//////////////
Картинка, – спрашивают, – про что, какой в ней тайный смысл?
Чудаки.
Она про финики. И темные очки. В оправе – розовой…
Опять вопросы, не намек ли?..
Дураки.
Вот вам орех – для ума.
И шкурка меховая для тепла.
//////////////////////
И всё на сегодня, удачи всем!
………………..
Чтобы выпрыгнуть из рамок, нужно, для начала, хотя бы подходящее выражение лица…
…………..
«Старик и коты» — невозможно написать, одна икота!
А «старик и его коты» — можно, но тоже невозможно — чертовски длинно!
Вот и крутись… Чтобы просто и легко звучало.
Язык не музыка, писатель связан смыслом.
Но то, что легче произносится, свободней читается.
…………………………
Мои картинки в разных странах.
Направо и налево раздавал. Верил, никогда не кончатся.
Теперь я их жалею – всю жизнь одним, самим… Имя на обороте ничего не скажет.
Нужно ли было отдавать?
Это как котенка… Отдаешь в чужой дом в надежде, может, лучше ему будет…
Поглажу на прощанье, тихо скажу, чтоб новые хозяева не слышали:
– Прости меня…
………………..
Не очень любил показывать, в ней не то, чтобы сахар, а некоторая избыточность цвета, а он от этого портится — теряет напряжение… Смотрите как Ван Гог, среди зеленой чащи ставит маленькое красное пятнышко, аж рука от напряжения дрожит, и это нам передается. Чуть-чуть, а много сказано! И не «что там?» как начинают приставать — — да ничего там! Просто напряжение цвета, и в нас — напряжение, равновесие на грани, дыхание учащается, и десять ударов сердца плюс обеспечено. Ну, не всем. Художник пишет художнику, как писатель писателю -(Ю.Кувалдина слова) — это то же, что махнуть рукой: одного в одну сторону, другого в другую — и рукой махнул, а потом всю жизнь помнишь…
Издержки свободы и демократии, так сказать: жует себе и кажется, что понимает, всё понял, и что художник тоже вот так, пожевывая, нечто изобразил. Напиши мне говорит шоколадную коробку и чтоб на ней женщина голая… я заплачу…
Преувеличиваю? — нет, крайности беру. Для кого-то хлеба и зрелищ, вот им попсу на блюдечке с каемочкой или подносе золоченом, желающие уже выстроились — изобразить… А для немногих — другое, не потому что лучше-хуже, а потому что — другие. Искусство было и есть — аристократично, остальное обман и бред, временное явление. Неясность до гладиаторских боев.
Поскольку я в Интернете одиннадцать лет, мой «Перископ» начался в 1998-ом, и хотя сейчас его нельзя считать полноценным журналом, это издание одного лица, но в нем есть Володя Яковлев, Женя Измайлов, был конкурс очень короткого рассказа «Афоня» с 5и-стами рассказов, так что все-таки журнал, к тому же по количеству изображений — живописи и графики, трудно найти такой второй вообще… больше двух тысяч изображений… Неважно, что я мало им занимаюсь и сейчас он затих, он не умер, и я с осени им займусь, если буду живой. Он отличается от других лит-худ. журналов — он не интерактивный, в нем не ведутся разговоры о том, о сём, как почти везде — в нем посмотрел — и иди. В нормальных музеях только сумасшедшие пенсионеры пишут в книгах жалоб, — люди расходятся со впечатлениями, это важней всего! Сначала на разговоры не хватало времени в Перископе, я один остался… а потом увидел, к чему эти раздутые разговоры приводят. Одни тусовки остались. Сделал человек картиночку или написал пару строк — а разговоров… — пыль столбом и следом на километр вьется… Сначала, в российских например лит. сайтах и конкурсах было не так — были и споры, и ссоры, и ругань, и ругатели, но было много умного понимающего народу, интересные мнения, говорили ДЕЛО, спорили ПО ДЕЛУ, а не повод для «привет-привет!»
Собственно, как во всей стране, так и здесь пошло — пивка попили, посудачили, где рыбку ловили — вот и всё.
Есть исключения, как всегда. Конечно, есть. Но мало.
