, в истории, в природе столько «чудес», на самом деле удивительных устройств и событий… Понимаю верующих… но мир все больше открывается нам как совокупность непонятных черных дыр и мусора вокруг них (звезд и галактик), которые убираются и возникают, а что такое мы… Мыслящий мусор в мусоре, на мусоре… И нечего удивляться и ужасаться, что жизнь мимолетна, задумайтесь рядом с мошкой, которой единственный день на всё про всё даден…

Я про ТЭФИ почти ничего не знал. Да, Рыковцева меня удивила, и все хмыри, что с ней мяучили. Будто высокий профессионал не может быть преступником. Мерзавцем пусть, мерзавцам премии дают, и с этим трудно спорить. А преступникам давать… это клеймо на всю жизнь для премии и для жюри. Проказа. Познер, кажется, отошел от них. Смотрел его интервью с Яровой. Мне жаль его стало. Он умный и хитрый, и все-таки умел удерживаться на своей границе честности и лояльности, но тут столкнулся с «железной лэди»… Мне его граница никогда не нравилась, но я его положительно все-таки воспринимаю. И не потому что он еврей, у меня этого нет. Хотя несколько раз чувствовал удушающую гордость, из глубин, что ли. Самый особенный случай — шестидневная война. В Пущино был, открыл окно и запустил на всю улицу еврейский гимн. Запоминается. Недавно Веллер написал об евреях, (где читал, не помню), думаю, на него напало то самое чувство… А вообще, в евреях много антисемитизма 🙂 Мне один еврей, полжизни проживший в Иране, а потом бежавший от мусульман, сказал про Израиль: «евреи, они… как удобрение — для почвы полезно, а если вместе собрать… »
Мне жаль эту страну(Израиль), почти обреченную, в окружении тьмы, миллионов совершенно непонятных мне существ. Похоже, многие мусульмане действительно верят в свой рай, и в гурий… Ошеломительно, тогда есть за что умирать. А потом второй раз — от истощающего наслаждения…
Да, Шендерович со своим письмом Хазанову выступил НАИВНО. Но по сути если, то давно ему Хазанов не друг, использовал для выражения, тысячного, своего отношения ко всем таким. Наверное, полезно, даже в тысячный раз, но стилистически вредно и напрасно, — удаление от творчества. Нельзя столько раз повторять одно и то же. Другой такой пример — в ГРАНЯХ Лев Рубинштейн, я немного его знал, умен и не обманщик сознательный, а бессознательно — думаю, да, когда-то наверное, пытался быть поэтом, но слишком сильно рассуждающий, а это кругом да около стихов, и только… и понял, что не получается (а это уже редкость), и вот самоутверждается (честно) за счет журнальной логики и психологи, и своего чувства справедливости. Российская действительность губит всех, приближающихся к ней, и кто за, и кто против тоже, — заставляет думать о себе. Системы ломаются по законам внутреннего устройства, люди только материал, и сейчас империя ломается усилиями миллионов, которые и не подозревают (большинство), что делают. А сознательно этим заниматься — губить свою жизнь, которая, может быть (или не может) годится на что-то более значительное… Я недавно словил себя на том, что смотрю в экран, ну, пусть через «Свободу» или избирательное «Эхо»… уже без чувства (иногда смотрю) — спокойно и устало — безразлично: вот возьму да умру, а они останутся. И я не узнаю, чем дело кончится, хотя могу предположить. А Хазанов… да, такой ряженый… но кажется, что-то еще понимает. И будет пытаться реабилитировать себя единичными «эксцессами», их власти воспринимают обычно с пониманием, в целом «наш человек», пусть иногда выйдет из него гнилой воздух 🙂 и снова будет наш…
Не отвыкнуть никак от смайликов, текст внутренне проговариваю, а выражение лица остается «за кадром». Видел себя, когда читаю текст, на видео — только глаза еще что-то сохраняют, годы — удары по лицу, и как у боксера, кожа становится нечувствительной, неподвижной… Видели, как они перед боем кривляются, чтобы кожу оживить?.. Но это уже самому не нужно часто вспоминать. Но правда, она в том, что в зеркале эту поверхность изучаю как пейзаж, странный, почти безжизненный, лунный… Так называемый автопортрет, ха!
Думаю, с Прибалтикой повторения не будет, с Нарвой, да? Кажется Европа очнулась от своего кайфового миро-воззрения, и ощутинивается: над нами то и дело летают натовские самолеты, думаю, что они везде в ЕС летают. Это в сущности только демонстрация, но все-таки Путин не рискнет, надеюсь, он ведь когда-то нобелевку хотел 🙂 … может не совсем остыл еще, покойничек…

