Февраль 2008 — Dan Markovich

Некоторые люди любят не природу, а ландшафты, это примитивный потребительский подход ко всему живому.
Вообще, «любить природу» — не те слова, это тоже самое что «любить свою руку». Странно было бы слышать про такую любовь, это просто моя рука, и все сказано. Мы часть природы. Да, в природе есть жестокость, но она прямолинейна, и имеет простые понятные цели. А жестокость человечества не идет ни в какое сравнение с отношениями во всем остальном живом мире. В последние годы я вижу вокруг себя — с какой целеустремленностью и… другого слова не подберу — веселым восторгом уничтожается все живое в моем городе — растения, звери… изгажена сама земля.
И я хожу по городу и стараюсь не видеть его, а только холм над рекой, как когда-то, полвека тому назад было… и надеюсь, надеюсь — пройдет… 200-300 лет, останется холм этот, и звери, и птицы, и река, и лес за рекой, а города — не будет.

70. Воскресенье, минус три…
Я иду через город по желтоватому снегу. Воскресные коты по утрам гуляют безбоязненно, многих я знаю в лицо. А люди… кое-кого помню, но не желаю узнавать… Выхожу к своим, вижу, Люська отчаянно разевает рот, но еще не слышу ее. Макс, Хрюша… Клаус, его тянет к мусору, я беру его на руки, он сопит, но терпит. Среди них мне лучше, легче. Время туши и мела, а тянет к цвету. Нет ничего приятней, чем мазать по чистому и белому. Коты безумно любят светлую бумагу или полотно. Кот, если замарает задницу, садится на траву и елозит, пока не очистится. Бесполезное, бездумное, звериное занятие искусство — страсть отделаться, освободиться — от краски, цвета, от слов, которые поперек горла… Особая форма выживания, изощренная, изысканная, и мучительная…
Ветки замерли, деревья неуклюжи, тяжеловесны, их стволы и ветки наивны, все живое легкомысленно вылезает на поверхность, пробуя на вкус ветер. Зачем им это? Ничего хорошего не ожидает тех, кто вылез — из скорлупы, семени, земли — на воздух и свет. Прорастание — мучение, рост безумие, авантюра, вызов. Я завидую муравьям, для них на земле столько пространства… и так мало кто их замечает… Может, это кажется мне, но какая разница, — мы живем тем, что нам кажется.
Зову своих, вдруг с одного балкона мне отвечают, и на перилах появляется котенок. Тот самый, тигровый! Исчез из подвала, и я думал, он погиб. Оказывается, его взяли в дом, он хорошо живет, гуляет и возвращается. Что может быть лучше возможности уходить и возвращаться? Это и есть свобода… Он орет, и хочет ко мне. Я приходил к нему в сумерках, он и лица-то моего не видел! Наверное, запомнил голос… Я отступаю за угол и молчу. Пусть забудет, дурак. Что я могу для него — скудную еду, подвал, опасности бездомной жизни, в которой свободы больше, чем можешь воспринять?..
Зажегся свет, отворилась дверь, и женский голос позвал его, единственного, своего… Он умолк, а мне стало спокойно… и немного грустно. Что поделаешь, надо отвергать любовь и привязанность, если не уверен в себе.