Это неспроста — поле свободных разговоров и вообще свежесть ощущений ушла, люди вдруг поняли, что жизнь это жизнь, и она в общем-то сволочная, диковатая и жлобская, хотя это давно видно, но интернет отдушиной казался. Результат один — или миллионные какие-то тусовки-конкурсы, на которых всё свои рыла близкие-родные, обеды-пиво-пиджаки-сюртуки, разговоры денежные, интересы шкурные… или все остальное — теплится кое-как…
КАК везде по стране, а может и во всем мире, мне это неведомо.
Гейне в такой ситуации сказал — «Бей в барабан и не бойся!»
Причем больной умирающий человек, а нам — стыдно. Не стоит забывать.
Цв. бумага, уголь, акв. мелки, размывка разная, впрочем, неважно это.
……………………….
Иногда читаю по поводу сериалов, каких-то сцен, которые меня глубоко тронули… Особенно одна женщина, писательница… такие умные и острые слова у ней… Читал и думал, как ловко и верно она все подметила, — и нелепости, и плохую игру, и несуразности исторического плана… и вообще — всё, оказывается дрянь-дрянью, мура…
Отчего я этого не видел, ведь читаю и понимаю, что она пишет, и при обратном вдумывании и мысленном просматривании (а я все-таки художник, восстановить образную сторону — моя жизнь…) — вижу, что, да, и это верно, и то… Но если б снова смотрел, или что-то подобное сегодня, завтра… всегда — то по-прежнему было бы — также глубоко уязвлен, обижен, растроган… В чем дело? Только ли в том, что ее ум куда острей моего, а это факт, закон? Или она больше отстранена от действия, не сливается с ним? Не участвует, как я с детства, а ведь до сих пор, порой разговариваю и участвую… И все это каким-то образом сочетается, ведь я неплохой или даже говорят хороший был ученый, умел резко и точно анализировать, ставить вопросы — и отделять себя от мира, которому вопросы ставил… И сейчас, при почти непосильном напряжении — могу, включаюсь на те же обороты, а потом отваливаюсь, несколько изможденный… Конечно, было бы интересно посмотреть на мой открытый мозг — но только самому, тайно, украдкой, чтобы никого рядом… Наверное когда-то что-то в нем испортилось, отключилось, или устало, истлело или было выжжено…
Тут разница есть, конечно, как смотрит она, писательница эта, и смотрю я. Она смотрит и себя постоянно держит в отдельности, как наблюдатель оценщик событий, и, остро чувствуя ошибки, промахи или фальшь… и фальшь тоже, да! — говорит: «вот это — они, такие-сякие, говорят не то, а это вот — я! и я им не верю…»
И она права, права… А я ничего не отделяю, мгновенно прирастаю, смотрю — и вижу только свое, только то, что хочу увидеть, а остальное — совершенно неважно мне. Если мне потом скажут с критикой — я -«да, да…» — и тут же забываю, не мешайте!
И это совершенно не годится, я понимаю… Но толку что? — А толку — ноль…
А при этом, не скроешь, думаю иногда, на досуге, за ужином, например, или ночью, шастая от окна к окну… — «как было бы ужасно мне, до ломоты в костях, до судорог в шее и икроножных обязательно, если б я… Ну, да! был как она, как она… Страх и ужас, да.
Хотя знаю — есть люди, которые живут хорошим и высоким, и чтобы они поверили, когда им говорят или показывают… им нужно многое доказать. А другим, как я, ничего доказывать не надо — готов! рад, рад, что надули! С ума сойти…
Как может такой человек писать или рисовать серьезно, непонятно, но я пробую, и ничего, пробую — и не унываю… И сам постоянно удивлен.
http://newlit.ru/~markovich/3688.html
////////////////////////
Понемногу их читают, и я сам — иногда, по утрам, между картинками, люблю выбирать по настроению.
…………………………………….
В старости нет преимущества перед молодостью, одни потери и мелкие неудобства.
Результат жизни мизерный, как бутылка с запиской, выброшенная на обочину, в канаву.
И что-то себе остается, хотя непонятно – зачем… Умирать лучше опустошенным и полностью исчерпанным, иначе жаль не совсем вышедших из строя частей организма, а также умственных приобретений, которые истлеют, в пустой мусор обратясь.
Все-таки, два мелких приобретения я бы отметил.
Первое – странная способность понимать по лицам, по глазам гораздо больше, чем раньше. Приходит само, никого не научить, к тому же, опыт горький, потому что много видишь – мелкого. Человеки все, и ты такой…
Второе не греет, не обнадеживает, и не дается само собой, может придти, может и миновать. Особое понимание.