Люблю смелость и талант, но ценю сейчас больше устойчивость и выносливость. Смелость и талант свойства врожденные, особенно второе, но и первое, хотя с ним все-таки не так безнадежно. А вот если стоишь на том, на чем всегда стоял, и при этом выносишь всякие сложности… ну, что о них говорить, они многообразны… то это… да, тоже врожденного, от мамы-папы, здесь много, но все-таки присоединяется и своя голова, свой ум, своя память и способность делать выводы из прожитого. Мне мама говорила — «Если уверен, что прав… пусть хоть весь мир будет против…» Но пока хотя бы полмира, или даже собственное окружение не будут против, фраза останется словами, да…
А если в себе не очень уверен… Думаю, надо бы держаться подальше от всего, что против тебя, что талдычит в уши и нападает, уговаривает и угрожает…от всего, что не любишь и презираешь. Ну, да, не борец, слишком люблю жизнь, но вот беда, с ней не так просто — нельзя ее испортить необратимо подлыми или даже мелкими уступками тем, кого ненавидишь или хотя бы презираешь…
Думал, когда читал письмо Шендеровича Хазанову.

Сегодня наброски, за искл. 2-3х репродукций, несколько обработанных.
…………………………….

Автопортрет, в средние года, когда напора было куда побольше 🙂
……………………

На цветной бумаге, рыхлой, смеш. техника, вечерний городок, вид с колесом обзора у горизонта.
…………………

Старый муж. Жена и теща убивают немощного и ненужного, и прячут тело.
………………..

Улочка, дерево цветущее, породу не могу Вам предъявить
……………….

Одна из магазина, другая побогаче, гуляет… бывшие подруги. Как-то мать мне показала одну тетку в богатой машине, мимо проезжающей — до войны мы были подругами…
………………………

Для скорости пошли дворами — а где здесь выход, черт возьми!..
………………………

Купальщицы, здрасте, господин Сезанн!
……………………..

Две тетки с ведрами
…………………………..

Вечерняя прогулка, и собачку вывели в свет.
…………………………..

Гуляют среди заброшенных домов. По мотивам повести «ЛЧК». Кстати, самый большой тираж был — 50 000.
«Цех фантастов» потому что. Я не фантаст, так получилось, мрачное предсказание. Но не очень мрачное, есть идиллия в одиночестве, развалинах, тишине опустошенности, заброшенности… Подобное в «Машине времени» Уэллса, когда постепенно, понемногу. Не про Россию сказано-показано, здесь предварительно все кровью заливают.

………………….

………………….

………………………

……………………..

Стою за деревом, смотрю, как дикари разгуливают по моему треугольнику.
Вчера извели траву за домом, заасфальтировали площадку для своих жестяных коней, переставляют их на новые места и счастливы… Сегодня они не злобны, скорей доверчивы, простоваты. По сути несчастны в своей темноте, погруженности в минутные потребности, но этого не осознают. Иногда без видимых причин сердятся, но стычки ограничиваются криками… потом мирятся, хлопают друг друга по спине, пьют из белых и цветных бутылок… Снова раздражаются… Тогда вмешиваются женщины — приземистые, плотные, они разводят спорщиков в разные стороны.
Сегодня закат необычно долог, сумерки всё не кончаются, место на горизонте, где утонуло солнце, светится, свечение распространяется на полнеба.
Понемногу вспыхивает в окнах СВЕТ.
Он важней всего: цвет его качество, тон — количество…
Люблю темные работы, которые художник освещает своим взглядом. Важно распространение света по картине: он должен пульсировать от пятна к пятну, то ослабляться, то усиливаться, вспыхивать, и бежать по кругу, по кругу…
Тогда картина сохранит цельность, будет жить.
Жизнь — та же картина, ее пишем сами, пренебрегая мелочными обстоятельствами. Способность к обобщению важна. Время — барахло, тягомотина событий. Свет сохраняет цельность, соединяет, вопреки времени, всё, что было, есть — и будет.
Все самое важное — только в нас, освещенное светом из нашей глубины…
Вся моя надежда — на этот свет.

