Автор: DM

……………………………………………..
Тыщу лет так делали. Сомов? Еще кто? Полно народу!
И все равно интересно — как сделано?
Пробуешь, лучше-хуже… Любопытство удовлетворено, и бросаешь.

…………………………………………………..
Добавлю, из серии неудачных иллюстраций. Эта выполнена при помощи одного инструмента — в Фотошопе он называется «резиновый штамп». В принципе, можно и этим примитивным орудием сделать серию, но она не совпала с настроением повести, нужно было что-то другое, и я бросил. Пока что повесть без иллюстраций.
http://www.periscope.ru/lasthome.htm

……………………………………………….
Повесть «Ант», довольно известная в Рулинете (лауреат конкурса «Арт-Лито 2000») появилась, наконец, в хорошем и известном «бумажном» журнале. До этого она печаталась в изд-ве «Геликон плюс» минимальным тиражом, за что огромное спасибо А.Н.Житинскому.
На этом для меня приключения повести закончились. Особой радости не испытываю, с тех пор много всего другого написано, но ДЕЛО СДЕЛАНО: повесть теперь доступна читателю, не только имеющему компьютер и доступ к Интернету, и не только в столицах наших, для меня это важно.

…………………………………………
Сезанн все время рисовал одну гору, наверное, в окрестностях его родного города других гор не было. У нас в Пущино гор ни одной, зато есть одна труба. Каждый день утром я выхожу на балкон и смотрю на трубу, сразу определяю направление и силу ветра. Лет сорок тому назад два академика-дурака летали на вертолете, выбирали место для биологического научного центра. Им предлагали хорошее место, и к Москве ближе, и речка рядом, и лес… Но речка называлась МОча, не мог же Академгородок стоять на МОче! И они нашли место — на самой макушке высокого холма, выше в Московской области места нет. На склоне холма барин Пущин когда-то выстроил себе усадьбу. Не дурак, дом был защищен от ветра. А эти академики думали о названии, и действительно, звучало гордо — Пущино на Оке. Зато город продувается всеми ветрами…
Но пока Академия имела средства, в городе был какой-то порядок, строили дома и давали ученым жилье бесплатно. Теперь захирела Академия, бросила на произвол судьбы Институты, а городом управляет мэрия, бывший Совет депутатов. И Пущино постепенно превращается в грязноватый рабочий поселок. Власть в городе по своему понимает культуру, ценные деревья вырубает, травы сжигает, работники рынка и чиновники строят себе роскошные котеджи, откуда деньги берутся только… Во главе мэрии стоит сантехник, бывшая институтская обслуга теперь правит бал, а ученые постепенно разъезжаются по разным странам, нет в Пущино денег на науку. Зато мэр рьяно добивается для города статуса «Наукограда», только дополнительные средства эти до науки не дойдут, это уже ясно каждому.
Но ночью и темными вечерами город по-прежнему красив. Пущино на высоком берегу Оки. И труба, единственная в городе.

……………………………………………….
(«Цех фантастов-91» «Изд-во «Московский рабочий». 1991г. Повесть номинировалась на премию «Бронзовая улитка» в 1992г)
Эл. версия: http://www.periscope.ru/lchk0.htm

…………………………………………….
Мешковина, наклеенная на картон, писать приятней, чем по гладкому грунту. Картине лет пятнадцать, нигде не выставлялась, уж больно темна. Но я люблю свет и цвет, проступающие из темноты.

………………………………………………..
Новозеландский алкаш русского происхождения Игорь Пяткин не существовал, но его живопись сохранилась, целая галерея! Чем объяснить? Эффект замкнутого круга: неизбежны прорывы в чужие сферы, создаются личности, портреты, герои рассказов и поэм. Недостаток кислорода полезней кислородного опьянения. Только мое мнение.
Вернемся к текстам, к картинкам, день настал.
(фото И.Казанской «Старая Казань»)

………………………………………
«Автопортрет»
Живописец Игорь Пяткин (Новая Зеландия)

……………………………………….
1.Стремление писать НЕ ТОЧНО, то есть, делать фактические ошибки, путать лица, времена, переставлять вещи местами… не стремиться к истине, не выражать правильные мысли… путаться и ошибаться, менять темп и ритм… Что же связывает, объединяет? Голос, живой голос «монологиста».
2.Если стиль виден, значит проиграл.
3.В «Предчувствии беды» принцип построения главок — каждая последующая начинается с отрицания предыдущей, возникает на волне энергии отрицания. Если есть подобие общей нити, пусть едва различимой, отрицание не мешает движению, хотя постоянно сбивает его — оно по кругу, по кругу.
НО: Важна подчиненность игр формы смыслу и замыслу.
4.Что-то произошло, «правдивое изображение» перестало действовать, скрупулезно точные — фотографии, картины, тексты — раздражают. При этом — неприятие пустой и холодной игры с формами. Можно в живописи ходить «вокруг да около» — шара, куба да цилиндра, но стоит слишком приблизиться, как скука и предел черного квадрата, и тут же превращение в декларацию.
Поскольку невозможно держаться ни здравого смысла, ни расчета, ни умствования, а всякие «потоки», игры в «бессознанку», имитации бреда — говно на палочке, а заигрывания с читателем, неважно щекочешь ли ему мозги или в паху — продажность… то остается… То остается держаться самого себя, вокруг да около, и если голос живой, то будет вытоптан свой круг, на большее и расчитывать нечего.