Мой учитель Мартинсон любил слово МАКРОСТРУКТУРА – он первый стал говорить о макроструктуре белков.
Сколько верных слов уходит в неизвестность вместе с людьми, их сказавшими… А потом эти же словечки, мысли возникают снова, и ни в одном глазу – никто не вспомнит, а человек за это слово, может, жизнь отдал…
Так вот, жизнь имеет макроструктуру. Архитектуру всего здания, общую форму, если проще. Откуда она берется, структура эта, чтобы в случае удачи развернуться? Думаю, из внутренней нашей энергии, страсти жить, которую мы наблюдаем в каждой травинке, а вовсе не являемся исключением во вселенной. Такова химия живого тела. Она живет в малейшем микробе, в червяке… и в нас с вами. Возможно, мы в недрах гигантского механизма, который ищет способы развития, и мы – одна из возможностей, может тупиковая. Биофизик Либерман считал, что всем этим движением управляет вычислительная машина, она перебирает нас и совершенно разумно и бесчувственно удаляет, если не выпеклись, как хотела. Такая сволочь бездушная, как говорил мой герой Аркадий в романе «Вис виталис». Сволочь, не сволочь, но ясно, что лишена и проблесков любви и интереса к нам, когда мы кончиками лапок, коготками или пальчиками за нее цепляемся, в попытках выжить и сохраниться. Как детишки в концлагере – « я еще сильный, могу кровь давать…» Какая тут любовь, сочувствие, жалость – нас отбирают по принципам более жестоким и бездушным, чем наших друзей, которых по глупости «младшими» называем…
Наши лучшие и худшие порывы составляют периоды и циклы, витки спирали. Вот такое понимание. Может возникнуть. Однако, чаще и намека нет, одна мелкая предсмертная суета. Но сама возможность – радует…
Но чтоб это заметить в большом масштабе, и что особо важно – на себе! – требуется большой кусок времени. Пожалуйста, тебе его с охотой выдают… Но не бесплатно – стареешь… и теряешь возможность воспользоваться “макроструктурным” взглядом: ни ума, ни таланта, ни сил дополнительных на это уже не дадено.
Что сделано, то сделано.
Что случилось, то и получилось.
Но есть небольшое утешение – можно рассказать.
……………..
…………..
Пока всё, пойду есть геркулесовую кашу.
Советую по утрам — без соли, без ничего, естественно. И сто граммов фиников с очень крепким чаем без сахара. Никакого хлеба! Держите вес, как в двадцать был, боритесь насмерть за вес, полезных накоплений не бывает ни в кармане, ни на животе!
А если мышцы усыхают — снижайте вес на 5 процентов, не жалейте — тела, времени — и даже себя.
Как получится, так и случится.
И главное — никаких встреч с неприятными людьми!
Не пытайтесь вспомнить, что куда положили, не пытайтесь вспомнить якобы нужные слова — забывайте с удовольствием, на место штампов придет живопись словами.
Встретишь писателя — убей писателя, встретишь Будду — убей Будду!
И будете здоровы, вот увидите!
……………
Что это, откуда — не помню, сохранилась вот такая пастель, я тогда экспериментировал с закреплением. Очень разбавленный ПВА — годится, пульверизатором. Только промывать потом надо тщательно (пульверизатор, конечно 🙂
…………..
Пикассо говорил, что художникам нужно выкалывать глаза. Слишком буквально не надо понимать, он был решительным, но не настолько… А писакам нужно укорачивать память, чтобы слова забывать стали, выразительней начнут писать 🙂
………..
Один из вариантов игры со светом. Лично я его называю — «ни туда, ни сюда…» Бывают такие моменты, хотя рисунок совершенно придуман. Но совершенно придуманного не бывает… Но это слишком долгий разговор…
………..
………………….
Из 70-х годов.
…………..
Взрослая толстая кошка, а подглядывает за матерью, Алисой, каждый раз, когда та приходит в гости к нам.
Алиса делает вид, что не замечает, но не злится.
…………….
Котам не справиться с этой оравой, всё склюют…
///////////////////////
Недавно меня упрекнули в необщительности.
Отвечаю — дожить до 70 лет и не иметь возможности общаться только с теми, кто тебе приятен…
Значит, зря жил.
Может быть, все равно зря, но зачем усугублять?..
………………….
Мне говорил один хороший художник —
«можешь писать с натуры сколько угодно… только не забудь ее вовремя тряпочкой накрыть.»