На днях произошло безобразное событие — премию ТЭФИ дали Дмитрию Киселеву. И Рыковцева, на «Свободе», которую уважал, провела передачу с какими-то хмырями, они все (и она!) одобрили — правильно, мол, дали премию, он самый профессиональный (не вникая в содержание передач!!), чисто формально, и все согласились, что правильно… Только Фанайлова, написала громко и правильно: странно, что дали этому монстру, и премию и жюри это не красит. Сколько было в истории высоко профессиональных мерзавцев… забыли! И в общем, я вернулся в FB, хотя мой вес там мизерный, но как бы «для положительной массы», буду по-прежнему помещать туда свои картинки и короткие тексты.
Но здесь по-прежнему все будет.
……………………………

……………………….

………………………….

………………………….

………………………….

……………………………..
Только что он насмешливо улыбался — пишите, мол, пишите, почитаем…
А здесь? — застыла улыбка — и «неужели все?» в глазах.
Сейчас лязгнет крышка…
Простая фигурка химеры, но сколько в ней всего уместилось…
Гениальность образа – разный под любым углом, и всегда интересный, всегда глубокий…

Профессионализм, мастерство — всего лишь ремесло в квадрате, ну, в кубе… но не более того. Многолетнее рассматривание картинок убедило меня в этом, да. И если ты продажный паршивец, то где-то обязательно вылезет твое мерзкое лицо. Так я раньше думал. А теперь другие времена — паршивец продажный со своим лицом не где-то случайно вылезет, а ничуть не сомневаясь, торжествуя, лицо свое показывает всем, а люди вроде бы неглупые и когда-то честные, скрипят о профессионализме, о мастерстве…

………………….
Поговорить все мастера – главное, чем живешь, а в этом всегда особенная странность: оказывается, разговоры разговорами, правила правилами, а жизнь сама по себе, из нее только и видно, кем ты вылупился в конце концов. Беседы, споры, кухни-спальни общие… а потом каждый идет доживать свое, и в этом главное – в одинокости любого существа, кота или цветка, или человека… О чем же говорить еще, если не об этой неразрешимой одинокости?..

