Рубрика: Uncategorized

////////////////////////////////////////
Знаете ли вы, наблюдали, быть может — чем хуже работают люди, тем глаже и чище у них полы, а самые бездельники ухитряются сохранять паркетный блеск даже в химических лабораториях, меняют рабочие столы на письменные, обкладываются картотеками, одна современней другой… а в углу у них малюсенький рабочий столик, на нем электроплитка — здесь заваривают кофе.
На четвертом этаже пола вовсе не было, а лежали каменные выщербленные плиты, известняк, как на приморском бульваре, и видно, что никто не болеет за чистоту… Коридор уперся в тупик, пошли бесконечные комнаты и переходы, в каждом углу что-то гудит и варится, мерцает и поблескивает, все работает, а не пылится без дела. И никто на тебя не смотрит, не зовет облегчить душу, не ждет подвоха — занят собой: кто тянет трубочкой мутную гадость из пробирки, кто тащит подмышкой кутенка, не иначе как узнать, что внутри, кто тут же, пристроившись в уголке, чертит мелом на двери — не мог, стервец, добраться до доски, не дотерпел — вокруг него толпа, один хлопает по плечу — молодец! другой тянет за рукав — отойдем… И качаются красивые стрелки импортных приборов, и мечутся разноцветные зайчики по узким зеркальным шкалам, и пронзительно надрывается в углу телефон, забытый всеми прибор связи и общения…
Марк шел и видел — здесь каждую секунду что-то происходит, возникают и рушатся империи, «это говно» — беззастенчиво говорит один, «старое говно» — уточняет другой, и оба довольны.
Проходы становились все уже, и, наконец, движения не стало: посреди дороги возвышалось огромное колесо, из- под которого торчали очень худые длинные ноги. Марк обратился к ногам, чтобы узнать, где скрывается тот, к кому его уже не раз посылали нетерпеливым взмахом руки — там, там… Голос из-под колеса пробубнил, что следует идти дальше, но при этом постараться не наступить на оголенные провода слева от правой ноги, и не задеть раскаленную спираль, что справа от левой руки. Марк только решился, как раздался оглушительный треск, полетели оранжевые искры, спираль потемнела, ноги дернулись и замерли. Марк уже высматривал, кого призвать на помощь, вытащить обугленный труп, как тот же голос выругался и заявил, что теперь беспокоиться нечего — шагай смело. Марк перешагнул, перепрыгнул, подполз, пробрался к узкой щели и заглянул в нее.
Там, стиснутый со всех сторон приборами, сидел за крошечным столиком человек лет сорока с красивым и энергичным лицом. Он быстро писал, откладывал написанный лист, и тут же строчил новый — без остановки, не исправляя, не переделывая, и не задумываясь ни на секунду. Из кончика пера струилась черная ниточка, извиваясь, ложилась на бумагу, и нигде не кончалась, не прерывалась… Эта картина завораживала, напоминая небольшое природное явление, не бурный, конечно, вулкан с огнем, камнями и злобной энергией, а то, как молчаливо, незаметно, без усилий извергает прозрачную субстанцию паук — она струится, тут же отвердевает, струится…
Марк стоял, очарованный стихийным проявлением процесса, который давно притягивал его. Ручка казалась продолжением руки, нить словно исходила из человека.
……………………………….
Тут он поднял глаза и улыбнулся Марку, весело и беззаботно. Он действовал свободно и легко, охотно прерывал свое извержение и, также без видимых усилий, продолжал с того слова, на котором остановился. Он явно умел отрываться от земли, это Марк понял сразу. Но не так, как его кумир, великий Мартин — тот грубо, тяжело, с видимым усилием поднимался, волоча за собой груду идей, вороха экспериментов, но уж если отрывался, то, как орел, уносил в когтях целую проблему, огромный вопрос, чтобы в своем одиноком гнезде расправиться один на один, расклевать вдрызг и снова расправить крылья… таким его видел верный ученик, простим ему некоторую высокопарность. В отличие от первого Учителя, этот гений, звали его Штейн, умел чрезвычайно ловко округлить и выделить вопрос, вылущить орешек из скорлупки, вытащить изюм из булки и, далеко не улетая, склевать своим острым клювиком, и снова, к другому созревшему плоду — расчетливо, точно зная, что уже можно, а что рано, что назрело, а что сыро… не преувеличивая силу своих небольших крыл, он действовал спокойно и весело, и жизнь в бытовом смысле совсем не презирал. Он относился к типу, который прибалты называют «лев жизни»… ну, не лев, а небольшой такой, красивый львишка, смелый в меру, циничный по необходимости, не лишенный совести и доброты — не забывая себя, он старался помочь другим.
……………………………….
Десять минут, оставшиеся до семинара, пролетели как во сне.
— Да, да, возьму, завтра приступайте. Парение? Весьма своевременно, сам думал, но на все не хватает. Химия? — это здорово! Хотя меня больше волнует физическая сторона… Впрочем, делайте, что хотите, главное, чтобы жизнь кипела! Нет, нет, ни денег, ни приборов, ни химии — ничего. Но есть главное — я и вы, остальное как-нибудь приложится! Мне интересно знать о жизни все, все, все… Но вот что главное — Жизненная Сила! Пора, пора от мутного философствования переходить к молекулам, расчетам. Да, да, три вопроса, это я поставил, что скрывать. Что, Где… Некоторые спрашивают — Зачем, но это не для меня. Мой вопрос — КАК? Что она такое? Что за материя такая, в которой рождается эта удивительная страсть? Где? Мне совершенно ясно, что в нас, в живых существах! Впрочем, есть и другое мнение. Ох, уж эти лже… КАК она действует, как заставляет нас барахтаться, карабкаться, упорствовать?..
Он поднял красивые брови, всплеснул руками:
— Как только она ухитряется сохраниться в еле теплящемся теле? Как на спине сигающего в ледяную пропасть мира удерживается теплая и нежная красавица? А парение? — лучший ее плод, творчество и разум?.. Сбросить покровы мистики и тайны! Ах, этот Шульц! Бедняга… Ну, ничего, скоро разделаем его под орех, зададим перцу, трезвону, дадим прикурить малахольному мистику! Очаровательная личность. Жаль только, мозги набекрень.
Он сверкнул очами -«дерзайте, как я!» — и сильной рукой распахнул спрятанную за креслом дверь. Перед Марком лег широкий пустынный коридор.
— Не бродите по закоулкам, вот дорога — налево буфет, направо лестница. Спускайтесь в зал, а я соберу заметки, и за вами.
И подмигнув, добавил: — Бодрей смотрите, бодрей! Наука баба веселая, и с ней соответственно надо поступать. Еще поговорим, когда уляжется пыль от этих потасовок.
……………………………….
Ошеломлен и очарован, Марк двигался в сторону, указанную новым учителем. Штейн представлялся ему мудрым, но дряхлым, а этот полный сил «лев жизни» поразил его. Он вспомнил слова Штейна — «у смерти временные трудности возникают, это и есть жизнь» — и еще раз удивился остроте и смелости мышления, хотя сама идея показалась спорной — так сложно и красиво умирать?.. А образ нежно-розовой девы на спине могучего черного быка?.. Чего только он не услышал за эти счастливые минуты!
Везет человеку! Между неразумными порывами молодости и мудрой дряхлостью случается довольно узкая щель, в которой норовит задержаться каждый неглупый и не совсем опустивший руки человек… Штейн был активен, но не нагл, дерзок, но до унижения седин не доходил, восставал против авторитетов, но и должное им отдать умел, поднимал голос за справедливость, но без крика и безумств, помогал слабым — если видел, что жизнь еще теплится, неугодных не давил, но обходил стороной, от сильных и страшных держался подальше… если не очень были нужны… Но умел и стерпеть, и промолчать, жизнь смерти предпочитал всегда и везде, и даже на миру, где вторая, утверждают, красна. Это был идеальный гармоничный человек какой-нибудь эпохи возрождения, небольшого ренессанса в уютной маленькой стране, он там бы процветал, окружен всеобщим уважением, может, министром стал бы… А здесь, в этом огромном хаосе? Его знали в узком кругу, в тридцать доктор, в сорок академик, в сорок два злостный космополит и неугодный власти человек… Потом страсти улеглись, он выжил, выплыл, сбит с толку, испуган, зато весь в своем деле. Потом слава — и снова запрет и гонения, он домашний гений, не выездной… Еще что-то… Он на рожон не лез и каждый раз потихоньку выныривал, потому что уходил глубоко на дно, хватался за свое дело, как за соломинку, берег свой интерес. Он жизнь любил за троих, в двух жизнях потерпел крах, но еще одна осталась, а тут вдруг стало легче, светлей, он воспрял…
С Глебом они друг другу цену знали, оба профессионалы: Штейн в теориях жизни, Глеб в жизненной практике, и потому сталкивались редко. Один ничего не просил, другой ничего не предлагал, терпимые отношения… если не считать глубокой, тайной неугасимой ненависти, которую испытывают приковавшие себя к телеге жизни, к тем, кто одной ногой не здесь.

С тоской вспоминаю старое кресло. И с благодарностью, оно мне помогло, и не только мне.
………………………

Кошки умеют пальцы веером
…………………………….

С чем связан отказ от интенсивного цвета, не могу сказать. Вряд ли причина в глазах, скорей, в голове, смайл…
……………………………….

Хотя, не всегда, не всегда. Обычные вещи иногда еще как окрашены… 🙂 Или так кажется?… В сущности, значения не имеет.
……………………………..

Когда рамы были деревянные.
…………………………..

Интерес к свету не имеет границ
………………………

Ночной разговор. С этим существом есть о чем поговорить. И поспорить тоже.
…………………………………

Когда нефть кончится…
…………………………..

Каждый день хожу по этой лестнице. Вниз бегом, 26х10=260 ступенек, это легко. Наверх сложней. Но все-таки, борьба с самим собой — самая интересная, и сложная, и полезная. Хотя никому, кроме тебя, не нужная. А некоторые говорят — вредная. Или «лучше иди бросать камни в притеснителей человечества». Не, мне лучше по лестнице, пусть с некоторыми угрызениями по поводу эгоизма… Но когда вижу озверевших с одной стороны, и в ответ озверевших с другой, и понимаю, ЗА ЧТО идет борьба… Нет, безумствуйте, кому охота… Видеть не могу больше эти лица, и с одной и с другой стороны. Грустно, в молодости у меня было больше иллюзий относительно человеческой сущности.
………………………………..

