День: 27.01.2016

…что будет с теми людьми, которые все понимают, и при этом не в силах скрыть своего понимания. Их немного, но они есть. Цвет нации и всего народа. Ощущение такое, что это как бы последний слой, столько слоев уже было снято… и остались одни послушные слои. Но наверное ошибаюсь, генетика вещь хитрая, и управлять ею, к счастью, не умеем, так что большие еще неожиданности возможны…

ДАН МАРКОВИЧ

Договор

(перевод на англ. Е.П. Валентиновой)
Когда-то старая анатомичка называлась — Анатомикум, и сюда приходили студенты-корпоранты в разноцветных шапочках, звучала немецкая речь и латынь. От того времени остались только стертые подошвами ступени и два старика — профессор и служитель анатомички Хуго, огромного роста человек с маленькой головкой черепахи. У него светлые, глубоко запавшие глаза, нос крючком, длинный выступающий подбородок, коричневая шея со свисающими складками сухой стертой кожи — и весь он как из темного металла — бронзы… а ходит и двигается медленно, но неуклонно, как, может быть видели, идет по своим делам черепаха-гигант… Профессор — маленький розовый старичок, суетится, размахивает руками на круглой площадке внизу, амфитеатром карабкаются вверх скамейки, и студенты смотрят сверху на трупы, скелеты и одного живого человека среди них, как раньше зрители наблюдали за гладиаторами на арене.
Время от времени профессор останавливается и призывно кричит — «Хуго!» Медленно открывается дверь и из коридора в зал протискивается огромная фигура служителя. Он стоит у порога, наклонив голову, — ждет приказа. «Перенеси вот этого повыше… и свет…» Хуго медленно, раскачивая длинными руками, подходит к скелету или человеческому телу, превращенному в мумию с обнаженными нервами и сосудами, поднимает и ставит как нужно… немного ждет и идет к себе. В коридоре его каморка со столом, железной кроватью и древним шкафом с мутным голубым зеркалом. Он живет здесь много лет, в тепле и при деле. Когда-то еще подростком он ушел из деревни, пришел в город и затерялся. Он работал грузчиком, кочегаром, начал пить, пристрастился к «ликве» — смеси спирта с эфиром, и понемногу спивался. Однажды ему сказали, что в Анатомикуме можно продать свое тело — дают немного, но ведь ни за что… И он пришел продавать себя. Служители восхищенно качали головами и щупали его мышцы. Вышел маленький человек, молодой, но уже лысеющий, оглядел его, спросил — «откуда такой?…» — а, узнав, поднял брови — «земляк… ну, пойдем».