…………………………
Он ходил по комнате и переставлял местами слова.
— Вот так произнести легче, они словно поются… А если так?.. — слышны ударения, возникают ритмы… И это пение гласных, и стучащие ритмы, они-то и передают мое волнение, учащенное дыхание или глубокий покой, и все, что между ними. Они-то главные, а вовсе не содержание речи!
Он и здесь не изменил себе — качался между крайностями, то озабочен своей неточностью, то вовсе готов был забросить смысл, заняться звуками.
Иногда по утрам, еще в кровати, он чувствовал легкое давление в горле и груди, будто набрал воздуха и не выдохнул… и тяжесть в висках, и вязкую тягучую слюну во рту, и, хотя никаких мыслей и слов еще не было, уже знал — будут! Одно зацепится за другое, только успевай! Напряжение, молчание… еще немного — и начнет выстраиваться ряд образов, картин, отступлений, монологов, связанных между собой непредвиденным образом. Путь по кочкам через болото… или по камням на высоте, когда избегая опасности сверзиться в пустоту, прыгаешь все быстрей, все отчаянней с камня на камень, теряя одно равновесие, в последний момент обретаешь новое, хрупкое, неустойчивое… снова теряешь, а тем временем вперед, вперед… и, наконец, оказавшись в безопасном месте, вытираешь пот со лба, и, оглядываясь, ужасаешься — куда занесло!
Иногда он раскрывал написанное и читал — с противоречивыми чувствами. Обилие строк и знаков его радовало. Своеобразный восторг производителя — ведь он чувствовал себя именно производителем — картин, звуков, черных значков… Когда он создавал это, его толкало вперед мучительное нетерпение, избыточное давление в груди и горле… ему нужно было расшириться, чтобы успокоиться, найти равновесие в себе, замереть… И он изливался на окружающий мир, стараясь захватить своими звуками, знаками, картинами все больше нового пространства, инстинкт столь же древний, как сама жизнь. Читая, он чувствовал свое тогдашнее напряжение, усилие — и радовался, что сумел передать их словам.
Но видя зияющие провалы и пустоты, а именно так он воспринимал слова, написанные по инерции, или по слабости — чтобы поскорей перескочить туда, где легче, проще и понятней… видя эти свидетельства своей неполноценности, он внутренне сжимался… А потом — иногда — замирал в восхищении перед собой, видя, как в отчаянном положении, перед последним словом… казалось — тупик, провал!.. он выкручивается и легким скачком перепрыгивает к новой теме, связав ее с прежней каким-то повторяющимся звуком, или обыграв заметное слово, или повернув картинку под другим углом зрения… и снова тянет и тянет свою ниточку.
В счастливые минуты ему казалось, он может говорить о чем угодно, и даже почти ни о чем, полностью повторить весь свой текст, еле заметно переиграв — изменив кое-где порядок слов, выражение лица, интонацию… легким штрихом обнажить иллюзорность событий… Весь текст у него перед глазами, он свободно играет им, поворачивает, как хочет… ему не важен смысл, он ведет другую игру — со звуком, ритмом… Ему кажется, что он, как воздушный змей, парит и тянет за собой тонкую неприметную ниточку, вытягивает ее из себя, выматывает… Может, это и есть полеты — наяву?
Но часто уверенность и энергия напора оставляли его, он сидел, вцепившись пальцами в ручки кресла, не притрагиваясь к листу, который нагло слепил его, а авторучка казалась миниатюрным взрывным устройством с щелкающим внутри часовым механизмом. Время, время… оно шло, но ничто не возникало в нем.
……………………………………..

Постепенно события его жизни, переданные словами, смешались — ранние, поздние… истинные, воображаемые… Он понял, что может свободно передвигаться среди них, менять — выбирать любые мыслимые пути. Его все больше привлекали отсеченные от жизни возможности. Вспоминая Аркадия, он назвал их непрожитыми жизнями. Люди, с которыми он встречался, или мельком видел из окна автобуса, казались ему собственными двойниками. Стоило только что-то сделать не так, а вот эдак, переместиться не туда, а сюда… Это напоминало игру, в которой выложенные из спичек рисунки или слова превращались в другие путем серии перестановок. Ему казалось, он мог бы стать любым человеком, с любой судьбой, стоило только на каких-то своих перекрестках вместо «да» сказать «нет», и наоборот… и он шел бы уже по этой вот дорожке, или лежал под тем камнем.
И одновременно понимал, что все сплошная выдумка.
— Ужасно, — иногда он говорил себе, — теперь я уж точно живу только собой, мне ничто больше не интересно. И людей леплю — из себя, по каким-то мной же выдуманным правилам.
— Неправда, — он защищался в другие минуты, — я всегда переживал за чужие жизни: за мать, за книжных героев, за любого зверя или насекомое. Переживание так захватывало меня, что я цепенел, жил чужой жизнью…
В конце концов, собственные слова, и размышления вокруг них так все запутали, что в нем зазвучали одновременно голоса нескольких людей: они спорили, а потом, не примирившись, превращались друг в друга. Мартин оказался Аркадием, успевшим уехать до ареста, Шульц и Штейн слились в одного человека, присоединили к себе Ипполита — и получился заметно подросший Глеб… а сам Марк казался себе то Аркадием в молодости, то Мартином до поездки в Германию, то Шульцем навыворот. Джинсовая лаборанточка, о которой он мечтал, слилась с официанткой, выучилась заочно, стала Фаиной, вышла замуж за Гарика, потом развелась и погибла при пожаре.
— Так вот, что в основе моей новой страсти — тоска по тому, что не случилось!.. — Он смеялся над собой диковатым смехом. — Сначала придумывал себе жизнь, избегая выбора, потом жил, то есть, выбирал, суживал поле своих возможностей в пользу вещей ощутимых, весомых, несомненных, а теперь… Вспомнил свои детские выдумки, и снова поглощен игрой, она называется — проза.