Но летом, когда тепло, краски все-таки радуют сердце
…………………………….

А когда-то всё было тепло, и даже горячо… и даже слишком, по сегодняшнему разумению. Но что было, то было, смайл.
…………………………….

В природе легко усматриваются механизмы, если приглядеться — круги, винты, спирали…
……………………………….

Чужой среди своих. Одним жарким летом, 10-го года кажется, я часами наблюдал за жизнью этих птиц. И Рыжик всегда был со мной, я на корточках пристроюсь, и он рядом, прислонится к ноге и лежит… Удивительно, как много общего в поведении у нас с ними!

Сегодня ночью пришло письмо, приглашение куда-то выставить свои работы. Я полюбопытствовал, и обнаружил, что туда легко и быстро можно вывесить большие картинки. В таких случаях я не сомневаюсь, и ничего не выбираю, время жаль, — беру папочку какую-нибудь и всю ее ссыпаю в открывшуюся щель. Бывают и повторы, да черт с ним! Это наверное неразумно, но мне уже все равно, кто это, что это, … если можно показать — и БЕСПЛАТНО — то отчего не сделать. Если быстро получается. А теперь — за АССОРТИ, время не ждет.
Да так вот эти адреса, вдруг кто любопытный найдется. Но френды мои это всё наверное видели…
http://vatikam.com/portfolios/534 живопись здесь
http://vatikam.com/portfolios/536 черно/б графика
http://vatikam.com/portfolios/535 цветная графика То есть цвет есть, Но не масло
Привет всем.

Сегодня мне только одни звери попадаются на глаза. Значит, будут звери. Привет всем!

Хокусай и Мистраль дружили. Я думаю, дружба между мужчиной и женщиной всегда гормонами окрашена. А дружба котов и кошек не всегда.
…………………..

Вася в последний год жизни. Жил легко, играючи, нас не любил, а любил волю. А умирал тяжело, и помочь ему было трудно, он сочувствия избегал, как жил, так и умер — один, сам с собой. А мы его любили, и уважали за его отношение к нам, он право имел, как все мы, любить или не любить.
………………………

Семья. Спорить не хочу, но мы не должны их есть, когда-нибудь так и будет.
………………………….

Хокусай любил на чистой газетке расположиться.
……………………………..

Моя охрана. Картинки, фигурки, вылепленные своими руками — защита художника от текущей жизни, это его среда. Вернадский говорил о биосфере, но есть и другие сферы, например, сфера творчества, она и объединяет творческих людей… и разъединяет тоже… это сложно…
……………………………

Если в картинке, любом изображении нет драмы, то нет и смысла, остается только орнамент, фактура — прикладное изделие, тоже красиво и даже полезно, но — другое.
………………………..

«Не ух-ходи!..»
………………………………

Вместе, и настороже всегда!
…………………………………..

Чужой среди своих.
………………………………….

ИХ нравы…
…………………….

Мои ежики, старый облысел, а молодой глупый еще
……………………………

Ворону бог забыл.
…………………………..

Лизочка любит листья, выбирает тщательно, по запаху, а если уж выберет, то обязательно сорвет и съест, не спрячешь от нее.
………………………………

Туся перед картиной. Туся умерла, а картинку отдали в музей
……………………………………

И Сонечка перед ней любила сидеть.
…………………………..

Друг наш подвальный. Всё тот же десятый дом, где Перебежчик кормил зверей
……………………………

Любовь и преданность всю жизнь

Осень. Ручей.
……………………….

Художник болен был
………………………….

Над рисунком поработали наши кошки…
………………………………

Портрет И.К. в синем
…………………………..

Метро «Юго-Западная» Темпера, 1977г
…………………………………

Один их вариантов (чернила, размывка) «Ветреный день на Оке
……………………………….

Уборка урожая
…………………………………

Наброски из «подвальной» серии пастелей (ч/б вариант)
…………………………………

Подвалы №11
…………………………………

Подвалы №17
………………………………….

Чифирь по утрам
……………………………..

Из магазина
……………………………….

А про что сегодня? — как всегда, не знаю точно, про что… Картинки, конечно. И, может быть, немного про СУБСТАНЦИЮ, которая ускользает, скользит между пальцами. Что может сказать о ней художник? А писатель, что, больше может, унавозит только почву бессильными словами. Если Наука об этой Вещи или Явлении не знает, есть ли вообще субстанция такая, или дырки между событиями… Но дырка тоже вещь, что о ней сказать?
Что такое длительность пустоты, как ее измеришь?
Пусть себе наука думает о длительности, для меня она просто измеряется — числом сердечных сокращений, вдохов и выдохов.
О ВРЕМЕНИ разговор. О чем еще рисовать, писать… всё о нем. События только узелки на ниточке, кто-то занят ими, многие так считают, и думают, что жизнь и есть совокупность событий, и рассказывают о них, и пишут, и рисуют… А кто-то заворожен скольжением самой нити, и с каждый годом все сильней… а она всё быстрей струится, не удержать… Но как рассказать о том, что невидимо без событий?.. Не знаю, но кажется — то, о чем невозможно рассказать, можно изобразить. Художник меньше зависит от текущей реальности, насыщающей время событиями — он сам создает события из ничтожных для постороннего взгляда примет реальности, или просто выдумывает их — и нить скользит непрерывно, и не нужно искать узелки…
Обман, иллюзия? Наверняка. Но мы живем иллюзиями, перебираем события, узелки на своей нитке, а что такое мы сами? Мир мог обойтись без нас, почти ничего не изменилось бы, это факт, о котором много умников талдычат, а на самом деле не верят. Ведь я такой чудесный-интересный… — и в пропасть, да?
Да. Но пока живем, поиграем еще немного с этой ниточкой между пальцами, а что?
(Как почти всякое мое «вступление», довольно банально, а лучше не получится. Поэтому попробуем изобразить…) Вокруг да около, конечно. Если точно не можешь, то пусть — «вокруг да около»
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,………………………

……………………………

………………………….

………………………….

……………………………

…………………………..

………………………………

………………………….

…………………………………

…………………………………

………………………………

…………………………………

………………………………..

…………………………….

……………………………….

………………….

……………………………

……………………………..

…………………………..

…………………………………

……………………………..

……………………………………….

…………………………….

…………………………….

…………………………….

…………………………….

……………………………..

……………………………..

……………………………

……………………………

…………………………………..

…………………………..

Зверь на фоне пейзажа.
………………….

Зверь на окне
…………………

Кот и пес на окне, в 20-м доме, где они жили раньше.

Сегодня захотелось чуть поярче…
…………………

Земля, кусочек неба, фрагмент…
………………………

Не-е, все-таки не надо ярче, не надо острей, не надо резче… быстро надоедает. Вообще-то, какой же ты художник, если так быстро надоедает!.. Ну, не всегда…
…………………..

Иероглифы осени
…………………

Спуск в подвал десятого дома, где друзья Перебежчика жили.
……………………….

Соня любит лежать на Мунке, и вид соответствующий принимает…
………………………

Страсть к темным картинкам пересиливает…
………………………

Вечер как репетиция будущей катастрофы
………………………….

Зеленая женщина с красным креслом сжилась, не оторвешь…
………………………

Пирушка только начинается
…………………………

И у стен есть глаза, а уши мне не интересны.
……………………..

Если бы молодость знала… если бы старость умела…
………………………….

Триптих: МАСЯНЯ
………………………….

Глазастый у входа к темноту
………………………………

В общем-то фрагмент… Ну, под настроение пусть повисит…
…………………………….

Здесь нельзя жить, когда-нибудь это станет ясно.
……………………………..

Сны разума
………………………

Будни разума
……………………………..

Смешанная техника 🙂 Фотонатюрморт и репродукция картинки в одном флаконе.
……………………………….

Мой Рыжик
……………………………..

Новый вариант старого фотонатюрморта. Прежний более звучный по цвету, в этом занимался согласованием, в сторону сдержанности цвета
………………………………

Фрагмент картинки маслом, изрядно перекроенный.
………………………………..

Красная Шапочка спешит на свидание с Волком. Несмотря на погоду.
………………………………….

Вид из окна кухни.
……………………………………

Дни и ночи
///////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
///////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////

«Старик и коты» — невозможно написать, одна икота!
А «старик и его коты» — можно, но невозможно — чертовски длинно!
Вот и крутись… Чтобы просто и легко звучало.
То, что легче произносится, свободней читается.
…………………………………………………
///////////////////////////////////////////////////////

Молодой полон сил и любопытства – «родина, говорят…»
А старый устал смертельно… и ничего хорошего не ждет.
Кроме душевного покоя, пожалуй…
///////////////////////////////////////////
//////////////////////////////////
В старости…
Вспомнить хочется, участником каких событий был.
Вижу циклы, периоды… — повторы, тучи пыли…
Ни любви, ни доброты больше не стало.
И все участие в прах обращается.
……………………………………
////////////////////////////////////////////
Мы вынуждены уважать реальность. Попробуй, не уважь – сама напомнит.
Тексты пересыщены ее содержанием.
Картинки так часто на нее похожи, не отличишь…
Зато музыка всегда докажет – для чувства реальность не важна.
Реальность не жизнь, а только материал для жизни.
Самый ходовой и дешевый материал.

В том смысле, что есть попытки решить одну задачу, возможно, в ущерб всему остальному. Enjoy если можете 🙂
…………….

……………………….

…………………………

…………………………..

……………………………

//////////////////////////

/////////////////////

Сгоревший угол. Но вот пришел паук, жизнь восстановится.
………………….

Картинка маслом. Сейчас мне слишком резкой показалась,дешевый цвет, крикливый. Вот и решил немного подправить, благо, фотошоп позволяет.
…………………..

Если из людей понаделать гвоздей, то кривыми окажутся. Почти все. А прямые… их мало, но они сильней… пойдут на кривых войной… Я не фантаст, исход не могу себе представить, смайл…
…………………………….

Доброго утра вам…
………………………………

Корни. Если бы захотел писать абстрактные картинки, то так бы начинал…
……………………………..

Болгария, вид из окна.
………………………………

Как стояло…
……………………………..

Люблю темные картинки.
………………………………..

Утро кота, в старом кресле.
………………………………..