ГДЕ МОЕ ПАЛЬТО?..

Пропади она пропадом, пропади!.. Каждый вечер на земле столько людей проклинает жизнь, что движение ее тормозится. И только когда угомонятся все, улягутся и заснут, стрелки часов снова набирают ход, до следующего вечера. Но в глубинах машины времени остаются песчинки сомнения, крупицы горечи, сознание ненужности подтачивает вечный механизм…
Пропади она пропадом!
И так каждый вечер…
И она пропадом пропала. Ночь прошла, а утро не настало, солнце сгорело за одну ночь. На сумрачном небе тлеет забытой головешкой. Поднялся ветер, несет сухие листья… а света нет… Холодеет понемногу, посыпал снег, день не настанет больше. Птицы мечутся, звери бегут в леса. Люди проснулись, завтракать сели, на работу собираются.
— Ого, морозец ударил. Где мое пальто с воротником?

…………………………………………….
Начинать картинку трудно и на белом фоне, и на черном, а что трудней — это как кому. Мне трудней на белом. Недаром многие мастера выбирали цветной грунт, желтовато-коричневый, «кремовый»… на нем можно двигаться в обе стороны, в темноту и в свет, используя белила и темные краски. Это я про масло. А если взять цветные карандаши, или, тем более, пастель, содержащую мел, то на черном фоне еще как можно рисовать, и довольно интересно получается. Была у меня такая серия пастелей на черной бумаге. Что-то вроде полуабстрактных пейзажей. Один из них «Морской берег» я притащил в ЖЖ.

…………………………………………..
Бумага, тушь цветная и черная, акварель, кисть, перо.
Фигурки, к сожалению, отдают штампованной «журнальной графикой», хотелось яркое пятнышко поставить, вот и не думал.
А в сущности, просто вечерний вид, фонарь, деревья, дорога, один-два дома вдалеке…

………………………………………
В окошке, что слева от входа сидел кот, куда он делся, ума не приложу…
Кликнешь на кота, и открывалась картина «Кот и река», которая есть в ЖЖ (см ниже)
О том, как я начал писать картины, рассказано в книге «Монолог о пути»:
http://www.periscope.ru/prs98_4/proza/indexmo2.htm
а также в коротком рассказе «Все снова»:
http://www.periscope.ru/prs98_4/proza/life4.htm
(в сборничке он последний)

………………………………………
Другие монотипии И.Казанской можете посмотреть по адресу:
http://www.periscope.ru/prs98_2/pr4/graf/mono/mon1m.htm

