День: 24.12.2013

Я не политик, не демократ, не либерал, не фашист, я сам по себе живу, нашел себе интересное применение, многое пробовал, на четверочку в чем-то тяну, в чем-то нет… Просто краткое слово.
Вокруг меня столько либералов, демократов и совсем наоборот, что можно что-то сказать без опаски, они своей борьбой заняты, а я простой человек, я ни с кем.
Есть у меня вера. Она в саморазвитие жизни, в эволюцию живого вещества, и в этот процесс мы своими трепыханиями почти ничего внести не можем. Если окажемся нестабильны, несерьезны, то погибнем, уйдем также как сотни и тысячи видов, которые населяли землю. Мы на гребне огромного процесса, о котором мало что знаем, картинка окружающего мира для нас неясна. Каждый из нас живет по той программе, которую в него вложили поколения предков, с небольшими коррективами, которые, конечно, обязательны, и лучше делать их так, чтобы сильно не ухудшить весь суммарный процесс, вытолкнувший нас на эту временную вершинку — сюда… Смайл. Почему мы верим в эгоизм — говорить не приходится, и так ясно. Почему верим в альтруизм — потому что он также генетически запрограммирован, и мы видим его признаки, пусть слабые, но постоянные, в каждом живом существе, и в нас с Вами. Мы разделили время по своему усмотрению, нам важно движение нашей временной планеты вокруг нашего тоже временного светила. Что я хочу сказать в ответ на Ваше упрекающее послание. Ну, да, я не люблю деньги, всю эту нелепую комбинаторику, которая симпатична неудавшимся математикам, да еще с тщеславными амбициями. Но я верю в эволюцию, и в то, что умный человек многое может понять, ведь некуда деться, жизнь слишком коротка, чтобы не пытаться найти в ней подобающее тебе место, смайл…
Не будьте так решительны и безапелляционны. Но я против всеядности и дикой толерантности, и если не люблю какие-то способы совместной жизни, то не люблю, но ведь никого это не касается.
P.S. Но вообще-то я знаю… чудовищная фраза! что может изменить мир бескровно. И что совершенно невозможно именно по этой причине, и по многим еще. Любите старье! Старые добротные вещи, здания, механизмы, которые при надлежащей любви и уходе долго еще служить могут. Любите и используйте, храните их, не предавайте, не замещайте новыми… — и достаточно 1-2х лет такой жизни, чтобы произошел катаклизм такого масштаба, который трудно даже себе представить, жизнь пойдет чуть-чуть иным путем. Мирное развитие. Совершенно утопическая идея, да…

Видно и прежние жильцы не выращивали ничего в этих двух деревянных ящиках за окном, и земли в них почти не осталось — выдуло, смыло дождями, и торчала какая-то седая трава, случайно занесенная ветром. Она буйно росла, потом умирала, оставались сухие крепкие стебли, их заметало снегом, а весной снова появлялась эта упорная трава. Так было много лет, но однажды, в самом углу ящика, где и земли-то почти не было, возник и стал вытягиваться тонкий желтоватый побег. Из него вырос бутон и распустился цветок, оранжевый, нежный и довольно большой. Я смотрел на него с недоумением, а он стоял среди разбойной травы, не ухоженный никем и непонятно откуда взявшийся. Вот наступили холода, а он все еще здесь. И трава уже полегла, по утрам ее покрывал иней, а цветок все был живой. Мне стало страшно за него, и ничем помочь нельзя, стоит себе и стоит… Однажды утром я выглянул в окно — цветка не стало. Жаль его, но ведь он попал совсем на плохое место, и, может, к лучшему всё — не вырастет больше… Но на следующий год он снова был здесь, снова цвел, снова его сбивал с ног ветер, и ледяной дождь, а потом ранний снег засыпал — похоронил… Может, перекопать здесь, чтобы он снова не возник и не мучился больше? Но я не мог, и оставил все, как есть… И на третий год он вырос, а я много ездил тогда, дома бывал редко. Приезжаю в темноте, выглядываю в окно, вижу — стоит, лепестки в темноте кажутся черными, но он жив. Дождей было много, воды ему хватало, но разве ему место здесь, в пустыне… Осенью он снова стал погибать, мучился и мучил меня каждый день, и я ждал его смерти как избавления…
Наконец, его не стало.
А на следующий год его все не было и не было. Трава вытянулась в полный рост, прошло лето, начались дожди — а цветка нет. Морозы ударили внезапно, листья свернулись в трубочки, но держатся, от трав остались тонкие скелетики, но прочные, не поддаются ветру… а цветка нет…
Что-то случилось…