Удачи уходящим от нас!
……………………………………
из старого времени…

Один бы я сюда не попал — надо было проявить настырность, и у нее хватило. Палатка, дощатый пол, две железные кровати, выглянешь — озеро поблескивает, другой берег далеко… Август, Прибалтика, ночи холодные, но у меня два одеяла, а под кроватью бутылка хорошего ликера — перетерплю. Лес сосновый и еловый, мох и ржавые иголки, впадины и канавки — следы окопов, заросшие, еле заметные, а по краям — маслята… Хорошо бы оказаться здесь лет пять тому назад, когда не было этой, а была другая… А кто виноват… Лежу, читаю детектив, время от времени протягиваю руку — бутылка на месте… делаю один-два глотка — тепло, хорошо… Она бесится — видите ли, собирать грибы надо!.. выяснила уже, где их можно варить. Целое ведро можно наварить!.. А, черт, пусть делает, что хочет. Беру верную бутылку — еще много, а завтра… что-нибудь придумаю… «Ни работать, ни отдыхать не умеешь…» Как трудно сказать — отстань, уйди… Запутался вконец… Инспектор тем временем напал на след. Обедать?… Потом, потом… Впрочем, нет, будет хуже потом, кончится детектив, опустеет бутылка… Столовая на берегу, лестница к озеру, разбитые ступени, желтые листья… старый помещичий дом… Надо что-то решать… А кормят здесь неплохо… Теперь в палатку, на кроватку, пару глотков и за дело — инспектор не дремлет… Слава Богу, нашла подругу, ушла в лес. Можно лечь на спину, подумать, никто не будет заглядывать в лицо. Но в голове пусто. И удрать некуда. А ведь здесь хорошо, вот если б не она… Сам виноват. Ликер прекрасный — «Старый Таллинн». Но осталось немного. Похоже, инспектор на правильном пути… Темнеет… А вдруг — уехала?! Бутылка пуста…
Нет, вот они идут. Грибов много… варить, варить… Впрок, на долгую зиму. Готовится. Как я сюда попал? Сам бы ни за что не додумался, да и настырности не хватило бы… Рядом, говорят, магазин! Значит, перетерплю, перетерплю…

Здравствуйте, А.! Отвечаю на Ваше письмо, отчет о выставке.
Несколько слов о тексте, как о репортаже. Многое в нем верно. Вы не пренебрегаете вступлением, которое имеет более общий характер, вводите читателя в курс дела, стараетесь заинтересовать. Недостатком этой части является некоторая вязкость текста, повторы, которые заставляют читателя топтаться на месте, а он должен за Вами лететь, буквально врываться в середину, в самую гущу обсуждения. “Берите сразу быка за рога!” — так мне говорил мой учитель. “Что вы хотите сказать? Вот и говорите!” Дальше Вы рассказываете о своих впечатлениях. И тут по форме тоже есть вязкость, интересные, острые наблюдения как бы немного тонут. Но в целом это интересная часть.
Потом следует концовка, которая написана интересно, доброжелательно, и лишена той вязкости, о которой я говорил.
Теперь, что касается существа дела. Есть интересные наблюдения. Главное общее замечание: Вы стараетесь догадаться, что же такого думал и хотел изобразить художник, и на это уходят большие силы. Поверьте, они направлены не в ту сторону. Связь между самим художником и его произведением весьма сложна, и далеко не всегда понятна самому автору. Вы хотите догадаться о том, что он сам до конца не знает. Это распространенный, даже среди искусствоведов, и на мой взгляд тупиковый путь. Постарайтесь подойти по-другому: «что я сама чувствую, глядя на эти картины, что они вызывают у меня — какое состояние, настроение, какие ассоциации возникают?». Совершенно не обязательно, чтобы что-то вообще возникало, искусство штука тонкая, у вас далеко не всегда будет ответ, резонанс именно на этого художника. Даже проза в один день “идет”, а в другой — никак, а изобразительное искусство гораздо капризней, чем слово.
В общем, у нас будет о чем поговорить.

……………………………..

Была уже, и не раз, так что вариант. Долго мучился с окном, то слишком белый и яркий свет, то слишком желтый, то красный… то еще какая-нибудь гадость лезет… Наверное, еще вернусь.
…………………

Нет у меня славных пусечек с бантиками, с потешными мордочками, и вокруг себя никогда не видел, только на гламурных фотографиях. Милые сердцу зверьки… Как получаются такие изображения, для меня тайна. А настоящие истории про зверей устал рассказывать, в повестях уже всё, что знал, написано. Понял, не будет мира и добра зверям, пока мы живы. Надеюсь, что они нас переживут. Отдельные истории про замечательных людей знаю, но слишком мало их, чтобы спасти живой мир. Надеюсь, что не успеют всех извести, начнут переселение на Марс, и там чудеса героизма и любви ко всему живому покажут, но Земле этого не видать.
……………………………

Друг мой Рыжик. Приходил, уходил, на улице сопровождал, далеко шел за мной… Когда я фотографировал голубей, он сидел тихо, рядом, прислонившись к ноге. Было несколько тяжелых лет, он болел. Но дома жить не хотел. А умирать пришел ко мне.
……………………………..

Мои друзья, они всегда со мной. Переживут меня, и это славно. Биологический страх смерти понятен, но стремление жить долго, и тем более — в вечность проситься, к кому, куда?.. дикость какая-то, чем мы лучше всех тех, кто вокруг нас безмолвно умирает? История мира, как ее видят буддисты, тоже сказка, но она гораздо симпатичней мне.

пойду, пожалуй, смотреть «След»…
…………………..

…………………

………………………

……………………………

///////////////////
Году в 90-м…
Я пытался публиковать свои тексты, но делал это… непрофессионально. Иногда ездил в Москву, приходил в редакции, спрашивал… Мне улыбались, хвалили, обещали, разводили руками.. Я уходил…
Была хорошая редакторша, в Новом мире, Наталья Михайловна :
— Что вы хотите, Слава П. ходил ко мне 14 лет, даже устроился в соседний журнал редактором… Не помогло… уволился, стал к нам как на работу приходить — профессионально. Зато теперь его все знают.
А мне за сорок было, заниматься этими хождениями стыдно, и времени мало. Начал издавать себя на принтере, крохотными тиражами, сам переплетал, делал обложки… Любимое занятие было — рисовать обложки. Некоторые сохранились…
……………………
……………………..
тоже из встреч
Меня студентом приютил один человек, я писал о нем в повести «Ант», он был настоящим филологом, то есть словами заворожен. Он мне говорил, что может написать все, что угодно, его легкости и свободе нет предела. И, действительно, я некоторые отрывки читал, он пушкинского племени был, по глубине и прозрачности, и легкости необычайной слог… Но выпив, а он часто тяжело напивался, говорил мне, что чем легче написать, тем меньше потребности этим заниматься, и в конце концов придет к тому, что вовсе замолчит… Но не успел, в снежную морозную ночь замерз, выпил сильно, ушел еще добавить, а возвращаясь не дошел метров десять до своего окна. Я поздно вернулся, ночью, вернее, уже утром, опыт был особенный и неудачный, и почти у двери наткнулся на твердое тело. А записи куда-то исчезли, да.

………………………
……………………….
Монолог Лео из повести «Предчувствие беды»
«»Нет, кое-какой интерес еще остался, к жизни, да… и главное, привязанность к искусству… без нее, наверное, не выжил бы… Спокойные домашние вечера, рассматривание изображений… это немало… Да и надежда еще есть — через глухоту и пустоту протянуть руку будущим разумным существам, не отравленным нынешней барахолкой. Как по-другому назовешь то, что процветает в мире — блошиный рынок, барахолка… А вот придут ли те, кто захочет оглянуться, соединить разорванные нити?..
Я не люблю выкрики, споры, высокомерие якобы «новых», болтовню о школах и направлениях, хлеб искусствоведов… Но если разобраться, имею свои пристрастия. Мое собрание сложилось постепенно и незаметно, строилось как бы изнутри меня, я искал все, что вызывало во мне сильный и моментальный ответ, собирал то, что тревожит, будоражит, и тут же входит в жизнь. Словно свою дорогую вещь находишь среди чужого хлама. Неважно, что послужило поводом для изображения — сюжет, детали отступают, с ними отходят на задний план красоты цвета, фактура, композиционные изыски…
Что же остается?
Мне важно, чтобы в картинах с особой силой было выражено внутреннее состояние художника. Не мимолетное впечатление импрессионизма, а чувство устойчивое и долговременное, его-то я и называю СОСТОЯНИЕМ. Остановленный момент внутреннего переживания. В сущности, сама жизнь мне кажется перетеканием в ряду внутренних состояний. Картинки позволяют пройтись по собственным следам, и я все чаще ухожу к себе, в тишине смотрю простые изображения, старые рисунки… Отталкиваясь от них, начинаю плыть по цепочкам своих воспоминаний.
Живопись Состояний моя страсть. Цепь перетекающих состояний — моя жизнь.

Много пишут и спорят о жизни, где хуже, где лучше. Это надоедает. С легкостью можно доказать, что жить становится все лучше, и точно также вижу — мир катится в пропасть. Не знаю. А то, что не могу понять в обозримый мной кусочек времени, то для меня не существует. Мой детство было мрачно, юность тяжела, но всегда были прекрасные моменты, связанные с ощущением жизни и возможностью творчества. Что я могу сказать, лучше или хуже, хорошо или плохо, и куда идет мир? Иногда по вечерам мне кажется, что утра не будет, слишком все мерзко и ужасно. Зато по утрам, иногда, чувствую, что могу продвинуться в своих натюрмортах, картинках, и даже что-то изобразить словами… — и жизнь кажется прекрасной. Мои звери, их были десятки, родных мне, а то и сотни, они страдали от голода и ужаса перед людьми, но и радовались своей короткой жизни, и я старался им помочь. Про людей не говорю, слишком большая тема, и тоже много разного можно сказать. Люди сходят с ума перед идолами, мифами, странными выдумками — и плачут от восторга перед такими же иллюзиями и мифами. Пока это есть, жизнь существует. Странная и дикая для меня любовь к монеткам и бумажкам — ну, вызывает смех и сожаление, что я могу еще сказать. Ну, купи, купи… Жизнь не купишь. Точно также многие смотрят на меня и крутят пальцем у виска…
Что в мире прекрасного? — сама жизнь, что она еще есть, еще возможна в мире, который движется в другую сторону, к холоду и темноте, с неимоверными вспышками , в которых все сгорает, и с полной запертостью черных дыр… Но все-таки — пока есть жизнь, а в ней лучшее — творчество и любовь. Остальное — мусор, мелочи и дрязги, плюньте. Смотрите, как быстро ржавеют монетки…
………………………….