ЧТО ДЕЛАТЬ…

………………………………….
Я много лет не был в тех местах, где родился, и вот недавно собрался и приехал. Меня вовсе сюда не тянуло. Все время новые события, на что-то надеешься впереди… Да и от того робкого мальчика во мне ничего не осталось. Он гулял в тех забытых мной местах. Столько, знаете, всего каждый день, ведь производство. Это жизнь. А прошлое… если не помнишь, то и нет его. И того мальчика уже нет, и место это я забыл, не вспоминал, вот и не ездил. Но тут получилось так по работе, что надо поехать. Я заспорил почему-то — все мне да мне, хотя обычно ни слова. Но чувствую, ехать надо. Вот и приехал. Ну, что я скажу… Стоит дом, стоит, действительно, я здесь жил, и площадка перед домом такая же, только заросла гуще кустами, и даже дерево появилось, новое, лет тридцати… песочек для детишек, какие-то газончики… а дорогу заасфальтировали грубо, залезли на траву, как всегда у нас… Забор напротив снесли, зачем… домишки одноэтажные, они ведь требуют, чтобы заборчик, клочок земли под окнами, а тут словно голые… Стройка рядом, министерство какое-то, надвигается на эти несколько домишек, но пока они целы. Наш все такой же, желтый, грязный… Но я не о том. Я стоял и думал. Нет, ни о чем не думал, просто хотел понять. Ведь это я, здесь, совсем мальчиком, в самом начале… Странно. Просто не может быть. А воздух все тот же. Железка рядом — углем, рельсами пахнет, и влагой, ведь море! я забыл, море за углом… Вот здесь я стоял. Скамейки не было. И куст, кажется, стал пониже, хотя, конечно, вырос. А в остальном все также. Но чувство такое, будто ужасное произошло событие — был я, и пропал. Как в песок затянуло — и нет следа. А дом, кусты, и этот запах — как ни в чем не бывало. Им наплевать, что не стало меня… Домик напротив тогда строили, стружки желтые, мы с ними играли. Нет, это был не я. Но что-то тянется оттуда. А дальше? — жизнь растворилась в пространстве. Уехал, переехал… — не в том дело, дальше она растворилась. Как в воду камень — сначала круги, что-то произошло ведь, а потом тишина. Это я на дно канул. А здесь сохранилось нечто, вопреки материализму, и, главное, без моего участия. Бывает, сажаешь зелень всякую, цветы, поливаешь их, даешь того-этого — и все равно они кое-как растут, а тут же рядом из камней лезет росток, пробивается, никто ему ничего, а он живет. Так и здесь. Меня не умиляет, может, даже ужасает, как здесь что-то могло остаться. Лучше бы я не знал…
Потом я в новый район отправился, дела, обычная жизнь у них, всем на все наплевать. Как устроили себе, так и живем. До вечера промотался, ночью самолет, вот и все, даже толком поесть не успел. Та улица? Я больше туда не ходил. Там в одном месте трава была, мягкая, густая, я помню, лежал когда-то. Положили плиты, бетонные, одну на другую, и давно лежат, видно, с осени. ТАК ТРАВА ИЗ-ПОД ЭТИХ ПЛИТ, КОЕ-КАК… Я посмотрел — отвернулся. Ну, что сделаешь, не может все быть так, как было, не может. Это жизнь прошла, а ты — трава… Я сюда не стремился, так получилось. Попросили — приехал. И стройка эта… ну, зачем… Хоть бы сразу снесли, в один день, а то будут отрывать по куску, от живого… Крутишься целыми днями, все дела… А тут случайно совершенно прилетел, смотрю — дом, площадка перед окнами, трава… Завтра к девяти, как всегда. Что делать… Зажмуриться осталось — и дальше бежать, пробиваться… что делать…

…………………………………………………..
«Движение по времени», одна из любимых тем фантастики, вообще-то пошлость, а почему, объяснить не могу.
НЕ имеет никакого значения, возможно ли это физически. Оно и возможно, и невозможно, и это зависит от нас самих. От нашей способности врастания. Боюсь, что тема не для ЖЖ в принципе.
Портрет — не пример, не иллюстрация, а попытка понять уже известный ответ.
Это моя мать, она не знает еще ничего. Она надеется, смотрит с любопытством и некоторым вызовом в будущее. Что из всего этого получилось, знаю я. И дело даже не в том, что многое получилось тяжело,даже трагично — в другом. Из чего и родился мой интуитивный ответ: движение по времени, как представляют себе фантасты, — пошлость.