О чем они говорили до самой темноты, и был ли подписан договор — никто не знал, но с тех пор Хуго стал служителем Анатомикума и верным слугой профессору. Он выпивал, конечно, но не так, как раньше. Теперь он был уважаемым и нужным человеком, и дело свое изучил до тонкостей. Никто лучше его не знал, как выварить череп так, чтобы мясо легко отделилось от костей, а поверхность осталась чистой и гладкой. «Хуго, принеси вон того…» Он наклонял голову — «а профессор велел?..» «Да, да…» — и только тогда он делал, что его просили. После занятий он переходил через двор в квартиру профессора, готовил ужин и делал все, чтобы поддержать нехитрое холостяцкое хозяйство. Потом шел к себе, ел в сумерках, не зажигая света, резал колбасу длинным ножом, набрасывал толстые ломти на хлеб, неторопливо жевал, запивал холодным кофе — и ложился спать. Раз в месяц он надевал черный парадный костюм и спускался в город в единственный ресторан. Он шел медленно и важно, в цилиндре, с белым шелковым шарфом на мощной шее. Здесь уже ждали его… «Хуго гуляет…» Но утром он снова был на месте. «Хуго» — он слышит из зала, откладывает газету и идет на зов. «Молодые люди учатся… профессор в порядке… все хорошо…»
Шли годы, прокатились войны и революции, а два этих человека как жили, так и живут. Один учит, а другой ему помогает. Профессор кричит — «Хуго!» — и Хуго тут как тут. «Хуго, покажи этому бездельнику тройничный нерв…» «Хуго, куда подевалось внутреннее ухо?..» И студенты к нему — «Хуго Петрович, как держать скальпель?..» Он берет костистой лапой скальпель — «вот так, парень, вот так…»
По вечерам два старика ужинают вместе. Профессор кричит, размахивает руками:
— А помнишь, Хуго, как ты пришел продавать себя?
Хуго усмехается:
— Я только тело продавал, Ханс, а не себя…
— И мы хорошо поработали с тобой… ах, Хуго, наша жизнь прошла…
Хуго улыбается впалым ртом, ставит на стол электрический самовар.
— Мы еще поживем… сегодня будем, как русские, пить чай…
Они пьют чай, два старых холостяка, включают телевизор и до глубокой ночи смотрят, как по-новому говорят и прыгают люди на земле.
— А в наше время…
Хуго качает головой:
— И в наше время было по-разному…
Потом он собирается к себе:
— Ты что-то кашляешь, Ханс, вот второе одеяло.
— А ты все дуришь — давно переехал бы сюда.
Хуго не согласен — «привык, и там я всегда на месте…»
Он идет к себе, через темный двор, под высокими тревожно шумящими деревьями, останавливается и глубоко вдыхает прохладный осенний воздух. Внизу под горой притаился, спит городок, за спиной темные окна Анатомикума. Он видит — в профессорской спальне гаснет свет — «давно пора, завтра лекции…»
А утром знакомый гам, молодые голоса… Хуго пьет кофе и читает газету, но мысли его не здесь… «Банки ему нельзя — возраст, а горчичники — обязательно… Что же он не зовет?..» Наконец он слышит знакомое — «Хуго…» — и спешит в зал, привычным движением поворачивает старую бронзовую ручку — и видит:
— Молодые люди учатся… профессор как будто в порядке, бегает как всегда…- и успокаивается.
— Хуго, перенеси вот этого — повыше… и свет!..