Слышал про триптихи. А это я бы назвал плашками. Примерно так. И тут столько работы, что и не начинал еще.
……………………..

Меланхолия, забытая тема…
……………………………

Пожалуй не натюрморты, а бы сказал почти не организованные углы, остатки человеческого пребывания, а иногда и не было никого, или мимо прошел и пнул ногой. Вещи обладают способностью создавать свою среду… надо только слегка помочь им, тем, кто вам не нужен. Оказывается, до этого нужно додуматься, смайл…
……………………………….

Вовсе не всегда нужно «замыкать пространство», но нужно стараться «уравновешивать влияния среды», которая только намеком. И не бороться со СЛУЧАЕМ, это упрощает мир до скуки.
…………………………………….

На лестнице. Как Вы думаете, почему такие рамы в окнах, разбитые на мелкие прямоугольнички?Вопрос простой, ответ печальный.
Открою тайну — их бьют. Бегут с первого этажа на 14 и на каждом стекло вдребезги. Это спорт такой, а может другие цели, не знаю. И в ЖКХ лучшего не придумали, как для уменьшения потерь сделать такие вот рамы, с крохотными стекляшками, разве интересно их бить?! Замысел оказался удачным, стекла долго держались, а недавно — все равно побили. Ну, до этого были более осмысленные действия — сняли все пружины с дверей на балконы на всех этажах, унесли почти все двери… А мне говорят — путин, путин… Да идите вы…
…………………..

Из старых натюрмортов. Старенькие — это 2007-2008 гг
……………………..

Это Бася, Мотина дочь.
……………………………..

А это мой Шнурок, ждёт еду.
………………..

Просмотрел статью одного очень образованного человека, называется — «что делать». Там много верного и справедливого написано о современном состоянии, и человек этот знает, что нужно делать, чтобы хотя бы попробовать исправить положение. Начиная со сказок, с детского садика, много верного о толерантности, об уважении личности, в частности (!) ее собственности, и т.д. Но чувство такое, что всё это теория. Для меня, как в прошлом почти физико-химика, напрашиваются соответствующие сравнения, они ужасно неуклюжи, но примерно очерчивают… Наша жизнь во всех ее проявлениях, и в социуме тоже, это открытая система, далекая от равновесия. А то, о чем говорят очень умные люди эти — это теория равновесных состояний или почти таких. А правит миром — КИНЕТИКА процессов, в условиях страшного дефицита времени.Поэтому система может вовсе не иметь равновесного(спокойного) решения, а развиваться по известной теории катастроф, или вообще забрести в такую степь… А что нужно? — наверное искать благоприятную более-менее кинетику, с учетом скоростей наиболее опасных процессов. А что в конце? Мой непросвещенный ум видит только один благоприятный выход, может, через тысячу лет — общинный строй, не первобытный, конечно, а просвещенно-общинный, а как это случится, и случится ли… кто знает, и мне-то что гадать, когда десять лет для меня предельный срок…

http://www.photographer.ru/nonstop/author/about.htm?id=25465

Я не раз предупреждал любителей красоты — ЖЖ у меня не выставка, а мастерская, это пробы, попытки, ошибки, и редкие удачи, когда автор чувствует, что «попал в точку», и на будущее задел возможен. И это всё. Искусство не занимается «красотой», это внутреннее состояние зрителя… если ему повезет, найдет свой резонанс…
Поэтому я спокойно отношусь и всегда относился к числу посетителей — привык к тишине пустых залов, редким шагам… Но к каждому, кого что-то всерьез заинтересовало, отношусь с большим вниманием. Другое дело, изображения не рассказывают, их только показывают, и автор мало что может добавить, но сколько может, столько делает.
………………………………..

Шел себе, шел по лестнице, и наткнулся на произведение бомжей — на подоконнике, за мусоропроводом. Какую-то структуру они нащупали, надо будет вернуться…
…………………….

Из окна на лестнице десятого дома, где происходили основные события моих нескольких повестей, виден овраг, он интересен и утром, и днем, и вечером, и всегда разный. Какое счастье, что на земле есть трещины и щели, в которых могут жить разные звери, спасаясь от самого неугомонного из зверей.
…………………

Лиза, любительница сухих листьев, мы ей не мешаем, раз ищет, значит нужно ей.
………………………

Автопортрет, по воспоминаниям двадцатилетней давности. Со сходством у меня обстоит просто, делаю и смотрю, где-то остановлюсь — приемлемо показалось.
………………..

Вообще-то Борис был добрый кот, но в ярости страшен, все его боялись. Больше всего ненавидел наглость чужаков. Пока он жив был, у нас спокойно жизнь текла.
………………

Всегда интересно, сколько всего можно убрать, чтобы главное осталось. Но здесь легко и промахнуться, то в сторону сокрытия мелкой но основательной детали, то в сторону черного квадрата, то есть, болтовни о том, что искусство может много гитик, стоит только пару линий провести…
…………………

Когда свет проходит мимо большой массы, путь его искривляется, Эйнштейн доказал. Но мы мелкие и легкие, у нас свет запросто ломает массу, чтобы свой путь пройти
…………………..

Состояние вечера.
………………………………

Несколько секунд любования.
……………………………

Черный — Хокусай, и его старший друг Султан, любили спать в этом кресле, в кухне, у окна. Умер Хокусай, и Султан стал редко к нам приходить, жил у магазина «Стекляшка». Я ходил его кормить, а потом он совсем исчез.
…………………………..

Путь света.
………………………

Опередил.
Мой приятель всегда подозревал — с этим человеком какая-то тайна связана. Обычно он стремительно проходил мимо, в сером костюме, подтянутый, стройный, хотя немало лет… и почему-то насмешливо смотрит на меня. А приятель убежден был, что на него — «кто же он такой, каждый день встречаю…» Так и не успел выяснить, умер внезапной смертью, сердце разорвалось. Теперь проще говорят — инфаркт, но очень обширный, мышца в самом деле пополам. Мы пришли за ним в морг — белые цветы, серебристый шелк, мертвец, застенчиво высунувший нос из этого великолепия… И этот тип в углу, в белом коротком халате, рукава засучены, мускулистые руки сложены на груди, тяжелая челюсть… ковбой на расплывчатом российском фоне. Оказывается, вот он кто — патологоанатом. Есть такие врачи, они никого не лечат, и вообще, в клиниках их не видно, среди палат, горшков, вони… Это аристократы смерти. Но стоит только умереть, как тебя везут, к кому? — к нему, к патологоанатому. Там, в тишине, среди пустынных залов, где только костный хруст и скрип, царит этот человек. Врач предполагает — гадает диагноз, пробует лекарства применить, одно, другое, лечит, не лечит… а этот тип располагает, он все раскроет и даст ответ, что было, лечили или калечили — разрежет, посмотрит, спешки никакой, бояться ему нечего, если шире разрежет, возьмет суровые нитки и кое-как затянет, все равно не проснешься, не завопишь — братцы, что это… Он все тайное сделает явным, и потому его не любят и боятся все другие врачи. Красивый малый в ковбойской шляпе, куртка модная, костюм английской шерсти, ботинки… Вот он кто, оказывается. Если бы приятель знал… И что? Вот я знаю теперь и на каждом углу жду — появится он, глянет насмешливо и пройдет. Что он хочет сказать — ты скоро ко мне? Наглость какая! Впрочем, не придерешься, улыбочка тайная у него, приличная с виду, будто доброжелатель и любитель человечества, а на деле кто? Да он одним движением — р-раз, и от горла до промежности распахнет тебя настежь, раскроет, словно ты муляж. Для него все, кто еще ходит, будущие муляжи. Я его видеть не могу, таких изолировать надо, как палачей, что он среди нас мелькает, напоминает, тьфу-тьфу, и каждый раз, как пройдет, взгляд его след оставляет, липкий и мерзкий — ну, скоро к нам? А я не знаю, но не хочу. Хорошо, приятель так и не узнал, гулял себе, только удивится иногда — «что за странная фигура, щеголь, лет немало, а держится — не поверишь, что старик…» Это безобразие, что он среди нас ходит — приходите, мол, всегда рад видеть, выясним, что там у вас было, что они прозевали, эти лечащие дураки… Как встречу его, напрягусь весь, выпрямлю спину, и пружинным шагом, расправив плечи, прохожу, взглядом его меряю — «ну. как? не дождешься, я не твой.» А он сверкнет насмешливым глазом, и неспешно так, играючи прибавит шаг, плечи у него широкие, руки… Нет, такого не пережить, не пересидеть, а значит, ввезут на колесиках в его светлые покои, разденут — и на цинковый стол… Нет, нет, я еще жив, говорю себе, не поддавайся! А он посмотрит, глазами блеснет — и мимо, в мясистой лапе сигарета. Может, никотин его согнет, а я не курю… Такого не согнет. Так что доберется он до меня. Что ему так хочется все выяснить, когда уже ничего выяснять не надо! Тому, кто перед ним, совершенно это ни к чему. Но отказаться нет прав, и сил, потому что труп. Если бы приятель знал… Я бы сказал ему — ну, какое тебе дело, пусть копается, тело тебе больше ни к чему. Он мне ответит — все равно противно, не хочу, чтобы тайное стало явным!.. Уже не ответит, но определенно так бы сказал, я его знаю. А он не знал ничего. Зато я теперь все выяснил, и буду потихоньку бороться — кто кого переживет.
Вот он опять появился из-за угла, идет, помахивает газетой. Его новости, видите ли, интересуют. Подбираю живот, грудь навыкат и стремительно прохожу. Он глазами зыркнул — и мимо, не успел оглядеть. Уже не тот, раньше никого не пропускал… Кажется, он тоже чего-то бояться начал, все смотрит по сторонам, может, выискивает, к кому его вкатят на колесиках…
Как-то возвращаюсь из отпуска, прошелся по нашим бродвеям раз, другой, неделя прошла, а его все нет. Хожу, жду его, скучно стало, тревожно, зима на носу, иней по утрам, но я держусь, прыгаю, бегаю, поглядываю по сторонам — куда же он делся, неужели меня опередил…

А что немолодые люди, может быть, пьющие, как почти всегда бывает, решили, вот, подружиться. Немного неправильно сидят, если придираться, но сегодня настроение лирическое, пусть будет как есть… Вижу и другие варианты встреч, но там как-то нахрапом, слишком решительно, да и было не раз. Слишком часто повторяться стал. Могу не повторяться, но поиски раздражают… Летом надеюсь оформить пару новых серий… если получится.