…………………………………………………….
Знающие люди, конечно, скажут, что вовсе не камин, а обычная печка. Но я это переживу, сладкое чувство правоты лучше оставлять читателю/зрителю.
Две интеллигентные женщины разговаривают. Почему интеллигентные? — книга, свечка, и никакой еды на столе.
Они обсуждают устройство изображения, в которое случайным образом попали. И я пару слов добавлю. Отвык от научного языка, скажу по-простому: нашему глазу и голове присуще понимание свойства света, аналогичное которому в оптике называют интерференцией. Только масштаб совершенно иной. Если картина устроена правильно, то все как по маслу происходит, изображение падает на дно глаза, и свободно проникает нам в голову. А если неправильно, то и глаз дерет, и в голове полная сумятица! Дело не в том, хорошая картина или плохая, — ЦЕЛЬНОЕ ли изображение, вот в чем вопрос. А если упало, попало куда надо, и соответствует, тогда и начинается разговор. Это может отвратительная быть картина, а может гениальная, но есть о чем поговорить, это важно. Если свет распределен правильно, то у нас все получится, изображение воспримем как надо — и, возможно, тогда дело дойдет до той штуки, которую верующие в нее называют душой.
Источник света, это первое. Он может быть и вовсе невидим, но предполагается, с этим шутил уже Рембрандт, и его ругали — отвлекается от заказных рож!.. Источник может быть за пределами картины, например, за открытым окном, и это знал второй гений света, он оставил нам чуть более сорока картин, но все шедевры.
Значит, из источника вырывается, или исходит, или сочится свет, и падает на все, что мы видим в пределах рамы. Если падает монотонно, ровно и скучно, постепенно ослабевая к границам изображения, то ничто не привлекает нас в картине сильней самого источника света, или его отражения, или дырки, из которой он исходит. Это происходит помимо нашей воли — глаз сам знает, куда ему стремиться. Миллионы лет эволюции потрудились, глаз привлекают самое светлое и самое темное пятно — вход в пещеру и выход из нее.
Значит, если монотонно распространяется, то считай картины нет, а есть щель, дыра, или выход из пещеры, в которой вся наша культура и живопись возникли.
Принцип интерференции в том, чтобы свет на картине, распространяясь от источника, падал бы на разные предметы, не равномерно ослабляясь, а вспыхивая, усиливаясь местами… (Это хорошо ложится на нашу головную структуру, — она понимает.)
Подобное мы видим на закате, когда солнце уходит под землю, и последние лучи мчатся к нему, чтобы успеть домой. Об этом написано в повести «ЛЧК»:
» А после огорода, вечерами, мы с Феликсом смотрели па закат. Солнце садилось слева, и, чтобы увидеть его, мы выходили на балкон. Феликс сидел у меня на плече, и мы смотрели на медный шар, который по мере приближения к земле менял свою форму. Наконец они касались друг друга, и постепенно огромная тревожная темная земля поглощала маленькое бездумное светило… золотые и красные лучи кидались во вес стороны, то высвечивали какое-то мертвое окно и оно вспыхивало на миг, то дерево вспыхивало, горело и сгорало съеживалось и темнело… то какое-то ничтожное стеклышко или обломок нужного прежде, а сейчас забытого и заброшенного предмета загорался с поразительной силой — жил и горел мгновение и умирал… момент, в сущности, трагический, с которым ни одна трагедия не сравнится, если б мы не были так защищены верой — оно, это же солнце, скоро всплывет из-под земли, появится — и будет завтра.
Но чаще мы не выходили на балкон, а сидели в кухне и видели закат по отражению в стекле распахнутого окна — и окно освещало наши задумчивые лица: мое — бледное и морщинистое, и черное треугольное лицо кота, сидящего на столе… Исчезало солнце и наступал краткий миг тишины и сосредоточенности, сумрак бесшумно мчался к нам огромными скачками, завоевывая притихшее пространство… еще тлели кое-где красные огоньки, еще светились верхушки деревьев и крыши домов… но то, что должно произойти, уже произошло — день сменился ночью. Скоро станет прохладно, мы прикроем окно, перейдем в комнату, я сяду в кресло и зажгу свет, возьму книгу, Феликс скажет “м-р-р-р” и прыгнет на колени, устроится привычными движениями… — и, не думая о прошлом и будущем, согревая друг друга своим теплом, мы помчимся куда-то вместе с темной разоренной землей… живы еще, живы, живы… »
Простите за долгое отступление, люблю эту книгу, ничего не поделаешь…
……………
И если такое «вспыхивание» или усиление происходит, движется по картине, сначала удаляется от источника, а потом по большому кругу возвращается, то это, скажем уж совсем по-простому, второй принцип построения картины — «круговая порука света».
А дальше начинаются тонкости, к примеру, круг этот не замыкается намертво, почему?.. Но это уже долгий разговор.
…………………………………………………………

…………………………………………..
Вроде непонятно, что такое, а называется «Ночной вид». Если точно не знаешь, что изобразил, то лучше всего сказать — ночной вид, не больно много разглядите. Обычно верят. Что может быть сильней ночи, она самой жизни сильней, на время, правда. Но треть жизни отдай. Если поскупишься, то четверть, но уже рискуешь дневными картинами, день и ночь сливаются. Как на последних работах Ван Гога. Странность страшная сила, куда сильней красоты, и гораздо опасней, гора-а-здо. Но без красоты можно прожить, а без странности человека почти что и нет. Но люди хотят быть среди людей, а художник всегда одним боком на сторону выпадает. Люди смотрят на картины — «интересно…» А как художник удерживается другим боком, никого не касается. Как-то держится. Сюды сЕро, туды — опасно. И вообще…
Заниматься искусством вредно для здоровья, особенно для нервов. Причин много, главная в том, что желание писать или рисовать возникает и развивается само собой, а знание «точки приложения», грубо говоря «чего писать-рисовать» — приходит другими путями. Как бы наглядно объяснить… Это как желание иметь женщину(мужчину) — и само поимение конкретного объекта, разные ведь вещи!.. Да еще и подходящего некоторые требуют…
Хорошо, когда совпадает, но это ведь не всегда получается, каждый знает.
Кажется, объяснил…

