День: 27.02.2013

ответ на чужой коммент — супервременный ответ

Писать можно в Сети — что угодно и куда угодно, и делать то, что нравится, и не разочаровываться(злиться, обижаться и т.д.) в реакции на твои записи и картинки никогда (не считая досады на собственные глупости и неумелости, но это как везде и всегда) — при одном условии: не ждать ответов, не ждать внимания многих, делать все по собственному желанию и интересу — БЕЗ ОЖИДАНИЯ ОБРАТНОЙ СВЯЗИ, не думая о ней… И всё становится на свои места. Надо понимать, что ты интересен далеко не всем, а часто — просто никому не интересен, и это нормально, мы все очень похожи, и очень банальны, и повторяемся 999 раз из тыщи, в лучшем случае! И не надо никого винить в невнимании к себе, думай лучше, как мало в тебе «собственных свищей»…
И иногда находятся… пусть несколько человек, с которыми возникает резонанс, и этого больше чем достаточно.
{{мой любимый палиндром — «ИЩИ В СЕБЕ СВИЩИ» (Б.Гольдштейн, покойный) Вообще я не люблю все эти штуки-звуки, если они только для громкого звука, как чаще всего у авангардов всяких бывает, (почему не лягнуть :-)) но в этом («свищи») есть кое-какой смысл, признаю…)}}

Очень давно я написал повесть «ЛЧК» («Любовь к черным котам»). Ее одобрил и напечатал в известном в свое время ежегоднике «Цех фантастов» (1991г) Кир Булычев. Она была номинирована на премию «Бронзовая улитка-92, я узнал об этом лет через десять, выдвинул ее Б.Стругацкий, кажется, впрочем, точно не знаю. Повесть составляла ровно половину от сборника за 1991г (140стр), первую половину занимала скучнейшая повесть очень известного фантаста Хайнлайна, я так ее и не одолел. Это был самый большой тираж в моей жизни — 50 000, и она разошлась мгновенно, фантастику у нас любили. А повесть была совсем не фантастическая, ее назвали модным тогда словцом «антиутопия». А я считал ее ИДИЛЛИЕЙ, такой мне представлялась в те годы жизнь в заброшенном городе, в котором жили десяток стариков и старух, и очень много зверей — котов, кошек, собак… И все жили мирно, дружно, собирались вместе в подвале у толстяка Бляса, пили там пустырник, и пели песни, вспоминали прежнюю жизнь, которая никогда легкой и веселой не была, но они любили ее, и друг друга любили. И своих зверей, конечно, просто обожали. А кормились они все огородами, и пенсию им выдавали в виде пакетов с сухим вермишелевым супом, с мясными катышками… я его сам любил и много в жизни съел…
Кир Булычев, разумеется, понял, что это не фантастика, но вещь ему понравилась, а его мнение было решающим. Вот такая история… Да, городом управляли враги, как это всегда было, и наверное будет, они называли себя «кошкисты», и все их так называли, потому что их главная идея была -уничтожить всех черных котов, от которых исходит вредное враждебное поле… Кончается вещь неважно — главного героя, художника, уводят в психушку… Но потом происходит смена власти, приходят какие-то новые «исты», и герой вырывается на волю, бежит в свой любимый город, а он, оказывается, провалился в подземное озеро, весь! Он ищет своего любимого черного кота Феликса, и верит, что кот спасся, ведь он ждал хозяина почти тридцать лет, такой кот пропасть не может!.
Пожалуй, эту книгу и свои короткие рассказы я написал с наибольшим чувством и любовью, до сих пор переживаю за Феликса, он ведь был и моим любимым котом… А потом я много чего писал, а сейчас не хочу писать, нет больше того города, и тех людей, с которыми мы в подвале у Бляса пили пустырник, а без пустырника на чистейшем спирте… какая жизнь без него…
………………………….
У Бляса была еще одна теория, объясняющая всю картину жизни.
— Вот слушай, — он наклонился ко мне, от него исходил жар, ощутимый на расстоянии, — наш разум — моргает… а тело… — он шлепнул себя по месту, где грудь без подготовки переходила в живот, — тело живет непрестанно.
Лицо его улыбалось, а глаза не шутили, смотрели цепко и бодро.
— Ну, как в кино… или глаз — моргает, а ты все видишь, — пояснил он.
— Быстро, что ли?..
— Ну да… разум моргнул — человек мертвый, смотрит — человек живой… И так все время, мертвый — живой, мертвый — живой… понял?..
— Ладно, Бляс, — сказал Коля, поглядывая на остатки пустырника, — мы-то живые…
— Когда мы мертвые — не знаем, не помним ничего, а потом снова живем, и живое с живым сливается, как одна картина, ясно? — Он снисходительно смотрел на Колю.
— Я смотрю на тебя, Бляс, — ты все время живой, — робко заметил Аугуст.
— Чудак, когда я мертвый — и ты мертвый — не можешь меня видеть.
— А тело что, а тело? — закричал «дядя».
— Тело непрестанностью своей опору дает, вот разум и возвращается.
— А если человек мертвый? — спросил я.
— Он мертвый, когда я живой… сбивается все, понимаешь?..
— Но мы-то хороним его, он разлагается, труп?.. — решил я поспорить с ним. Я хотел понять, зачем ему нужно это.
— Так он со всем миром живым в ногу не попадает, вот и всего. Никто его живым не видит, а он живой.
Оказывается, он не верил в смерть, славный парень.
— Ты что, шкилетов не видел? — полез на него Коля.
— Так ты, может, тоже скелет, когда мой разум моргает, — спокойно осадил его Бляс.
— Ну, Бляс, ты удивительный человек… — восхищенно покачал головой Аугуст.
— Он двадцать лет уехамши был, приехал — и также моргает… откуда он знает, а? — тыча в Аугуста пальцем, закричал Коля.
— Разум его все знает, помнит, — как ребенку объяснил ему Бляс.
— Не докажешь! — решительно заявил Коля.
— Ну, спроси у Антона.
Все повернулись к бывшему ученому.
— Эт-то интересно… — промямлил застигнутый врасплох Антон.
— Ну вот, интересно! — торжествующе сказал Бляс и в честь своей победы налил всем мужчинам пустырника.
Коля не стал больше спорить, моргал он или не моргал. а пустырник видел всегда.
Все немного устали и приутихли. И вдруг неугомонный Бляс заорал:
— Аугусто, что приуныл?.. — И ко мне: — Я зову его Аугусто, раньше звал Пиночетом. Аугусто Пиночет. Он у меня Марию отбил. Ну, не отбил, но все равно… Я даже бить его собирался, но он же ее до смерти бы не оставил, а убивать его я не хотел. Аугусто — хороший парень, даром что эстонец.
— Что ты понимаешь… — начал багроветь Аугуст.
— А кто такой Пиночет? — спросила Лариса.
— Это красный командир, — ответила Мария.
— Не красный, а белый, — сказал Аугуст, он уже остыл и не злился.
— Пиночет, кажется, черный полковник, — робко сказал Антон.
— Ой, как Гертруда, — засмеялась Мария, но тут же посмотрела на Аугуста.
— Гертруда черный не того цвета, — авторитетно заявил Бляс. — он кошкист, а раньше их не было.
— Ну, хватит вам, лучше спойте, — сказала Анна, она не любила политику.
— Аугусто, что, нашу любимую? — спросил Бляс. Аугуст кивнул — давай… Бляс разинул пасть и заревел:
В нашу гавань заходили корабли… Ба-а-льшие корабли из океана…
Аугуст подхватил сиплым баритоном:
В таверне веселились моряки… И пили за здоровье атамана…
Песню подхватили все, кроме меня и Антона, — я не слышал ее раньше, а Антон каждый раз забывал слова… Наконец дошли до слов: «Вдруг с шумом распахнулись двери…» — Аугуст подскочил к двери, а Бляс, изображая старого атамана, встал посредине комнаты и набычился…
— В дверях стоял наездник молодой…
Его глаза как молнии сверкали…
Наездник был хорош собой…
Пираты в нем узнали ковбоя Гари… —