………….
Вообще-то нарисовано мышкой, и черно-белое изображение, а сегодня захотелось что-то изменить, так бывает. Но не могу сказать, что продвинулся, ну, слегка замаскировал дрожащие лапки мышки… Знаете, убирать цвет гораздо интересней, да и результат бывает неплохой, тоньше, разнообразней иногда получается… А придумывать цвет там, где его нет… дело неуклюжее… Впрочем, об этом давно писали, я вовсе не оригинален, цвет такая штука, коварная и смешливая — появляется в разных углах сам собой, когда его вовсе не ждешь, да-а-а…

Есть у меня один текст, который я сам читаю. За него себе четверку с плюсом ставлю. Не люблю себя хвалить, но этим текстом и своим чтением его доволен. Лучше не мог. Кому любопытно, попробуйте скачать аудиотекст, это повесть «Последний дом». Но он очень большой предупреждаю. Он в «облаках» — по-другому не прочитать — скачать надо.
https://cloud.mail.ru/public/d4679f4ab96b/lasthome.wmv

Женщина в красном кресле
………………………………..

Женщина с черепом Гамлета (1988г)

Отчего вы такой отшельник скромный, спрашивали, и не раз. Хотите честный ответ? Зря хотите.
Я не скромный, я высокомерный и брезгливый человек. Но к тем, кто мне нравится, всем сердцем отношусь. Но очень мало кто мне нравится, тоже правда. Это первое я сказал. Второе — я не скромный, я знаю, на кого нужно снизу вверх смотреть, есть для меня такие люди. Примеры? Два вам достаточно будет _ Сезанн и Платонов, этих высот никогда не достигну. Можно и еще, но не нужно.
Но есть у меня один текст, и я его читаю. Тут я себе четверку с плюсом ставлю, хотя, наверное, мало кто это сможет понять и с этим согласиться. Кому любопытно, попробуйте скачать вот этот текст, он большой предупреждаю. По-другому не прочитать — скачать надо.
https://cloud.mail.ru/public/d4679f4ab96b/lasthome.wmv
Вот тут — крепкая четверка мне, а кто по-другому думает, пусть думает, мне то что…

Из подвальной серии. Наброски.
Три карты, три карты… Число три не случайное. Через три точки можно построить окружность… но одну. Три пятна на картинке тоже важны, но это банально, пожалуй…
……………..

Называл «Утро в Крыму». Сейчас никак не называю Вариант.
………………

В жизни не знаю ничего серьезней увлечений и страстей. Наука была моим ранним увлечением. Когда увлекаешься, истинное лицо не видишь, да и не нужно его видеть. Для кого-то увлечение — деньги, или власть, или жить комфортно, или уважение окружающих, или гормональные безумства… или наконец, знания, или чувство собственной полноценности. Для меня серьезней всего было само СОСТОЯНИЕ УВЛЕЧЕНИЯ, а для него почти ничего внешнего не требуется — только нейроны, нейроны, нейроны… Самым непосредственным отражением СОСТОЯНИЙ является искусство, вот здесь и застрял, завяз… и продолжаю… А все остальное — стирается, мельчает, теряет узнаваемость — проходит… Остается одно увлечение — сама жизнь. Физическое состояние плюс трепыхание постаревших нейронов, смайл… Последнее увлечение. Все те же нейроны, только их меньше, меньше, меньше…

Капризная фактура.
…………………

Была такая серия, я называл их — «натурморды» Случайно получались. Конечно, можно искусственно скомпоновать всё, что угодно сейчас, но мне не интересно. Когда общаешься со многими зверями в разной обстановке, то бывает, они сами вписываются в общее изображение, и ничего придумывать не надо. Почти ничего.
…………………….

Импровизатор. Вариант не из лучших, но пусть повисит. Тогда я начал сочетать жировые мелки с меловыми(пастелью) и с простым мелом. Были трудности с закреплением. Лучшим оказался очень разбавленный раствор ПВА.
…………………………

Ассоль. Не жила у меня, но одно время приходила каждый день.
………………………………….

………………………………….
Это была нежеланная поездка — я не люблю холод, ледяную воду, избы с душным теплом и острым сквознячком по ногам. Мне претят вздохи, закатывания глаз — “Ах, жизнь в глуши… Как, ты не любишь Север?!” Где искать простоту, если ее нет в себе?.. Как будто, забравшись в промерзшую избу, начнешь жить просто. Я много раз спал на полу, на сквозняке, в грязи, не раздеваясь, обходился хлебом, кормил клопов… и понял, что везде одинаково сложно дойти до полной тишины. Я имею в виду тишину внутри себя. Несколько раз я щедро платил, отвязываясь от людей, отдавая за покой и свободу все, что имел. И все-таки не достиг ни свободы, ни покоя: сам себя догонял, принуждал и мучил много лет. А теперь?.. пожалуй, понял, что “покой и воля” — просто миф: пока жив, их быть не может. Есть движение к ним, угадывается направление — и это уже немало.
Когда я говорю о несвободе, то имею в виду не только и не столько обычные дневные заботы, мелкую суету, тщеславие, злобу, зависть, страх перед властью, принуждением, чужой волей, бессилие перед Случаем… Мы хотим освободиться от всех этих пут, страхов, и жить, как нам нравится. Это чувство естественно, как голод. Жить, как хочется, это немало. Но значит ли это, быть свободным?.. Когда начинаешь жить, как хочется, вот тогда только постигаешь самую безнадежную несвободу — давление собственных барьеров, своих границ.

2
Итак, я был на Севере, сидел в лодке, взял цветные мелки и нарисовал несколько пейзажей. Это перевернуло мою жизнь. Я увидел, что создал другой мир — целиком, начиная от чистого листа. Это было именно то, чего мне всегда не хватало — сам, от начала и до конца! Приехав домой, я побежал за красками. Заперся, сел, взял кисточку, простой альбомчик, и начал. Я рисовал одну картинку за другой, не останавливаясь и не задумываясь. Не успевал закончить, как уже знал, что рисовать дальше… Вдруг я услышал странный звук. Это было мое дыхание в тишине. Наконец, я оказался ОДИН! Оказывается, я всю жизнь об этом мечтал — оказаться одному и что-то сказать, не прибегая к подсказкам.
С тех пор я не мог выпустить кисточку из рук. Я писал десятки небольших картинок в день, из меня буквально выпирали впечатления. Это была чистая радость. Я забыл про свою жизнь, которую так долго нес на руках, боясь споткнуться.

3
Тем временем я написал докторскую диссертацию и должен был ее пристроить. Было несколько неприятных для меня встреч, разговоров, небольших поражений, таких же побед, и я подошел к защите. Прошел благополучно предзащиту в отличной лаборатории, написал автореферат… Путь был открыт, вряд ли кто сомневался в исходе. Осталось ждать два месяца.
Я рисовал целыми днями, но не думал о живописи, как о профессии. Мне просто было интересно, я все время радовался тому, что у меня совершенно неожиданно возникало на бумаге. Конечно, я выбирал какие-то цвета и их соотношения, но происходило это так же свободно, незаметно, как пробуют еду, выбирают одно блюдо и отвергают другое. По вкусу. Значительно позже я стал задумываться, и обнаружил, что “не умею рисовать”, неспособен схватывать пропорции. Мне это давалось с большими усилиями. К тому же я не любил рисовать с натуры, она вызывала во мне раздражение. Все в ней казалось слишком спокойным, вялым, бесцветным, разбавленным нестоящими деталями… А главное — она не дает мне возможности сосредоточиться на бумаге! Поглядывание то туда, то сюда наводило на меня тоску. Когда я бросал натуру и смотрел только на свой лист или холст, то получались вещи, которые нравились мне.
Это было естественное для меня, простое дело, на первый взгляд оно вовсе не требовало усилий. Мне было легко, весело, интересно, и все, что получалось, меня радовало, потому что было полностью моим. Собственные работы казались мне чудом, возникавшим каждодневно из ничего. Всегда была неожиданность при встрече с результатом. Путь к нему состоял из тысяч крошечных выборов, при каждом мазке; делались они независимым от моего сознания образом.
Трудно описать чувства, возникающие перед белым листом. Они примитивны, не знаю даже, с чем сравнить… Миша Рогинский, к примеру, говорил, что женщине объяснить это не возьмется. Наброситься, забросать краской, нарушить белизну?.. При этом слюна вязким комком во рту, волосы дыбом, мурашки по коже, бьет озноб… хриплое дыхание, непроизвольные слезы, ругательства… у кого как, и все, что угодно. Слушая сладкие вздохи и ахи вокруг картин, дурацкие рассуждения о красоте, радости и все такое… хочется порой плюнуть на пол и растереть.
Это дело многое во мне объединило, смогло выразить: все нерассуждающее, чувственное, не поддающееся слову поднялось из темноты и напряженного молчания.
И здесь, так же, как в науке, меня интересовало только то, что я делаю сам. Картины других художников оставляли меня равнодушным.