Найден механизм в Интернете, который действует. Ну, разумеется, не петиции к Путину, а когда гораздо конкретней.

Компо 1
………………………….

Компо 2
………………………………

Мелкая графика. А часики потому, что почти всякое увлечение надо реализовать, несмотря на его возможную глупость. Глупость также многообразна, как ум, но гораздо интересней — неожиданней может быть.
…………………………

Один из вариантов «раннего утра», есть такая картинка, а где она… не помню. Размытие четкости в памяти на промежуточной стадии (неполного забытия) оказывается иногда полезным, смайл…
………………………………..

Родственницы. Одну из них, ту, что на фотографии статная и молодая, я еще застал в живых, в шестидесятые годы. Многие вещи в плане историческом трудно понять, по связям рода гораздо легче доходит. …………………………………..

Мотя. Живая память о доме №10, в котором Перебежчик спасал зверей. Надеюсь, что жива… Свобода нелегко дается.

Да о чем угодно можно написать, самые умные и полезные штуки… а текста нет. Нет обязательных свойств его — 1. ритмики, чем она многообразней, тем лучше… чем тоньше игра ритмов и незаметней, да, и все-таки заметна — по интонациям, слаженности, цельности, слитности, что ли… 2. И ассоциативности, тут тоже самое. А все описательные красоты, эпитеты да прилагательные… это как «обманки» в живописи, не стоят ни черта. Смысл? ну, какой-то должен быть, наверное, что-то очень простое, прозрачное, остальное оставьте философам. Когда они берутся за прозу, получается чудовищно-умственное, пример тому, проза Пятигорского.

…………………………………
— Дело в том… тема для взрослых, не слушай… жизнь кончается мерзко, печально, грязно, а если даже с виду пышно, важно, красиво, с лафетом и пушками, то все равно мерзко. Многие хотят забыть, прячут голову, притворяются… Скользят по льду, не думая, что растает. А некоторые убеждают себя и других, что смысл в самой жизни, неважно, мол, что впереди. Есть и такие, как я — ни сожаления ни страха, временность для нас, как рыбе вода. А у тебя… не понимаю, откуда у тебя такая сила, ведь зеленый еще… Да, решил твой портрет написать, знаю, что не пропадешь и без него, но пусть будет такое зеркало… Напомнит… Может понадобится… если скурвиться потянет… Предостережение, что ли…
И это я, наверное, хотел передать, но как, не понимал. Писал и не думал, что тут думать, если не знаешь, куда плыть!.. только “да? — да, нет? — нет, да? — да!..” как всегда, с каждым мазком, не мысли — мгновенные решеньица, за которыми ты сам… вершина айсберга…
Но я смотрел на портрет, на весь твой вид, и все было не то, понимаешь, не то!.. Я ждал…
И вдруг что-то проявилось, не знаю как, от подбородка шел к щеке, небольшими мазочками, то слишком грубо, то ярко, потом тронул чуть-чуть бровь… и вдруг вижу — приемлемо стало, приемлемо… вот, то самое выражение!.. — и я замер, стал осторожно усиливать, усиливать то странное, особенное, что проявилось…
Да? — ДА! Нет? — НЕТ!
И вдруг — Стой! СТОЙ!
Как будто карабкался и оказался там, откуда во все стороны только ниже. Чувствую, лучше не будет. И я закончил вещь.