Недавно выдался свободный день, и я смотрел картины, те, что остались у меня. Сорок семь работ, и главное — двадцать пять холстов Мигеля. И вот что я вам скажу…
Он был прав, когда говорил — «ничего особенного не хотел…» На его холстах ничего особенного и не было… кроме простоты и цельности, да. Никакого предчувствия беды в них не заложено. Все это вложил я сам. А в меня вложило многое, главное — возраст, предчувствие старения и смерти, и время наше — предчувствие бедствий и катастроф.
Хорошие картины тем и хороши, что оставляют место нам, с нашими чувствами и состояниями — сопереживать, участвовать… видеть в них то, что заложено в нас самих, просит сочувствия и поддержки. Цельное здание, и я вхожу в него со своими бедами и надеждами, и все оно вмещает, почему?.. Он ничего не навязывает, не кричит, не перебивает, не настаивает на своих истинах — просто и спокойно раскрывает передо мной простор. В чем же его собственное чувство, какое оно? Никак не оторвать от моих чувств и состояний, никак! Не знаю, как это получается… Подобное удавалось Сезанну, который истово занимался согласованием пятен, и в это вкладывал всю страсть, замкнул свою систему… а получилось гораздо больше, чем сам ожидал.
Важно вложить в свое дело все умение и силу чувства… и если повезет, то что-нибудь получится.
Нет, не знаю, что он хотел, наверное, он сам не знал. Не мог бы выразить словами, уж точно… Я гляжу на его тихие картины, утренний пустой город, скромные вещи на столе, закрытые лица, с глазами повернутыми внутрь себя… Мои это чувства или его?.. Не могу отделить.

Чем дальше, тем менее случайной кажется его смерть. Он от себя устал, от мелких своих обманов, собственной слабости, неизбежной для каждого из нас. «Гений и злодейство?..» — совместимы, конечно, совместимы… Хотя бы потому, что одного масштаба явления, пусть с разным знаком. Если бы так было в жизни — только гений и злодейство… Заслуживающая восхищение борьба!.. Совсем другое ежедневно и ежечасно происходит в мире. Мелкая крысиная возня — и талант. Способности — и собственная слабость… По земле бродят люди с задатками, способностями, интересами, не совместимыми с жизнью, как говорят медики… деться им некуда, а жить своей, особенной жизнью — страшно. Они не нужны в сегодняшнем мире. Нужны услужливые исполнители, способные хамы, талантливые воры…
Кто он был, Мигель?..
Человек с подпорченным лицом, во власти страха, зависти, тщеславия… жажды быть «как все»?.. И одновременно — со странной непохожестью на других. Она его угнетала, когда он не писал картины, а когда писал, то обо всем забывал… Но вот беда, художник не может писать все время, в нем должна накапливаться субстанция, которую древние называли «живой силой»… потом сказали, ее нет, а я не верю.
Откуда же она берется, почему иссякает?.. Не знаю…

Но каждый раз, когда спрашиваю себя, вспоминаю его недоуменное — «почему меня не любят?..»
Чем трудней вопрос, тем непонятней ответ.
Поэтому мы стараемся задавать жизни простые вопросы — чтобы получать понятные ответы. А следующий вопрос — в меру предыдущего ответа… и так устанавливается слой жизни, в котором как рыба в воде. И можно спрятаться от противоречий и внутренней борьбы… И забыть, что именно они выталкивают на поверхность, заставляют прыгнуть выше головы… как Мигеля — писать картины искренне и просто, выкристаллизовывая из себя все лучшее.
Но судить легко, рассуждать еще легче. В рассуждениях всегда есть что-то противное, как в стороннем наблюдателе.
Он не так жил, как тебе хотелось?.. Жил, как умел. Но у него получилось!.. Есть картины, это главное — живы картины. Лучше, чем у меня, получилось, с моими правилами как жить.
Можно хвалить простые радости, блаженство любви, слияние с природой, с искусством… но тому, кто коснулся возможности создавать собственные образы из простого материала, доступного всем, будь то холст и краски, слова или звуки… бесполезно это говорить…
Ничто не противостоит в нашей жизни мерзости и подлости с такой силой и достоинством как творчество. Так тихо, спокойно и непоколебимо. И я — с недоверием к громким выкрикам, протестам… слова забываются…
Картины — остаются.

Я еще занимаю место в живом мире, а он уже часть неживой материи, дополнил мертвое пространство.
Зачем ты оставил меня, Миша… Вокруг все тише и пустей, хотя непрерывный ор и звон стоит. Картин не вижу, одни поделки…
Смотрю на свои стены. Каким был художник, писавший эти картины?
Не знаю. Думаю, картины правы. Он был таким, каким нарисовал себя.