4
Мне было хорошо, только мысли о предстоящей защите не радовали меня. Как-то утром, проснувшись, я почувствовал тяжесть в груди, вялость, что-то неприятное мне предстояло… Я вспомнил — диссертация. Я принужден буду убедительно говорить о том, что мне не интересно, казаться значительным, умным, знающим — заслуживающим… Не хочу. Хватит притворяться — перед собой, перед всеми. Я не верю в науку. Хочу писать картинки. Профессия это или нет, я просто хочу их писать.
Я почувствовал, что сейчас с наукой будет покончено. Первое, что я должен сделать — это пойти и уничтожить, разорвать свою диссертацию. Я тут же вскочил, наспех оделся и побежал в институт, где должна была происходить защита. Я очень боялся, что там никого не будет и мне не отдадут мою работу сейчас же!.. Там были люди, я схватил свою папку и убежал. Они, наверное, приняли меня за ненормального. Единственное, что они могли предположить — я собираюсь уехать из страны. И то, зачем так неразумно отказываться от звания? Никто ничего не понял.
Я бежал по узкому проходу к метро “Ленинский проспект”, по бокам с двух сторон стояли мусорные баки. Я с наслаждением рвал страницы и выбрасывал их в эти ящики, последней разорвал и выбросил папку. Я был так доволен, как будто написал еще одну картинку. Действительно, я внес новый штрих в свою жизнь. Но пока я не могу уйти! Это наполняло меня нетерпением и горечью — я не могу сразу освободиться и уйти! Разлюбив, надо уходить… Мне и в голову не приходило, что очень многие всю жизнь ходят в Институт, как на службу, а потом бегут домой — жить. “Дом для тебя — ночлежка… “ — говорила моя первая жена. Я жил там, где был мой главный интерес.
Все эти годы, пока я не ушел, я был в постоянном бешенстве, что не могу это сделать сегодня, сейчас!.. Такое было время, каждый сидел в своей ячейке, а если вылезал, его сразу били по голове. Когда я, наконец, уволился, ко мне стал приходить милиционер — “собираетесь работать?” Картины не покупали, всерьез их никто не принимал. Да и продавать было непонятно как, запрещено.
Пока я числился на работе в Институте, мало кто знал, что я рисую. Я старался скрыть это, чтобы не вызвать насмешек. Но больше, чем насмешек, я боялся “понимания” — нашел себе “хобби”… В бешенстве от своего бессилия я бездельничал в лаборатории даже тогда, когда мог без большого труда сделать что-то разумное и полезное. Я ненавидел свою работу, которая держала меня здесь насильно. Сидел в своем углу и, когда меня не видели, рисовал, а потом шел домой, чтобы там рисовать. С наукой было покончено.
Так я сидел в лаборатории еще восемь лет, почти ничего не делая, пользуясь своими “запасами”, памятью, эрудицией, неопубликованными материалами, которые постепенно давал в печать. Угрызений совести из-за того, что я занимаю чье-то место, у меня не было.
В конце концов моя “копилка” опустела, но как раз к тому времени меня решили выгнать. Вовсе не из-за науки. Перехватили вызов из Израиля, который предназначался мне. Это была обычная практика властей в те годы. Знаменитый 84-ый! Мои коллеги, такие интеллигентные и свободомыслящие, совершили подлость и вряд ли даже поняли это. В 1985-ом они меня не переаттестовали, а в 86-ом я ушел сам, не дожидаясь вторичной переаттестации.

Окна из архива (варианты)

Оставленный дом
……………..

Оттепель в январе
………………

Вечер на балконе
………………

Окно (вариант)
………………………………

Летнее утро
…………..

Сегодня с углами да окнами технический перерыв, так что несколько рисуночков, из прошлого века. О своем отце я мог бы написать — «родился в позапрошлом веке». Ничего не значит. А вот родился до первой мировой — о чем-то говорит.
……………………………………

Женщина с рукодельем. Цв. бумага, воск. мелки, мел
…………………….

Автопортрет, из ранних. Вообще-то х.м., но цвет убрать захотелось, техника дозволяет…
…………………………….

Из иллюстраций к повести «ЛЧК» («Цех фантастов-91» ред. К.Булычева, «Московский рабочий», 1991г) Иллюстрации не взяли.
………………………………

Зарисовочка из 90-х годов.

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Вспомнился десятый дом, и наша жизнь той зимой… Около двадцати лет прошло…
………
65. Четырнадцатое января, минус шесть, ветер кругом…
Снег проваливается, тяжелеет… Каждый день загораживаю фанерой подвальное окошко, подпираю кирпичом, и каждое утро фанерка на полу. Кто-то, подозреваю, не один, все время разрушает то, что я делаю. У них есть воля, терпение, упорство, и все это направлено в противоположную мне сторону. Я никогда не вижу их, иногда мне мерещатся тени, а с тенями бороться невозможно. Наверное, я для них также бесплотен, как они для меня. Странно только, почему не стащат, ведь другой у меня нет. Значит, им интересна борьба? Долго думать об этом не могу — нестерпимо болит голова… Был старый супчик, Клаус отнесся к нему с интересом, он как медведь, любитель засохших корок, подпахивающей рыбы… Нет воды и света, зато тонкая луна выглянула из-за туч, сижу и смотрю в светлое окно. Бесполезно думать, все уже придумано, но можно еще смотреть. Все мои надуманные усилия быстро забывались, а то, что получалось под напором чувства, пусть странного или безрассудного, имело продолжение… Клаус требует, чтобы провожал его по лестнице. Каждый день мы спорим из-за этого, я говорю, — «ты мне надоел, уходи, как все!» — он не мигая смотрит на меня… В конце концов, человек не кот, он слаб, а я еще человек, — встаю, и он, хрипло мяукнув, бежит к двери. Он побеждает всегда.
66. Пятнадцатое, около нуля…
Вода замерзает, снег и лед не тают, обладая дополнительной устойчивостью структуры, чтобы их стронуть, нужен удар тепла… По дороге в девятый встретил старика Васю, он шел из восьмого дома. Вася нашел там еду, вид у него довольно бодрый. Ему больше пятнадцати лет. Я порадовался за него, он сумел вовремя уйти, это дар. У девятого Макс и черный усач по-братски делили рыбью голову. Грыз то один, то другой, и оба довольны, я впервые видел такое. Макс без колебаний оставил голову товарищу и побежал за мной. Хрюши не было, и тигрового друга тоже. По дороге мы встретили двух комнатных глазастых собачек с огромными лохматыми ушами и приплюснутыми носами. Они были на поводках, и, увидев кота, забились в истерике, повисли на своих лямках, и хозяйке пришлось оттаскивать их то на брюхе, то навесу. Макс и глазом не повел. Пришли, кое-что было, он тут же удрал обратно. Кошки все дома, котов нет. У молодых период странствий, у пожилых осмотр территории. На небе зелень с фиолетом, жидкий холод. Нам ждать и ждать тепла. Без Хрюши скучно мне.
67. Наконец три выше нуля!
Вечером у подъезда мелькнул Хрюша, я был навострен на его особенную тень, и мы тут же встретились. Он завопил, что в дом не пробиться, дороги обросли тяжелым снегом, не тает и не тает… Хрюша преувеличивает, хочет прослыть героем, я знаю это и не спорю с ним. Он похватал каши с рыбой и умчался снова. Алиса чудом впрыгнула в форточку, плотно прикрытую, но не запертую. Обычно такое вытворяет только Клаус — висит на окне, сопит и царапает, пока не отворит. Старушка выделывает чудеса не хуже!.. В подвале Макс занят обследованием Люськи, он подозревает, что она годится, но еще не выяснил, годится ли вполне. Клаус это чувствует с порога… Была каша с каплей молока, ели и отвалили по своим делам. Ветер явно февральский, неровный, мятежный, не знающий твердого направления. Погода ковыляет, торопится к весне.
68. Нет, снова минус, шквал и Серый…
Зима спешит отвоевать потери. Снег подернулся голубой корочкой, я иду, скольжу, проклиная все состояния воды… Сначала нашел двух кошек. Алиса отбивается от нападок Серого, его давно не было. Он провожает нас до подъезда, уговаривает Алису не идти за мной, но она не дура, и карабкается по ступеням. Он и сам готов был заглянуть, но я пресек моментально, еще не хватает лазутчика с тыла к нам! Когда он проникал на кухню каждый день, страстно желая влиться в наши ряды, я уже стал колебаться, — даже после всех наших споров! — может, возьмем?.. И в этот момент он отвалил в сторону, дней десять, а то и больше его не было. И вот объявился, от брюха одни воспоминания, головастый костлявый кот. Я присмотрелся — и ахнул: правый бок изрыт свежими шрамами, и не царапины это, а, похоже, пальнули дробью. Люди уже не удивляют, а подтверждают мое мнение о них… Могуч, оклемался-таки Серый и снова готов приняться за свои дела, хотя, кажется, стал немного добрей к нам. Наверное, полеживая в какой-нибудь дыре, вспоминал наши супы и каши, и прошлое казалось светло-розовым. Но на узкой дорожке с ним по-прежнему лучше не встречаться… Люська снова затеяла игру в погоню с Костиком, Хрюша обследует полку, на ней стопками рисунки и маленькие картинки. Мне лень вставать, и я говорю ему, что не позволю! Он сделал вид, что испугался. Клаус ожесточенно борется с засохшей вермишелью, остальные пробовали да бросили… Всем не по себе — тоскливо, что отступило тепло.
69. Восемнадцатое, минус шесть…
Воздух неподвижен, лед гол и ослепителен при скудном свете серого утра. Вместо солнца кометный фиолетовый след, чуть выше снега и зубчатой кромки леса… Эльза, бродячая овчарка с двумя щенками копается в отбросах. Щенки резвятся, они пережили тридцать, что им шесть минусов — чепуха! Жизнь могуча и терпелива… если в нужный момент ее чуть-чуть подпихнуть. Подбросил им корку хлеба, из тех, что всегда ношу с собой. Щенки не захотели, мать легла, и придерживая обеими лапами, стала грызть, она знает, надо есть впрок.
Меня встретил Макс, дал себя погладить, и мы шли, рассуждая о прочности и непрочности жизни. Пробирались по обледенелому насту к подъезду, темному, спящему, потому что суббота. А нам выходные нипочем, все дни одинаковы. Выскочили кошки, с другой стороны появился Серый, тут же бросается к Алисе, она с шипением против такой фамильярности… Увидев меня, Серый слегка присмирел, а я спросил его — бывал ли, едал ли, имея в виду кухню. По морде вижу, что бывал и едал, так что в доме хоть шаром покати. Макс прочно засел под лестницей, пришлось уламывать, упрашивать… Напоследок явился Хрюша, — поднял истошный визг на балконе, схватился с каким-то новым. Я поддержал его, только новых мне не хватает!..
В подвале снова кружится ветер, фанерка, искореженная с особой злостью, валяется на полу. Эта борьба надоела мне… В углу зашевелился мой старикан, и мы не спеша идем домой.
От того места, где солнце показывается утром, до точки, где уплывает под землю, по снежной пустыне небольшое расстояние, а от сегодняшнего захода до летнего — еще огромное.

Попробовал перенести в «облако-мейл» небольшую видеосценку, как Вася дерется с Касей, оказалось, что она в самом компактном формате wmv около 17 Мб Вроде бы она public и должна читаться всеми, но я никому не верю, обман теперь норма жизни. Но это не интересно. В общем, проба. Вот ссылочка
https://cloud.mail.ru/public/093e557a9fad/MVI_8497.wmv
Как исключение. Анимация не для меня, я медленно соображаю. К тому же рисунок, картинка, если хороши, содержат в себе движение, в «свернутом виде», мне этого достаточно. Движение — расслабление напряжения, а мне интересен момент, когда все еще собрано.