дружно пропели все.

— О, Мэри, я приехал за тобой…
О, Мэри, я приехал с океана…

— удачно используя свой акцент, завыл в полную силу Аугуст, протягивая руки к Марии.

— О, Гари, рассчитаемся с тобой…
Раздался грозный голос атамана… —

и Бляс стал надвигаться на молодого ковбоя Аугуста.

— И в воздухе сверкнули два ножа… —

Бляс схватил кочергу, вторую кинул Аугусту, тот лихо поймал ее левой рукой и приготовился к бою. Все пели, и страсти разгорались. Атаман и ковбой стали фехтовать, не на шутку разгорячась. «Мастер по делу фехтования», старый атаман Бляс сначала побеждал, теснил молодого ковбоя… — «тот молча защищался у перил, и в этот миг она его любила…» Я посмотрел на Марию — ее глаза сияли, она была совсем не старой теперь…
… Наконец «прошла минута — рухнул атаман…» — тут Аугуст изловчился и ткнул Бляса кочергой в брюхо. Тот зашипел от боли, но сдержался и продолжал игру — картинно выронил оружие и стал падать. Он падал долго и красиво, но у самого пола как-то ловко вывернулся, удержался на ногах — и, тяжело дыша, бухнулся на стул.
Представление закончилось. Ковбой со сверкающими глазами подскочил к своей Мэри. Все аплодировали.