Два-три раза возникала идея присобачить к главному герою стишок, от его имени, конечно… но к счастью, быстро улетучивалась. У меня есть запись, почти дневник, но ничего личного, всё о текстах, к ним относящееся. В конце прошлого века… Написал за год то ли три, то ли шесть повестей уже не помню, а запись эту… не могу читать, чувство тягостное, может, зависть самому себе… или тягомотина там такая, что держусь подальше. И чтобы не открывать… не в первый раз такое… привожу стишок, который — странно! помню наизусь. Да и не стих это, а так… черно-белая композиция, смайл… Она меня излечивает от глупости многословия и лжетворческой демагогии…
…………………
Я не умру. Февральским хмурым утром
Я вдруг проснусь неизлечимым
Очнусь от сна непоправимо старым
И тут же пойму, что больше не боюсь.
И сразу дверь посторонится, темноту впуская
И на пороге тень знакомая возникнет.
Я сразу его узнаю. И все же шепотом
Спрошу, чтобы услышать имя:
— Феликс… за мной?..
Он молча шевельнет хвостом
Лохматым, старым — непобедимым:
— Идем.
Я встану и не чувствуя ступнями
Ни ледяного пола, ни камня лестниц
Ни наста хрупкого и жесткого — февральского,
Пойду за ним.
Он приведет меня в огромные подвалы,
Где вечный полумрак, и трубы теплые
А по углам большие миски с мясом и рыбой.
И нет людей.
И мне навстречу выйдет Крис — отравленный,
И Шурик, мой любимый, из последних,
Рыженький, растерзанный собаками,
И та костлявая растрепанная кошка,
Что мне навстречу радостно скакала,
А потом исчезла… И та, которую я бросил…
И другие…
И Феликс — старый, суровый, молчаливый
Мой первый друг, которого я предал —
Главный среди них.
Все, кого я убил, забыл или бросил,
Кому не помог —
Придут и останутся со мной.
Они не простят — они забудут.
И довольно. И я, тогда забуду.
Про тяжесть, подточившую основу жизни.
И с ними — останусь.