Теперь он почти все время со мной. Вспомню, и дальше живу. Иногда, среди суеты дня, забываю… до ночи, или предрассветных сумерек, когда вижу из окна тот самый его пейзаж, вывернутое в окружающий мир мое собственное состояние…

От первой картинки, бросившейся навстречу, многое зависит. Сегодня? Нежелание говорить о серьезном, наверное.
О дереве, вырастившем плоды, например. К тому же, стойкое нежелание говорить о людях. Гораздо легче говорить о фрукте. Тем более, об овощах, еще привычней. В детстве у нас не было фруктов, помню только местные яблочки. Назывались они — «луковые», и очень были вкусны, росли как могли, ничего в них не вкачивалось, и особой красоты не требовали от них. Их ели черви, неторопливо, в темноте… Лучшие объекты для натюрмортов, фрукты, овощи, и бутылки. Контрасты формы, цвета… Положительные чувства зрителей, конечно. На вот, возьми ее скорей… А драма где, где драма? если всё это можно съесть! Сфера услуг. Всегда была, теперь доминирует. Власть почему-то думает, что диссидент тот, кто против нее. Ерунда, диссидент тот, кому она до лампочки. Самый опасный человек тот, кто не покупает, довольствуется старьем. Он главная угроза прогрессу. Полгода без покупок, и всё летит к чертям. Но перед Новым годом такое говорить… И еще такое же — старый год всегда лучше нового. Потому что новый — следующий. Что он может еще придумать нового, кроме старения старья? Не радуйтесь, все подвержено разрушению. Сочувствуйте дурному, оно ничтожно и поглощается червями быстрей всего. А хорошему нечего сочувствовать, оно само собою живо. Сам собою светел… Имеет смысл из дурного и гнили делать хорошее, красивое, и чтобы оно забыло о нас, своей жизнью жило. Вылечил кота, он ушел, не обернулся, это — хорошо. Наша ненужность — счастье, после несчастья нужности и беспомощности. Помогайте тем, кто сам не выживет… чтобы они потом забыли вас, и сами их забудьте, так легче умирать. Вопрос полного исчерпания возможностей, способностей и ресурсов — актуальный всегда. Используйте свой организм до полного предела, чтобы ни о чем, умирая, не жалеть. Мы столько сбрасываем в ямы всего, что еще послужить могло бы, и само по себе жить-поживать, что не стоит этого делать по отношению к себе: не сбрасывайте себя с собственных счетов, пока жива хотя бы одна клетка тела. Я уж не говорю о серых клеточках, пусть служат до полного истощения. Да здравствуют гнилые овощи, в них теплится жизнь. Мы существуем против основного направления энтропии, но дорого за это платим. Правда, в основном, окружающей средой и прочими людьми. На которых наступаем, стремясь к своим целям. Живите, и дайте выжить другим, никто вам за это «спасибо» не скажет, и это — хорошо. Хорошо.

…………………………..

…………………………..

…………………………….

………………………………

………………………………..

……………………………….

……………………………………

……………………………………..

………………………………………

https://mail.yandex.ru/neo2/#disk/from_upload_narod
Обнаружил, что «народ» хотя и видоизменился, но сохранил память обо мне, и не закрыл доступ. Скачал туда чтение повести «Последний дом», рассказики и шесть слайд-шоу из «утренних ассорти», которыми уже полгода занимаюсь, их уже сотни, некоторые мне кажутся неплохими. Это давно практикуемый мной способ писать миниатюры, ассоциированные с картинками по каким-то неопределенным и самому мне непонятным связям. Подобное я писал уже несколько раз, например в журнале Игоря Якушко и других местах, и это то, что мне естественней и лучше всего дается, ведь каждая проза начинается у меня с образа, со сценки, которую я вижу перед глазами, обычно это последний эпизод, тогда естественным образом восстанавливается начало повествования, монолога. Насчет этих слайд-шоу: они из неплохой гляделки FastStone Image Viewer и главное, делаются моментально, и сразу для многих картинок. Более известные *.pps из майкрософтовского офиса лучше понимаются антивирусами, но делаются трудней, там все слишком сложно на мой вкус. А с антивирусом бороться можно, просто включить шоу в «исключение» или даже отключить стража на минуты глядения. Сам я эти свои труды почти не вижу, такова скорость моего Интернета, но мне и не надо, дома есть.
Сделал, наконец, большой диск для Серпуховского музея, там много картинок — живопись, графика, фото-обработки с натюрмортами (2007-2013гг), еще чтение повести и довольно много прозы — один двусторонний DVD-диск.
Пока все. Несколько сот картинок, есть неплохие, а очень хороших штук 20-30, но это естественно для таких, как я.
Да, я фактически ушел из FB, это тоже естественно, ведь и в ЖЖ я редко смотрю «ленту», мне гораздо интересней входит в журналы своих знакомых, сразу читать и смотреть много, это дает лучше представления о том, что люди делают, и как живут. А дневниковая и другая текучка о многих сразу, и ни о ком в отдельности, я это не люблю. А FB это голая вывернутая в сегодняшний день «лента», и если даже пытаешься войти в уголки своих знакомых, то там встречаешь преимущественно те же отклики на текущий день. А он мне не интересен, или только постольку-поскольку хожу в магазин и глазею в телек. Жена еще слушает московское «ЭХО» и рассказывает мне некоторые истории оттуда, за едой это кое-как усваивается, но наверное плохо влияет на пищеварение. Отдельные люди есть замечательные, всё остальное… под старость начал понимать, что слова могут быть и прекрасными и ужасными, но смысл только в делах. До утра. Д.