…………………
Я И НАСТОЯЩАЯ ХУДОЖНИЦА
………………………..
Пришел, стучу, она с большим промедлением открывает, глаза заспаны, лицо помято, говорит, ночами теперь трудится, пишет новые темы. Везде листы, листы… никак не разгляжу, что на них, «что это», спрашиваю, а она — «авангардный эксперимент, темпераментная графика».
Ну, Малов, тут я понял, что от современности навсегда отстал. Похвалил, конечно, цвет красивый, пятна-кляксы симпатичные разбросаны… Увидал на одной картине вроде цветок, и дернуло меня, Малов, выскочить со своей новостью.
— Я тоже цветы рисую… — говорю. А она — «покажи», и так пристала, что я пошел к себе вниз, отобрал самые красивые, штук десять, и принес.
Она в это время в кухне чайник поджигала, «поставь у свободной стенки», кричит. Я расставил, она входит, смотрит…
Малов, Кис, ты мой единственный друг, скажи правду, чем я ей так насолил?
Она сначала ничего, вроде спокойно восприняла, «так — та-ак…» говорит, подошла, прошлась по ряду, потом обратно… еще раз…
И я вижу, что-то совсем нехорошее прорезается, сгущается и назревает…
— Что, очень плохо? — спрашиваю, голос неуверенный, самому противно стало. Но страшно, понимаешь, впервые смотрит не человек, а художник, ученый мастер, и что-то у меня совсем не то, понимаешь? Чувствую беду, сердце хлопает сломанной дверью на сквозняке.
— Это и есть твои цветы?
— Ну, да… — отвечаю, — чьи же еще, конечно мои.
Пусть самые плохие, не откажусь от них никогда!
— И ты э-т-о нарисовал сам?
Я не понял, как можно по-другому рисовать… Смотрю на нее и молчу.
А с ней странные вещи происходят, изменения в лице и всем теле… Вот ты, Малов, не смотришь по вечерам, презираешь телек, а зря, если б ты видел фильмы про вампиров, то сразу же понял меня, а сейчас объяснять и объяснять, а я долго не люблю, ты знаешь. Вечно ругаешь меня, — «опять спешишь, подробно расскажи…», а что рассказывать, обычно в трех словах все ясно. Но в этом месте, я понимаю, тебе совсем не ясно, а мне трудно объяснить…
Она превращаться стала, Малов! Ну, не так, конечно, чтобы рубашка трещала, шерсть на груди, морда волчья и прочее, но вижу, лицо рябью пошло, заколебалось, затряслись губы, обострился нос… зубы — и они заострились, хищными стали, и вообще, очень хищный возбужденный вид… волосы растрепались, хотя ветра никакого…
Я стал пятиться, пятиться, а она хочет высказаться, но звук застрял по дороге, не вылупляется никак… губы шевелятся, тонкие стали, черные, злые… И наконец, как закричит хриплым незнакомым голосом:
— Убирайся, идиот, уматывай с глаз долой, и цветы свои идиотские забери…
Малов, так и сказала — идиотские, почему?..
Я дрожащими руками собрал листочки, и к двери, к двери, а она уже меня не видит, бегает по комнате, что-то бормочет, ругается страшно неприлично, это уж я повторить не в силах…
Я выскочил за дверь, и слышу — ясным громким голосом сказала:
— Боже, за что наказываешь меня! За что этому идиоту дал все, что я так долго искала, трудилась не покладая рук, себя не жалела, никакой личной жизни, одни подонки… за что???
И зарыдала.
Малов, мне стало жаль ее, хотя ничего не понял. Ну, не понравилось, ну, понравилось, разве можно так биться и рвать себя на части, Малов?..
Пришел вниз, сел… Как-то нехорошо от всего этого, словно грязь к рукам прилипла, и чувствую, не смоется, хотя не знаю, в чем виноват. И жаль ее, и понимаю, что всё, всё, всё — мне с такими людьми невозможно вместе быть, я боюсь их, Малов. Я отдельно хочу. Мне так захотелось исчезнуть, скрыться с глаз от всех, стать маленьким, залезть в какую-нибудь щелку, схорониться, писать тихо-незаметно свои картиночки… Спрятать жизнь свою, понимаешь?..
И долго не мог успокоиться. А потом вдруг развеселился, вспомнил — она же меня из моей квартиры выгнала!..
Проходят дни, все тихо, она мириться не собирается, а я тоже не иду. Я такие вещи умом не могу, не умею, ты знаешь, просто тоскливо, скучно становится, и все тогда, конец, край. Будь как будет, а встречаться, опять слова… не получится, Малов. Только мне горько, что столько злости родилось от моих цветов, не думал, нет. Вот и обидно мне за них стало.