………………………………………
Кстати, слайды (или картинки на экране, все равно), смотрятся куда ярче и эффектней самих картин. В то же время — это только «след» от картины. Отсюда мое отношение к изображениям в Сети: или нужно стремиться к максимальной точности, тогда «гасить» изображение, тщательно подбирать цвета… Но у каждого своя «машина», экран, своя привычка к освещенности. Этот путь мне кажется неинтересным. Это для хороших альбомов, которые ставят задачу — передать точно. В моих изображениях на экране обычно можно узнать картину… и только. Это не аналог, это «по поводу». Зато на экране можно «дотянуть» практически любой негодный набросок, так и делается. Чем хуже изначальное изображение, тем интересней задача. Если начального изображения вообще нет — еще интересней, только начинать трудней.
С появлением хороших принтеров, этот путь уже не кажется тупиковым, распечатки на бумаге, на пленках обладают самостоятельной ценностью.
Работа в редакторах типа Фотошопа тоже творчество — обычно из нескольких сот фильтров интересным оказывается работа с одним-двумя, причем использовать их приходится очень осторожно. Иначе получается грубый «кич», и только.
Экран дает возможность имитировать любой материал, любую фактуру. Да, нельзя пощупать картину или понюхать ее, но и в музее не больно-то получится.
Конечно, ощущение, что вещь сделана руками, которое есть перед картиной, перед холстом, не заменишь ничем. Но не всякое изображение обладает этими свойствами, и все равно искусство. Например, кинофильм.
Так что, я думаю, живопись на компьютере, особая область искусства. В принципе, ничего сложного нет и в переносе ее на более грубые материалы, чем бумага, например, печатание на холсте. С другой стороны, хорошо известна старая немецкая живопись на бумаге, прекрасно сохраняется, куда устойчивей, чем на холсте, например. Это связано с большей гибкостью бумаги, холст совсем не идеальная подложка — ее придумали для удобства перетаскивания картинок, живопись на досках тяжеловата. К тому же красочный слой на холсте сохраняется гораздо хуже, чем на дереве или бумаге.
В общем, была бы картинка хороша. А этого не добьешься ни прекрасными холстами-рамами, ни особыми красками. Сам их растираешь, придумываешь, или покупаешь в магазине, значения не имеет никакого.
…………………..
Картинка «Путь домой» написана на ватмане. По цвету она малоинтересна, если не считать работу над красным и зеленым, цветами, которые меня всегда привлекали — красный притягивал, а зеленый отталкивал. И то и другое — проявление интереса. К холодному синему я равнодушен, вот его и мало на картинах. Я стремлюсь сочетать его с красным, или добавлять «грязцы». Грязь вообще великое дело — земля, песок, щетина, мертвый таракан… можно добавлять муку, можно мешать масло с гуашью, как делал Зверев… все можно и очень даже украшает картину. Опять-таки, если она получается :-))

………………………………………
Масло на линолеуме. Написана примерно 20 лет тому назад. При сканировании не удалось передать некоторые оттенки цвета. На холсте был красивый серый, например. Зато на картинке был недостаток композиции, который здесь удалось слегка обойти. Так что, сравнивая, картину с изображением… на этот раз выбираю экран, важней расположения и силы пятен нет ничего. Вопрос восприятия глазом изображения как целого — это глубже времени, стиля, культуры, это физиология. Ни на какой козе не объедешь.

……………………………………………
Бумага, кисть, перо, акварель, тушь, жировые мелки… И это еще не все. На конечной стадии Фотошоп лапу приложил.
Я уж не говорю о том, что вещь большая, а сканер маленький…
В общем, это осенний пейзаж.

Я нарисовал довольно много таких «плакатиков», или «баннеров», которые рекламных целей не преследовали. Потом надоело. Но вообще-то ограничения — размеров, формы, материалов — полезны: начинаешь внимательней относиться к тому, что имеешь под рукой.
…………………………………………………….

………………………………………..
За сто лет вид почти не изменился.

……………………………………………….
Просто монохромная акварель.

………………………………………..
Растения одолели старый дом.

…………………………………………………..
Я разглядывал ночью эту фотографию И.Казанской. Печальное место, красивое здание, хорошая фотография.
Она навела меня на мысли, следующие по странной цепочке.
У моего двоюродного брата было сотни две оловянных солдатиков, он мог играть с ними часами. Меня хватало на пять минут. Реальная жизнь напоминает мне ту игру. А это здание реальней жизни.
Я начал писать об этом, но понял, что «сага», что много, и не ЖЖ-почеркушки, а серьезно. Пришлось удалить.

…………………………………………….

…………………………………………..
Этой картинкой началось и закончилось мое увлечение Модильяни. Я не пытался копировать, хотелось понять. И понял, это не для меня. Нужно гораздо прозрачней, мягче… и куда сильней стилизовать! Прошел интерес.
А картинка осталась.