71. С утра минус три, туман…
Навстречу мне белая крохотная собачонка, за нею пес, Полканом не назовешь, но и не Шарик, морда солидная, глаза понятливые, темная спина, на лапах и брюхе бежевые, палевые пятна, пятна… Поравнялся со мной, остановился… Я вижу его насквозь. «Стоит ли бежать за этой сучкой?.. Неплохо бы позавтракать…» Иду дальше, зная, что он еще стоит. Сейчас повернет за мной. Сзади шорох лап — идет, поравнялся, смотрит… У меня немного каши с рыбой, но меня ждут шесть рыл, и Стив, если явится. И Серый — восьмой, если осмелится. Лезу в кастрюльку, кладу пригоршню каши на край тропинки, на потемневший снег. Он тут же сожрал и снова уставился на меня. Я ускоряю шаг и говорю через плечо — «в другой раз…» Он проходит еще несколько шагов и решительно поворачивает за сучкой, исчезнувшей в тумане…
Встречает меня Макс, рядом веселится стайка шавок. Но я самый сильный и смелый кот, Макс это знает, он шагает впереди меня, кося глазом на свору. Видим, Хрюша валяется на снегу, вскакивает и кричит, что давно пора! Опять нет Стива… На кухне Серый подъедает остатки, и, не слушая моих упреков, не торопясь уходит. Я не против него, я только за равновесие сил, покой и мир в доме, а он не хочет меня понять! Как только я добрей к нему, он наглеет и свирепеет. Я вижу, он снисходительно ухмыляется, и знаю, почему — нормальному коту трудно понять ненормального: в подвале кормлю, а в доме придираюсь к мелочам, и гоняю. Но ведь он крокодил, передушит моих, и обожрет! И все-таки, мой порядок довольно странный, и для котов и для людей. Я застрял между двумя мирами, как бывает во сне.
Хрюша рассеянно пожевал каши, весь в думах и мечтах. Я чувствую, у него зреет план, как победить всех котов и завоевать всех кошек. Может, получится?.. Он снова к форточке, в путь, я не удерживаю его, смотрю с балкона, как он спешит. Куцая фигурка, маленький, сосредоточенный, движется скачками и перебежками к оврагу. Остановился, вытянулся, прислушивается… По ту сторону голоса, крики — люди. Я на своей непрочной шкуре ощущаю его страх в мире злобных и равнодушных великанов… Он постоял и начал спускаться, исчез. У нас мало кошек, Алиса стара, хотя на хорошем счету, а Люська еще дура, к тому же связалась с Клаусом, у того тяжелая лапа. И Хрюше ничего не светит у нас. У него один защитник — я, а этого мало для котовского признания. Ему бы сразиться с Серым, будет побит, но станет своим. Хрюше пока не хватает решимости. За оврагом другая жизнь, сытней, но опасней, и я опасаюсь за Хрюшу — вернется ли?..
Сидим, ждем мусорку, где же она?.. В пустых подвалах мерещатся коты, на голых стенах — картины, в каждой тени, узоре или трещине на потолке видится неведомая местность, звери, морды, лица… все движется, живет…

72. Еще разговор с Серым…
Он каждый день пробирается к нам и шарит по мискам — ну, съел бы немного, так ведь ничего не оставит! Забыл, что я наказываю за грабеж? Всем котам не по себе, только кошки довольны — какой мужик!.. Но я вижу другое. Уже два с лишним года он пытается проникнуть ко мне; с едой-то наладил, такому украсть раз плюнуть, а дружбы не получается. И он стал уставать. Нашел себе крохотную тряпочку, которой наши пренебрегли, сидит на ней в кухне, в самом неудобном углу, и полюбил это место. Иногда заглядывает в комнату, где развалились кошки, в глазах зависть и печаль. Сегодня он на своем клочке, я подошел, он не смотрит, совсем приуныл. Я протянул руку, он зажмурился, уши прижал, но ни с места. Никого не было, только я и он. «Ну, ладно, Серый, — я сказал ему, — сиди…» Он не очень обрадовался, — «и так сижу, а теперь, значит, позволил?..» Не этого он хочет. «Тогда не бей наших!» Он только шевельнул хвостом, положил голову на лапы, а потом и вовсе в клубок свернулся. Я не мог его выгнать, оставил форточку открытой на ночь. Если б он подружился хотя бы с Клаусом и Хрюшей… Но зверь это зверь, тем более, мужик.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
				1	2	3
4	5	6	7	8	9	10
11	12	13	14	15	16	17
18	19	20	21	22	23	24
25	26	27	28	29

Месяц: Февраль 2008

по поводу одной цитаты

Мои альбомы STILL LIFE

В «Топосе»

ГЕНА

Эссе в «Топосе»

Слайдшоу выставки

комментарии

Анонс