И тут я услышал негромкие слова, они с трудом дошли до меня, прорвались через глухоту из другого мира. Наверное, сказаны были не в первый раз. Они были странными для того куска пространства, в котором я только что побывал, и не менее странны для места, в которое я обычно, после всех размышлений, скатываюсь, соскальзываю, сползаю…
— Эй, сосед, помоги…
Событие в самом деле значительное. Во-первых, сказано «эй», то есть довольно доброжелательное обращение, хотя и не помогает мне определить положение тела в пространстве. Зато второе слово просто бесценно – «сосед»! Значит, я чей-то сосед, и возможно, если повести себя умно, моя первая задача будет решена просто и красиво. Правда, один раз меня назвали «сосед», а потом оказалось, что сосед сам не знает, куда его вести домой, разум полностью растерял… Потеря разума здесь, куда я возвращаюсь, повсеместное явление, и не вызывает особого сожаления или осуждения. Потерять память о ближайших событиях гораздо опасней, особенно, если это касается расположения тела и имущества, принадлежащего телу.
О третьем слове и говорить не хочу, оно для меня как боевой клич, «помоги» — и я тут как тут. И в этом смысле я неприличен и смешон, и по-настоящему болен, благодаря…
Старое образование восстает, как можно говорить об этом – «благодаря»… А, может, все-таки… Пусть!
…благодаря тому событию, к которому я всегда возвращаюсь, и не могу понять, понять… Живем бездумно и бесцельно, к этому каждый привык, так легче, куда деваться, но встречаются дела, случайные, кратковременные, они поворачивают землю… хотя она не поворачивается, это я сам — скольжу, бегу…
У дороги, под боком левого катета стоит женщина средних лет, в платке, в тяжелых рабочих сапогах, а перед ней две сумки, на мокром асфальте. Я спешу к ней, лихорадочно обдумывая первые слова. Оказывается, не нужны, большая радость, смотрю в ее лицо, оно мне понятно и дорого, я сам такой.
Беру сумки, несу, удивляясь женской выносливости, стараюсь держаться чуть позади, как бы под влиянием груза, и на самом деле тяжело, но, главное, она должна мне дорогу указать, так, чтобы не было сомнений и подозрений. И все получается естественно, не спеша, она поворачивает к тому из красных домов, что был слева от меня, а теперь справа, и значит, половина задачи решена. Она болтает о всякой чепухе, какие-то огороды, дети, шурин упал с лошади… я внимательно вслушиваюсь, поддакиваю, своих коронных вопросов не задаю, и без этого все как по маслу…
— Как твоя дочь? – она спрашивает, — как дочь, наверное большая выросла?..
Задача непосильная, не знаю ничего про дочь, делаю вид, что задыхаюсь, останавливаюсь, вытираю пот… – «ничего, в порядке…»
Она говорит:
— Замок-то как?.. Мой, говорит, старался…
О, замок!.. Сразу объясняется загадка ключа, отчего нет заветной бумажки и нарушено привычное расположение.
Мои восторги по поводу замка безмерны…
Идем, приближаемся к подъезду… Будет лифт или не будет? Это чертовски важно, если не будет, то первый или второй этаж, и здесь тоже нельзя промахнуться… Не делать резких движений…
Начинаем подниматься, значит первый отпадает… Важный момент, я отстаю на несколько ступенек, и вижу – она проходит мимо лифта! Значит, второй?.. Иду за ней. Направо или налево решилось мгновенно – направо, и не останавливается. Пройдя три шага, поворачивается и говорит:
— Ну, спасибо тебе, помог…
Берет сумки и идет прямо, а передо мной проблема – две квартиры, одна с окнами на улицу, другая к оврагу, и я не могу рисковать. Наклоняюсь, делаю вид, что завязываю шнурок… но она уже скрылась за дверью, и я спешу вниз, посмотреть на окна с той и другой стороны.
Со стороны улицы все сразу ясно – полная иллюминация, но я не рискую, иду вокруг дома и убеждаюсь, что окна другой квартиры беспросветно темны. Теперь можно проверить, как работает ключ. Он особенный, трехгранный, с многочисленными бороздками, чтобы всунуть его в узкую щель, нужен навык, у меня его нет, и я торчу у двери, ковыряюсь, идут минуты, а я все еще не у себя, и боюсь, что выйдет соседка, это уж ни к чему…
И она выходит!.. В руке у нее большое розовое яблоко, она молча подходит, сует его мне в карман и уходит, это одновременно трогательно и странно… Впрочем, все может быть, замок новый, моя возня подозрений не вызывает…
Наконец, ключ в самом сердце, дверь дрогнула, медленно, бесшумно распахивается темнота, и только в глубине слабо светится окно. Тут уже знакомые запахи – пыли, старой мебели… и тепло, тепло…
Я все моментально вспоминаю, рука сама находит выключатель, вспыхивает лампочка на длинном голом шнуре, я стою в маленькой передней, прямо из нее – комната, налево – кухня…
Память оживает, здесь все мое, собрано из многих дней и лет. Вчерашний день? – черт с ним!.. Большая двуспальная кровать, на ней когда-то лежал отец, над его головой гравюра японца, вот она!.. На полке старая лампа, я зажигаю ее раз в год, но она мне нужна. На столе мои листы, история Халфина еще не закончена, я все помню…
Нет большего счастья, чем обнаружить, что ожидания сбываются, особенно, если это касается места в пространстве, через которое неуклюже плыву.
По-прежнему неясно, куда я шел, зачем, что было нужно…
Зато на месте гравюра, кровать и другие вещи, напоминающие о многом.
И все-таки что-то беспокоит…
А-а, булавка, карман, в нем кусочек картона, который я прощупывал с обеих сторон, но добраться до него не сумел. Свет и свое жилье делают чудеса, легко справляюсь с булавкой и вытаскиваю на свет фотокарточку.
После одного из занятий Халфин говорит:
— Д-давайте. З-запечатлею.
Достает фотоаппаратик «Смена», мы, смеясь, выстраиваемся, девять человек, три парня, шесть девушек, два ряда, он щелкает, долго переводит кадр, щелкает снова, потом говорит мне:
— Щелкни меня. С д-девушками. Л-люблю с ними. С-сниматься. — И смеется.
Вот я и щелкнул. Сутулый худощавый парень, он всегда выглядел младенцем, даже по сравнению со мной. Ничего особенного, добрый рот, глаза… Ничего не говорят глаза, смотрят выжидающе, ждет чего-то от меня.
Вот и дождался…
Наверное, дело идет к концу. Игры памяти имеют один конец. Дальше за тебя начнут решать другие, не стоит дожидаться.
Только допишу…
Жаль, не верю в продолжение, не выйдет встречи.
Я бы сказал ему…
— Прости, я не знал…
Нет, неправда!
— Прости, я не думал, не хотел…
И это так.
А он тогда, может быть, ответил бы:
— Д-да ладно. П-парень. Я-я-я п-п-понимаю…
И простил бы меня.