Картинки в зале на выставке — это одно, а в мастерской, дома — совсе-е-м другое. Приходит зритель на выставку — на светлых стенах в просторном зале висят, вычищенные, местами прилизанные, в приличных рамах — картины. Зритель ходит, смотрит, радуется или негодует… а картины висят и терпят это безобразие. Наступает вечер, закроют двери, приходит в зал художник, зажигает свет в далеком углу, идет по залу, почти темному. Пусть картинки отдохнут…
-Ну, как здесь ребята, надоело?
— Скорей бы домой…
Наконец, наступает этот день, мы возвращаемся в мастерскую. Все по старым местам, по темным, грязненьким обоям, зато своим!.. Над лежанкой, над столом, по всем углам и закоулкам. И тишина…
Теперь мы все на месте, здесь наш угол, берлога, общий дом. Хорошо.

Но нет уже ни задора, ни напора — писать публицистику. Давно хотел написать о мании нашего времени — сексе и эротике. Если отбросить явно коммерческие стимулы, стремление быть модным, желание прослыть популярным, неважно среди каких читателей… Если все это отбросить, то остается тот же «Половой вопрос» Фореля, написанный более ста лет тому назад. Ничего нового не вижу. Кто сказал — «значения не имеет»? Еще как имеет. Но как-то среди всех этих штучек-дрючек и полупорнухи, которых жуть сколько накрутили за последние годы, затерялись другие, более важные человеческие проблемы.
И тут же Вас спросят — «а любовь? Вы отрицаете любовь?»
Ох, как неохота… В двух словах так. Есть главная проблема — это «самоидентификация». Крошечный сигнальчик бегает по кругу «столбиков полосатых», по одним смело шлепает, чтобы не забылись, до других еле дотрагивается, их всего-то, этих сигнальных значков у нас сотня-две за жизнь, и больше половины — образуется до 5-7 лет. Мы все время, день и ночь, благодаря этим касаниям (памяти)напоминаем себе: «это — я». Если ощущение, момент, лицо, слово, движение — ЧУЖОЕ — становится СВОИМ, и оказывается в этом круге «самоидентификации», если что-то, принадлежащее другому человеку, становится необходимым элементом нашей личности — это и есть ВРАСТАНИЕ. Отсюда и любовь, и сочувствие, и самоотверженность с самопожертвованием и многое другое. Здесь и секс, и «спальня», но гораздо больше, гораздо шире и многообразней всего этого — ВРАСТАНИЕ.
Все эти «свободы» и «открытости» писать о сексе выеденного яйца не стоят. Сегодня «все можно», завтра снова пуританство, и что? Да ничего. От этих скачков в ту или иную сторону мало что меняется. Повторю: в проблеме взаимодействия человека с окружающим миром — людьми, животными и растениями, — главное, глобальное — ВРАСТАНИЕ. Когда ЧУЖОЕ становится ТАКИМ личным переживанием, благодаря которым мы знаем и чувствуем — «это я!»
Ни спорить, ни убеждать не хоца… Лень. Лучше сказать — просто «мое мнение».
Сумма: главное на чем стоит и как идентифицируется нами наша личность, и как эти представления меняются и расширяются в жизни — через ВРАСТАНИЕ. Не стоит уж так зацикливаться на проблеме пола — частность.

Нашелся третий слайд, и теперь могу привести здесь весь «триптих» — три картины про котов, которые находятся в коллекции Пущинского Дома Ученых (г Пущино Московской области).
………………………………..

Где-то в ЖЖ на ранних страницах у меня есть глаза Рембрандта в молодости и старости, поучительное зрелище.
Это другие глаза — в начале, середине и конце жизни. С разрешения автора.

…………………………………………..
Старик сидит на табуреточке под деревом. На заднем плане разваливающаяся пущинская усадьба, рядом старый друг Василий.
Вчера обнаружил этот рисунок за дверью, булавочками прикрепленный к обоям. Рисунок датируется примерно 1990-1992гг. Техника — серый соус.
Тогда усадьба была в лучшем состоянии, чем на рисунке. Художник — тоже, но сейчас приблизился к изображению. Василий умер и похоронен на высоком берегу Оки, как было предсказано в повести «ЛЧК».

Разглядывание собственного лица — одно из самых полезных занятий. В нем может НЕ БЫТЬ ни капли самолюбования. Особенно, когда рассматриваешь фотографии разных лет. «ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО?» — вот главный вопрос. Ведь что-то действительно произошло, и это «что-то» хочется отделить от случайных наплывов, от простой формулы старения. В сущности, в этом вся суть: началось — произошло — и кончится. Почти столь же важно рассматривание фотографий родителей, братьев, сестер, и сравнение их с собственными. У нас просто нет других столь же достоверных свидетельств, остальные дальше от нас или вовсе взяты извне, как фотографии чужих лиц.
Если вообще что-то можно понять в жизни по меняющимся изображениям, то это — один из главных путей.