Разница между этим и следующим, я думаю, ясна. Каюсь, немного утрировал, вообще-то обе картинки люблю. Любят ведь не за качество, что тут объяснять…
…………

………………………………..

А этим зимовать и зимовать…
………………………….

Все-таки, мы больше любим коридоры, чем открытый простор — меньше решать приходиться… смайл…
………………………..

Один мой старый приятель как-то признался – «лучше всего сочиняю экспромтом на темы, в которых ни черта не понимаю…» Он был с юмором, но не врал. Давно было. Как вспоминаются слова, вроде забытые?.. Нужен намек. Картинка, слово, или звук знакомый… И разом всплывают. Вроде, незначительные… Но, думаю, важные, иначе зачем бы так, — сразу, целиком… Как изображение на фотобумаге. Мы часто с ним печатали фотографии. Напряженное молчание, темнота, красный фонарик в углу… а в ванночке перед нами чернеет, проявляется – картинка. На ней небольшое событие, или дерево, кусочек двора, где он жил… Неважно, что возникает, процесс важней. Много фотографировали, проявляли пленку, печатали фотографии… Он вырос, и стал говорить экспромтом на незнакомые темы. Стихи писал. Но немного прожил, его тема прервалась. А я сначала лет двадцать гулял, пробовал темы — разные, пока к своим не прибился. Или так кажется… Наверное, оттого моя жизнь длинней… на те самые двадцать пять, что нас теперь разделяют. И расстояние все увеличивается… Желание обладать вещами трудно понять, другое дело – время, особая субстанция; жадность ко времени понятна. Получаем не крупными купюрами, а мелочью минут и дней. Существуют картинки, сценки, слова, события, лица, способные соединять разорванные нити, сращивать концы… Занятие фотографией, химическое таинство, важным оказалось. Когда начал свои рассказики, тут же вспомнилась темнота и тишина в ванной комнате… Наверное, его дом как стоял, так и стоит. Шли во двор через круглую арку, низкий проход, мощенный плотно вбитыми в землю круглыми камнями… Мама говорила, никто теперь не умеет камни так вбивать — плотно, надежно. А я думал, это же так просто… Но вопрос еще проще решился — перестали камнями улицы мостить. Может, не осталось мастеров?.. Или полюбили ровный скучный асфальт, а разные по цвету и форме камни раздражать начали…
Так многие вопросы в жизни решаются, их обходят и забывают. Но это обман, они снова всплывают, только в иной форме, и все равно решать приходится…
Мы жили рядом, на разных улицах, но близко — через два забора, в них дыры. Утром вместе шли в школу. Я его ждал на углу, мерз, злился, он всегда опаздывал. Прибалтика, ветер теплым не бывает. Наконец, он появляется, переводит дух, – «опять фотографии забыл убрать… мать будет ругаться.» Его часто ругали, он двоечником был. В технике быстро соображал, а школу терпеть не мог. А я никогда не думал, люблю — не люблю… надо, и всё. Наверное, тоже не любил, слишком громко, толкотня, и постоянно отбиваться!.. Зато мы играли в фантики. Откуда брались эти бумажки… От очень дорогих конфет! Но это я сейчас удивляюсь, а тогда мне в голову не приходило, что кто-то ел эти конфеты. После войны!.. Нам с другом матери приносили подушечки, голые конфетки, иногда с блестящими красными и розовыми полосками, но чаще обсыпанные коричневым порошком, кофе с сахаром или какао. Мы сначала обсасывали конфетки, только потом жевали. Вернее, он жевал, а я сосал, долго…
Он стал поэтом, а я никогда стихов не писал. А, теперь что говорить…
Мы шли в школу, рядом музыка, всегда с нами. Утром по радиоточке классика, играли оркестры… Это сейчас все поют, умеют — не умеют… Мы шли, и с нами одна мелодия. Почти каждый день. Или теперь так кажется? Неважно, когда что-то интересное рисуешь или пишешь, всегда преувеличиваешь, а как же!.. Я спрашивал у мамы, что это, она говорит – Болеро, был такой композитор Равель. А почему повторяется, на месте толчется? Мама усмехалась, «ну, не совсем на месте, но я не знаю, зачем он это написал, одна мелодия сто лет…» Не сто, конечно, но всю дорогу продолжалась. Зато я эти дома, заборы, камни на дороге, тротуары, садики, дворики, которые в сумерках еле видны, до сих пор помню. Хотя мы даже не смотрели, думали про себя, редко говорили. Тогда дети другими были… послевоенные дети. А может кажется, никогда не знаешь, как на самом деле… Только слышу – болеро, и мы идем, идем, идем в школу… Болеро как жизнь. Одна и та же тема, а рост, развитие только усложнение оркестровки. И жизнь как Болеро, только в конце неясность ожидает. То ли обрыв на вершине усложнения, то ли снова все просто — кончается как началось?..

Любитель подглядывать за жизнью, оставаясь в своем углу. Я с большой симпатией к нему, он юмор не растерял в своей долгой жизни. Из живущих, последний мой приятель. Вчера про окна говорили, сегодня больше про углы.Свой угол это важно. Спину защищать. Мой старый приятель, покойный, много лет просидевший в сталинских лагерях, уже в 60-х, в относительно безопасные годы, войдя в академическую столовую, стремился к столику в углу. А я тогда удивлялся, хотел сидеть посредине зала… Но угол не только убежище, а важное место для защиты, он говорил, — когда нападают с четырех сторон, ищи угол… И когда всё вокруг тебя ненавистно, а деваться некуда, ищи свой угол, так он говорил. Но тогда мне казалось, мир открыт, и много есть мест, где безопасней и лучше, и люди добрей. Не-е-т, он говорил, везде одинаково, если хотят, достанут. А я морщился, презирал, я был за благородную борьбу и героическую смерть… Давно было. Пока тебя за горло не схватят, нужно успеть… — он говорил. Я пренебрегал… Времена помогли. Ну, времена… он говорил — они повторяются… люди не меняются, они как промокашки, из них капает — то один, то другой цвет. Я не любил такие разговоры, люди-то разные, я говорил… Он давно умер, а я с ним до сих пор спорю. Но все чаще думаю — успеть бы… Долго жить противно — голоса дикторов повторяются, снова слышу безудержную радость, восторг бытия…
……………………..

Были окна открытые, теперь стоят решетки. А я вспоминаю, так уже было…
………………….

Приятель мой бесстрашен, меж двух окон даже сидит. А для меня особая задача — свет…
………………………..

А здесь и угол, и окно даже есть.
………………………………..

Классический угол.
……………………………..

Из старых симпатичных времен, ночные наши разговоры…

…………………….

…………….

С этими углами да окнами порядка не будет, слишком тема велика, так что придется посетителям журнала потерпеть, повторы неизбежны, а разговоров пока не будет, самому надо разобраться. Я не из тех, кто строит прочный каркас, а потом на него налепляет детали, я скорей уж вязанием занимаюсь, к удавшейся петельке привязываю следующую, которая в непонятной но связи с предыдущей… Продолжим игры. Обычно через 1-2 года я остываю, и могу посмотреть на всю нелепую гору со стороны, она застыла, тогда начинаю откусывать лишнее. Еще надо, чтобы что-то осталось… смайл…
………………………………….

……………….

………………………

………………………

……………………………..

……………………………………

………………………………..

Видимо, идея «утренних ассорти» понемногу изживает себя, каждое начинание имеет свой конец. Но у меня есть еще одна небольшая задача, в рамках этих «ассорти». Хотя она не совсем «ассорти», и так мы, возможно, совершим переход к чему-то новому, стоит надеяться.
Самый большой мой цикл в пределах фотонатюрмортов последних шести лет я бы назвал — УГЛЫ И ОКНА.
В основном в старых заброшенных или запущенных жилищах, к которым отношусь с гораздо бОльшей любовью и печалью, чем к комфортным местам и углам, в которых тоже живал, но не любил их. Драма человеческого существования все-таки видней в неустроенности и заброшенности, в старых ненужных вещах, которые забыты или выброшены, живут сами по себе.
У меня набралось около сотни таких видов, углов и окон. Думаю, что в течение недели я могу показать главные из них. А может некоторые забуду из-за своей неорганизованности, но ничего страшного, где-нибудь все равно всплывут.
Жизнь и прекрасна бывала, и страшна, но редко оставляла меня безразличной. При этом я все безразличней отношусь к людям, за исключением нескольких, конечно, но это уже моя проблема, и к данной задаче не относится, разве что косвенным образом. Еще — я НЕ ВЫБИРАЮ ЛУЧШЕЕ, хотя со временем стал что-то понимать в этом. Выберет время… если захочет, а нет так нет. Да и тратить время на то, чтобы показать себя с лучшей стороны, у меня нет
потребности..
Итак, УГЛЫ И ОКНА. Среди них автопортрет. Я настолько сжился с этим существом, что отделить себя от него мне сложно, многие мои черты он довольно точно показал.

…………………………

…………………..

………………………..

………………………

……………………………..

………………………………..

…………………………………

…………………………………

…………………………………….

………………………………

……………………………………

…………………………………

……………………………………….