………………………………………………………………………………………………………………………………………..
Dan Markovich Dogovor
http://www.netslova.ru/markovich/chtobylo/22.html
…………………………………………..
The Agreement
There was a time when the old anatomical theater was called — the Anatomicum, the corps students wearing caps of different colors came here, German and Latin resounded within these walls. The only remnants of those bygone times are the steps worn out by feet, and two old men – the professor, and the anatomical theater attendant Hugo, a man of great height with a tiny head of a tortoise. He has pale, deeply sunken eyes, a hooked nose, a long chin jutting forward, a brown neck draped with folds of dry, worn skin – and his whole person seems to be cast in some dark metal – like bronze… and he walks and moves slowly, but undeviatingly, with the manner of – have you ever seen one? – a giant tortoise going after its own affairs… The professor is a small pink old man, he scurries about in agitation, he is waving his arms down there, in that round spot central to the theater, the benches of the amphitheater climb upwards all around, and from up there the students look at the corpses, at the skeletons, and that one and only live man amidst them, like in the old times spectators watched gladiators in the arena.
From time to time the professor pauses and calls – “Hugo!” Slowly opens the door and the huge figure of the attendant crams through from the corridor. Having stepped over the threshold he stops, with his head bent – waiting for his orders. “Take this one a bit higher… and more light…” Hugo slowly, swaying his long arms, approaches a skeleton, or a mummified body with nerves and vessels exposed, picks it up and places it as required… waits some more, and retreats to his place. In the corridor outside he has a tiny room of his own, furnished with a table, an iron cot, an ancient wardrobe with a bluish dulled mirror. He has been living here for many years, it’s heated lodgings, and a job. Many years ago he, then a teenager, left his native village, moved to the city, and was lost there. He labored as a docker, as a stoker, took to “likva” – a mixture of alcohol with ether, and was on his way to becoming a regular drunkard. One day he was told that a man might sell his body to the Anatomicum – the money they give is little, but they give it for nothing actually… So he came to sell himself. The admiring attendants shook their heads in wonder, palpated his muscles. A small guy entered, young, but with a growing bold patch, looked him over, asked – “wherefrom comes a fellow like this?…” – and, having heard the answer, raised his eyebrows – “a fellow-countryman… well, come with me”.
What the two of them were talking about till the very nightfall, and whether any contracts were signed, nobody ever learned, but since then Hugo became an attendant at the Anatomicum and a faithful servant to the professor. He still indulged in drinking, but not the way he used to. Now he was a respectful person whose service was appreciated, and he studied his trade to minutest detail. Nobody knew better than he did how to prepare the skull so that flesh would go off easily and the surface stay clear and smooth. “Hugo, bring that one over here, will you?…” He bent his head – “has the professor ordered to?…” “Yes, yes, he has…” and only then he would do as he was asked. After the lessons were over, he crossed the courtyard to go to the professor’s quarters, cooked his dinner, and did all the necessary chores to maintain the simple bachelor housekeeping. Then he went to his own place, had his meal in the dusk, without bothering about lights, cutting sausage with his long knife, throwing thick slabs of it over the piece of bread, munching slowly, drinking it down with cold coffee – and went to bed. Once a month he put on his good black suit and in full dress went down to the town proper, to the only restaurant there was. He walked slowly and solemnly, wearing a top-hat, with a white cravat around his powerful neck. He was expected… “Hugo is carousing…” But in the morning he was up and about. “Hugo” – hears he coming from the theater, puts down his newspaper, and goes to answer the call. “Young people are busy with their studies… the professor is all right… fine…”
Years passed, wars and revolutions stormed over, but those two continued to live the way they used to. One was teaching, the other assisting him. The professor shouts out “Hugo!” and here comes Hugo. “Hugo, show the trigeminal nerve to this good-for-nothing idler…” “Hugo, where that internal ear might be?..” And the students address him too: “Hugo Petrovich, how one is to hold the scalpel?…” He grabs the scalpel with his bony paw – “thatta way, kiddo, thatta way…”
In the evening the two old men supper together. Professor is shouting, waving his arms:
“Do you remember, Hugo, how you came to sell yourself?”
Hugo grins:
“I was selling only my body, Hans, not myself…”
“And we did well, working together, Hugo, didn’t we?.. oh, Hugo, our life is over…”
Hugo smiles with his sunken mouth, puts the electric samovar on the table.
“We aren’t dead yet… let’s have tea today like the Russians do…”
They have tea, two old bachelors, they switch on the TV, to watch till the very dead of the night the new ways of speaking and capering people inhabiting this earth employ now.
“And in our time…”
Hugo shakes his head:
“In out time things were various too…”
Then he starts for his own place.
“You are having this cough, Hans, here is the second blanket for you.”
“And you are still sticking to your foolish ways – you should have moved over here long ago.”
Hugo disagrees – “I am used to it, besides there I am always about and at hand.”
He goes to his place, crossing the dark courtyard, under the high trees whispering as if in alarm, stops and takes a deep breath of the cool autumn air. Below, at the foot of the hill, the small town is lying hushed up, asleep, behind his back are the dark windows of the Anatomicum. He sees the window of the professor’s bedroom go dark – “and high time too, tomorrow he has lectures to deliver…”
And in the morning there comes the familiar din, young voices… Hugo is drinking his coffee and reading his paper, but his thoughts are wandering elsewhere… “Cupping is out of the question – because of his age, but the mustard plaster – that by all means… Why is he such a long time in calling?…” At last he hears that familiar – “Hugo…” – and hurries into the theater, habitually turns the brass knob – and sees:
“The young people are busy with their studies… the professor seems to be all right, he is bustling about as usual…” – and his anxiety subsides.
“Hugo, move this one a bit higher… and more light!”