…………………………………………
(кисть, чернила, бумага)
Сначала я думал назвать его «спящим котом», но не уверен, что он спит.
Тогда я находился под впечатлением «Львицы» Рембрандта, гениального рисунка, в котором сочетается сила линий и легкость наброска. А хвост? Как он добился достоверности, не идя на поводу у правдоподобия??
Старик Паоло (Рубений) думал об этом так:
…………………………………….
«Невозможно, невозможно… — твердил он, — так легко и небрежно, и в то же время безошибочно и сильно. Вот дерево, листва, что он делает! Не подражает форме листа, не пытается даже, а находит свою смелую и быструю линию, которая, ничуть не похожа, но дает точное представление о массе листьев и нескольких отдельных листьях тоже. А здесь смазывает решительно и смело, здесь — тонкое кружево одним росчерком, а тут огромный нажим, а эт-то что?… пальцем? ногтем? щепкой? Черт знает что, какая свобода в нем!..
………………………………………
Мой кот, к сожалению, сделан довольно монотонно, скучновато. В разглядывании рисунков гения есть смысл, но он не в постижении приемов, конечно, а в восприятии самого духа свободы, подражание которому невозможно, но он придает смелость для продвижения. В то время как рассматривание умелых, но ремесленных работ давит, лишает смелости. Зато по ним можно понять простые технические вещи — «как сделано».

Почему бы в воскресный день, идя на выборы, не посмеяться?
Манифесты еще смешней, чем директивы.
………………………………
К Т О З Н А Е Т …

— Что такое короткий рассказ?
— Представь себе — вся жизнь на одном белом листе, через два интервала.
— Через два? Расточительство! Половина места пропадает!
— Считай, это сон, отдых, без них невозможно. Теперь отступи слева сантиметра три-четыре…
— Еще чего! Это пятая часть всей поверхности…
— Поля нужны для исправлений. И сверху надо отступить.
— Зачем?
— Оставить место для даты, для названия. Начало известно сразу, с названием хуже. Иногда не знаешь до самого конца. Оно должно быть выразительным и подчеркнуть главное. А что было главным?.. Теперь справа…
— Ну, уж нет! Еще и справа…
— Каждую строчку нужно оборвать вовремя. Но это не все. Учти, внизу должно остаться место.
— Внизу? Никогда! Это мое место!.. А, может, будет второй лист?..
— Достаточно одного… если повезет. Внизу должно быть пусто и бело, как в начале. Теперь отступать некуда. Конец сомкнулся с началом, первая шеренга с последней, и они, как полк в снежном поле — стоят насмерть. Это старинное сражение, здесь нельзя врассыпную, бегом, на четвереньках — они стоят под картечью.
— И что-то останется?
— Кто знает, может и останется.

Говорят, у нас чумы нет, побеждена полностью.
И народ веселый стал — жуть!.. Пляшет да поет. Но есть еще небольшая печаль-тоска.
— Без царя-то проживем, — говорят, — а вот старшего брата — дайте нам, ну, дайте!!!
— Брата дадим, — отвечают народу. — Вот тебе выбор, хочешь брата защитника или уж сразу — охранника?
И в думах этих начинается нетрудовой воскресный день…
А про чуму у меня картинка была смешная, вроде прям на улице… переходы какие-то странные да занавеси… сидят дурачки и выпивают… И тих-хо все кругом, ничто не страшит, не угрожает…

……………………………………..

……………………………………………
НЕ так давно был объявлен конкурс на рассказ о спорте. Один богатый и известный спортивный журнал объявил. Я тогда еще пробовал участвовать в интернетских конкурсах. Ни на что не рассчитывал, интереса ради. А тут задумался — вроде, о спорте никогда не писал… И вдруг мне попался на глаза старый рассказик. Два мальчика хотели стать сильными. И вот они заходят в спортивный зал…
Над рассказиком, конечно, посмеялись, а некоторые приняли за анекдот, и возмущались, как меня вообще допустили к конкурсу!..
Но вот что интересно — я знал этого мальчика, о котором написал. И он, действительно, стал очень сильным, чемпионом СССР даже был.
Ладно, вот рассказик, читайте.
…………………………………………….
СИЛА.