Скрип 3 (2001г)
Ну, Айвар… Вы меня озадачили. Что я хотел сказать Антом? Вы бы еще спросили про «идейное содержание»… Я в таких случаях молчу или отвечаю — «а, ничаво не хотел…» И это правда — действительно, не знал, чего хотел. Были какие-то чувства, возникали картины… с картины в подвале, в конце, все и началось. А что получилось, не знаю. Если о мыслях — они все там давно затисканные, мысли-то, нового ни-че-го… и не в них дело вовсе. Если бы в них, то книге тут же конец. Я обычно не говорю о своих вещах, но недавно впервые перечитал Анта целиком, и понял — книга стала мне почти чужой, и я могу как-то Вам ответить. Ну, не совсем по Анту, это я избегаю.
Ноги, не ноги, какая разница… Человек борется со своим несчастьем, со случаем, с судьбой… с богом, в которого не верит. И оказывается, может много, даже купаясь ежедневно в боли. И не только жизнью, но и смертью кое-что может сказать. Помните фильм, война, двое в плену, один не желает за идею умирать, или просто выжить старается, а другой не хочет, чтобы его согнули, даже сильней жизни не хочет! (женщина-режиссер, Лариса… забыл). Так вот, конец: предатель в сортире искупался, а герой чуть ли не Христос… Очень симпатично, но я не верю в справедливость и «высший суд». Мне видится другой исход: справедливый, честный, гордый молча купается в выгребной яме, а предатель торжествует, он выиграл главное — жив! а жизни нет альтернативы! и что ему потом, потом… (А, это Шепитько!)
Жизнь бы вымерла, если б человечество состояло из одних гордых и непреклонных… и превратилась бы в свинарник, если б их не было. Многое от времени: то больше, то меньше потребность в тех, кто не подчиняется, живет по-своему вопреки всему; бывает, они не воспринимаются без глумления, смеха. (Но это ничего для них не меняет, так уж устроены.)
Разочарование, неприятие и горечь, может, злоба — сильные чувства сейчас. ( Я не об Америке, конечно, там успешно культивируется другой тип человека: две неглубокие извилины, в одной бизнес — баксы, в другой зачатки всего остального, беспроблемные простенькие ходы, см. например, интервью с Яной Левиной в Лебеде). У нас еще многие по-старому устроены, и чувствуют: из одной выгребной ямы попадаем в другую. Она безопасней, комфортней, красивей оборудована, ее лозунг висит на Ленинском пр. — «если ты такой умный, то где же твои деньги?»
Стремление приспособиться, выжить, «историческая необходимость»?.. — все это понятно. И, наверное, человечество не может жить по-другому, ну, нет у него лучшего принципа существования, чтоб не пререкался с внутренним устройством и как-то все организовывал. Если б не было в человеке заложено больше, то и ладно, на нет и суда нет. Но ведь заложено, и потому все равно ощущение нового нужника не покидает. Хотя многие уже млеют от разноцветной сантехники, но это обсуждать скучно. Одновременно видим: интеллигенция, которая если надо — на площадь, или хотя бы «фигу вам!», пусть в кармане… Сильно поредела. Врассыпную, кто на воды, кто стыдливо личико прикрывая — «новые времена…, поближе бы к власти, к денежным мешкам… Тут же забыли простое почти житейское правило — «художник и власть (любая) несовместны. Делай свое и не лезь к ним в друзья, не поддакивай, не бери подачки».
«Но жить-то надо, жить-то надо…» — то вопёж, то шопот изо всех углов.
Не знаю, может, и не надо. Во всяком случае, такая возможность всегда есть. Вполне достойный выход, если другие уж слишком позорны. (Не дай бог, конечно, чтобы так прижали, затиснули в угол, как того пса в подвале, да? А ведь сплошь и рядом происходит. ) Вот и Ант.. И никакой тебе площади, общего внимания, восхищения, ненависти — только грязный подвал, только один и только сам.
А потом еще в дерьме искупают, будь здоров как…
НО!
Да, так где же это «но»??? Есть ли что сказать обозленному неверующему стоику с мозгами, запудренными баснями о справедливости, чести, гордости и т.д.??? Что же от нормального человека в ненормальной жизни остается, если он привыкать к ней не хочет, ну, никак не согласен???
Чаще, чем можно думать, остается. Потому что человек устроен странно: мгновения запоминаешь, а годы выпадают. (Об этом, наверное, есть в «Острове».) Почти не бывает так, чтобы никто ничего не услышал, не узнал. Пусть потом вокруг басни, сказки, выдумки, сплетни, легенды — все равно, форма значения не имеет.
В 58-ом я был на практике, санитаром на скорой, в Таллинне, и туда привезли одного парня, эстонского диссидента, ему милиция голову повредила. Рану зашили, и он до утра рассказывал мне то, что я через годы прочитал у Солженицына. Утром увезли, и что с ним стало, не знаю. Фамилию не запомнил, приятель называл его «белый негр», действительно, похож. Несколько часов, и он изменил меня, сдвинул с места.
Еще раньше, в четырнадцать, я разговаривал с одним стариком, ну, час, не больше. Это он со мной разговаривал, так точней. Он не выдал друзей, взял на себя всю вину и пятнадцать лет провел в лагерях ни за что. Вы спросите, что это за друзья такие… Но это другой вопрос, совсем другой. Все равно — не предал. И я запомнил. Зачем он мне это рассказал, дураку? Ему надо было. Правильно сделал. Даже фамилии не знаю, имени, на скамеечке сидели, я маму ждал…
От человека к человеку главное передается, и эту ниточку не прервать. Особенно это важно во времена, когда книги перестают читать, торжествует упрощение всего — мозгов, нравов, целей. Это благоденствие и беспроблемность — один из комфортнейших путей к вымиранию, к той «морлокизации», о которой говорил Ант. К счастью, это проходит, и быстро, слишком много в человеке заложено, его так легко не упростить.
Ну, вот, получилось совсем не в «ту степь»…
Наверное, все это зря сказано, и кто-то спросит, «И что?..»
Тогда я отвечу уже без стеснения — «А, ничаво…»
Скрипту конец, давно пора.

………………….

……………………………

…………………………..

…………………………………..

……………………………………………..
Сеня, еще несколько слов о «единстве структур» всех на свете творческих вещей, будь то живопись, проза… Выразительность, и главное ее условие — цельность вещи. Она может быть лучше, хуже, в зависимости от способности и мастерства создателя, но без цельности выразительность безжалостно отброшена, прозябает на обочине, в пыли, смайл… Субъективно? Не так уж и субъективно, это рамки, за которые, к примеру, никогда, не заходило изобразительное искусство, от наскальной графики до абстрактнейшей живописи 20-го столетия. Рамки — от физиологии органов чувств и простейших психических реакций, для них сотня тысяч лет не срок. Вход в пещеру и выход из нее. Самое светлое и самое темное пятно. Глаз непроизвольно кидается к ним. Если нет четкой иерархии пятен, если неясно, кто же доминирует, кто следующий и так далее, то крах неизбежен. И черный квадрат Малевича и изысканные вещи Пикассо в этом смысле построены одинаково. Только Малевич прет напролом, а Пикассо играет — сначала расшатывает цельность и равновесие, потом на грани распада собирает вещь воедино, демонстрируя (гений и пижон, черты вполне совместные, но несовместимые с умом) свое великое мастерство. {{но если уж совсем честно — мастерство всего лишь ремесленное умение, доведенное до совершенства, «сделано умело, да не в этом дело», говаривал Хазанов, ученик Фалька, значит и Сезанна). Возьмите Пикассовскую картинку «сын в костюме Пьеро»: разнородные, дерущиеся части примиряет и связывает белая фигурка мальчика, тут же привлекает глаз, и цельность спасена. Ну, да, эффектно, и потому минус… но уже есть о чем поговорить, есть вещь! Когда пятна борются между собой за первенство, цельность гибнет, а зритель превращается в Буриданова осла, пусть на первое мгновение непроизвольной реакции, но дело сделано… да, мгновение, но столько уже потеряно… Ну, останутся искусные фрагменты, мелкие красоты, а вещь-то разбита. Теперь про тексты… Про физиологию слова, центробежную силу, Платонова…
Нет, хватит. Зосечка, наконец отвечаю — да, Белявка жив, но снова сильно побит. Домашний деспот, чума для кошек, и наши коты отмахивались от его настырности, пренебрежения этикетом… А на улице оказался неумелым, неловким, спесь слетела, поблек, похудел, второй день уныло смотрит на улицу с балкона. А Ксерокс, который панически бегал от него, на улице приобрел голос, растряс брюшко, жилист, быстр, уходит надолго и, бывает, пропускает еду два-три дня кряду. ( Почему вы дали коту такое имя, меня спрашивают постоянно. Потому что оно ему понятно, отвечаю).
Айвар, извините старческое многословие, я не забыл Ваши рассказы, но еще не готов, какой смысл растекаться по мелочам, фраза не так, слово не туда… (важно, но успеется), хочется обратить Ваше внимание на главное. Тем более, мне, ведь сначала с силой отталкиваюсь от чужого, и в этом оталкивании слеп. Надо походить, подумать… так что еще пару дней прошу мне дать.
Пока всё, скрипу моему конец.

Партийные разборки
………………………..

Король и кардинал
…………………………

Не в свою лужу влез, но понравилось.
…………………………….

Простая зарисовка
……………………………..

Из проб
………………………………………..

Из русского романса
…………………………………
А, да, были еще такие СКРИПЫ, лет двенадцать тому назад. Это вооще не лит-ра, примерчик приведу, ЖЖ простит
……………………
СКРИПЫ

скрип1/среда, 13 Июня 2001 г.
Не забыть:
На базаре — батон московский, 5.70. (серпуховский не брать, 5.10, но вязкий!)
Сергею С. — за форточку спасибо, поскрипим.
Шурке: полтаблетки панакура от глистов, засунуть кильке в брюхо, не заметит.
Следить за текстом Времени на редактирование нет!
Айвару — принципы устройства картин и текстов едины. О «психологическом весе» пятен, звуков, слов. Вдогонку спору — художнику нет дела до других художников. Поглощенность собой защищает от зависти, отталкивания, подражания.( тут же защитные шипящие!). За поглощенность платят неизвестностью. Миша Рогинский, перед отъездом, в 78-ом. Зато живопись, а не промеж стульев (как стилист и делец Шемякин). Бредни про интеллигентов, помогающих власти. Художник, по природе занятия, далек от буржуа и власти, приближение чревато. Не забыть:Туське — контрасекс, а то умчится добывать котят. Кильку мойвой не заменять, от мойвы понос. Айвару о прозаиках-поносниках. «Мастеровитость» и «стиль» — плохо, если видно. Главное — цепь ассоциаций, зрительных и разнообразных, а не словесные красоты.. Без ругани, только скрип. Айвару — главному нигде не учат, чему можно, лучше у посредственности учиться- видно, как сделано. Не забыть: Зосечке — умница, творчество один из двух крючков, безоговорочно держит, чтоб не улизнуть раньше времени. Насчет второго — не любовь, а ВРАСТАНИЕ, шире, включает зверей, траву, любовь, ненависть. Зося, «современный язык»? Помните «чувиху», «клево»?? Теперь «типа», «прикольно», «отвязно». Слово, область смысла, «периферические значения», Платонов! На грани собственного вкуса (Женя И. ) Не забыть про марки. Еще полбулки черного. Скрипу конец.

Исландский мох, или постепенное примирение с синим.
…………………..

Запахом валерианы доведенный до графики
……………………………..

Трое на столе
…………………………..

Робинзон и дикари
…………………………….

Раненый кот
……………………………

Не стиль, а характер
……………………………

Ночная жизнь
………………………………..

После зимы
……………………………….
………………………….