То же относится и к прозе, пиши-пиши, но не забудь тряпочкой прикрыть.
//////////////
Да, я известная в Пущино, и даже в окрестных деревнях Грызлово, Дракино и Подмоклово личность.
Человеком себя давно не чувствую, по собственному желанию выписался из общества людей. Жаль, но в коты не принимают, не могу представить доказательства принадлежности. Хожу по дому в шубе и валенках, но все-таки не родная шкура… 🙁
Миллион тысяч долларов не равен тысяче миллионов, точно также во всех сферах жизни, деятельности…
……………….
//////////////
Есть у меня такой рассказик «Ночной разговор», он был переведен на франц. и англ. (Russes Lettres (Париж) и какой-то англ. журнал, не помню, какой. Напечатан в одном из сб. рассказов.
Я часто делал к нему якобы иллюстрации, тема привлекала. В одном из вариантов рассказа черт обещает бессмертие для картинок в обмен на имя: автор будет неизвестен.
В знак согласия, говорит, напиши хоть что-нибудь…
Деликатно исчезает на полчаса, краски-кисти оставляет — чудные!..
Автор думает, думает, все-таки, совсем исчезнуть не очень-то…
Но соблазняют замечательные краски, оставленные чертом.
Попробую, говорит, отчего не попробовать… Только разик махну…
Понимает?
А кто его знает, может, решился… Что такое имя — тьфу!.. А картинки — да!..
…………………………
На отглаженные иллюстрации у меня терпения никогда не хватало, уж как есть… 🙂
………….
Название на выбор: немного юмора, но серьезно.
Великий Паоло рассматривает картинку молодого Рема — про блудного сына. Голые грязные пятки сына его задевают. Хотя силу исполнения сразу уловил.
«А все-таки — пятки! Такое не купят…»
В этом его испорченность, продажность, которая среднему, серому не помешала бы, но чем выше талант, тем меньше прощаем…
И еще: Моэм сказал — «в сорок лет человек уже САМ отвечает за свое лицо».
Сквозь любое мастерство — просвечивает собственное лицо, и ставит ПРЕДЕЛ.
…………………
////////////////////////////////////
Спрашивали, а зачем вы там много здесь выставляете?
Я не выставляю, это мой процесс, а заодно здороваюсь, поскольку до нового утра дожил.
То, что Сезанн когда-то назвал — «кажется, я продвигаюсь…» Это важно. Ничто не происходит путем мысли, умозаключения, современное искусство тупиковое, если в картинку впускают разум. Путем ощупывания идет, путем почти спонтанного перебора того, что вчера или позавчера… Просмотра… Все равно процесс невидим, так почему внешнюю сторону людям не показать?.. Может, кто-то найдет свои крючки, зацепки, это и есть единственный возможный разговор — другое, ДРУГОЕ найдет. Самое беспросветное и глупое при смотрении картинок — это попытка угадать, а что же автор хотел сказать… Это нить в лабиринте, из которого выхода нет. Во всяком случае, автор не знает. Что же может узнать зритель, читатель? То, что ему ближе — СВОЕ может вспомнить, именно — вспомнить, потому что знание — воспоминание плюс маленькая деталь, о которой умолчим. Это как Марк, герой моего романа, входит в комнату без стены и потолка — и видит на полу — полумертвый лист… В нем что-то всколыхнулось. И этим движением его судьба была уже решена, хотя сам он только начал путь. Какой сюжет, глупость это — сюжет, жизнь уже была определена плюс некоторая случайность, от которой зависело, через год или десять лет главное произойдет. Подумаешь — год или десять! Ерунда, из-за которой не стоит и писать.
А пишу я сразу в нескольких открытых местах, и одном закрытом.
Вы презираете читателя, спрашивают. Да боже мой, что за ерунда! Просто я не жду ни от кого — ничего. «…от жизни ничеговоя…» как сказал поэт. Смысл создается ежедневной борьбой, мизерный, но смысл. Если его не «фиксировать»… Юрий Кувалдин прав — ничего не будет — наверняка. А если… то мизерный шанс, не потому что печать, конкурс и прочая чепуха на постном масле, читают-нечитают… а потому что — кто-то ОДИН вдруг ощутит свой «спусковой крючок». Если есть в искусстве какая-то функция помимо самопознания, то только эта мизерная вероятность.