Мой приятель мечтал о большой силе. Он знал всех силачей, кто сколько весит, какая была грудь и бицепс, сколько мог поднять одной рукой и какие цепи рвал. Сам он ничем для развития своей силы не занимался — бесполезно…— он махал рукой и вздыхал. Он был тощий и болезненный мальчик. Но умный, много читал и все знал про великих людей, про гениев, уважал их, а вот когда вспоминал про силачей — просто становился невменяем — он любил их больше всех гениев и ничего с этим поделать не мог. Он часами рассказывал мне об их подвигах. Он знал, насколько нога у Поддубного толще, чем у Шемякина, а бицепс у Заикина больше, чем у Луриха, а грудь… Он рассказывал об этом, как скупой рыцарь о своих сокровищах, но сам ничего не делал для своей силы. Все равно бесполезно — он говорил и вздыхал.
Как-то мы проходили мимо спортивного зала, и я говорю — «давай, посмотрим…» Он пожал плечами — разве там встретишь таких силачей, о которых он любил читать. «Ну, давай…» Мы вошли. Там были гимнасты и штангисты. Мы сразу прошли мимо гимнастов — неинтересно, откуда знать, какая у них сила, если ничего тяжелей себя они не поднимают. Штангистов было двое. Парень с большим животом, мышц у него не видно, но вблизи руки и ноги оказались такими толстыми, что, наверное, и сам Поддубный позавидовал бы. А второй был небольшой, мышцы есть, но довольно обычные, не силач — видно сразу. Они поднимали одну штангу, сначала большой парень, потом маленький, накатывали на гриф новые блины и поднимали снова. Я ждал, когда маленький отстанет, но он все не уступал. Наконец, огромный махнул рукой — «на сегодня хватит», и пошел в душевую. Похоже, что струсил. А маленький продолжал поднимать все больше и больше железа, и не уставал. Наконец, и он бросил поднимать, и тут заметил нас.
— Хотите попробовать?.. Мы покачали головой — не силачи.
— Хочешь быть сильным? — спрашивает он моего приятеля.
— Ну!..
— Надо есть морковь — это главное.
— Сколько?..
— Начни с пучка, когда дойдешь до килограмма — остановись — сила будет.
Он кивнул и ушел мыться. Мы вышли. Приятель был задумчив всю дорогу.
— Может, попробовать?..
— А что… давай, проверим, совсем ведь не трудно.
Но надо же как-то сравнивать?… что можешь сейчас и какая сила будет после моркови… Мы купили гантели и стали каждый вечер измерять силу, а по утрам ели морковь, как советовал маленький штангист. Через месяц выяснили, что сила, действительно, прибавляется, и даже быстро. Я скоро махнул рукой — надоела морковь, а приятелю понравилась, и он дошел до килограмма, правда не скоро — через год. К тому времени он стал сильней всех в классе, и сила его продолжает расти… Но что делать дальше, он не знает — можно ли есть больше килограмма, или нужен новый способ?.. «Придется снова идти в спортзал,— он говорит,— искать того малыша, пусть посоветует…»
Наверное, придется.
…………………………………………………

ПОСЛЕ ВОЙНЫ.

……………………………………..
(Фото И.Казанской)

После войны в нашсм городе оказалось много бандитов. По вечерам выходить стало опасно – могли ограбить или просто убить. Оружия осталось много, даже в школу ребята приносили патроны, собирались и ходили взрывать их на костре. Мой отец работал врачом и приходил домой поздно. Каждый вечер мама волновалась, не случилось ли что с ним… Один раз он пришел веселый, долго мыл руки, потом схватил меня и подкинул. Я удивился – ведь знает, что не люблю эти штуки. За столом он говорит:
— А меня сегодня ограбили… – и смеется. – Подошли двое и спрашивают – «ты кто?». Отвечаю – врач, иду к больному. Они говорят – «а, доктор… ну, снимай часы». Я снял. «И не ходи так поздно».
Я удивился:
– И ты отдал им свои часы… всего-то двое…
Большие квадратные часы в серебряной оправе, их подарил отцу мой дед, поздравил с дипломом врача. Отец никогда не расставался с часами. Мне хотелось, чтобы он дрался за них и победил этих двух, а он просто отдал часы – и все… Он увидел мое разочарование и засмеялся:
— Понимаешь, хотелось скорей домой, устал, проголодался, а тут эти дураки со своими просьбами – отдай и отдай. Ну, отдал, зато уже дома.
— А оружия было у них?
— Нет, сынок, похоже, что нет.
— Зачем же отдавать?
— Ну, знаешь… они могли и рассердиться…
Я был разочарован. Хорошо, что все обошлось, но отец оказался не героем. Мать стала его ругать, что приходит поздно, и когда-нибудь это плохо кончится, а он ухмылялся и ел с аппетитом – действительно, проголодался.
Через полгода тише стало на улицах, многих выловили, другие ушли далеко в леса, там отсиживались еще долгие годы… Однажды отец вернулся с работы и сразу ушел мыться. Мать за ним, они тихо говорили, но я, конечно, слышал. Он говорит – вызывали удостоверить смерть. А потом:
— Я свои часы видел.
— И что?
— Что я мог сделать… С него перед этим и так все сняли – френч, сапоги, даже штаны содрали. Бери, говорят, часы, доктор. Я не смог.
Так и закончилась эта история.