Месяц: Июль 2004

ИЗ СЕРИИ «ДОРОГИ»


…………………………………
На сине-зеленой рыхлой бумаге восковыми черными и цветными мелками с последующим подогревом с задней стороны над газовой плитой (местами, довольно рискованная и тонкая процедура :-))

НАБРОСОК


……………………………………
На темном грунте, картоне. С применением ПВА -белил, легко сохнущих, и по ним что-то вроде лессировочек, только не прозрачным маслом, а акварелью.

Разговоры, разговоры…

Бывает разговор да? — да! нет? — нет!
Точный вопрос и точный ответ. Самый информативный … и самый бесперпективный разговор 🙂
Бывает, что один с точным вопросом, а другой внутри себя идет по своей цепочке ассоциаций, ставит вопрос заново — и на него же отвечает. Полное непонимание!.. и польза для того, кто отвечал на свой вопрос, он все-таки думал по своим путям.
Но бывает еще хуже — вопрос уже содержит собственный ответ, а другой, пропуская якобы вопрос через себя, ставит свой вопрос, и на него же отвечает, тоже в форме вопроса 🙂
Так обычно общаются творческие люди, каждый из которых озабочен своим вопросом и своим ответом. Очень плодотворное занятие, но при чем здесь общение, трудно понять :-))

В ПРИНЦИПЕ…

Канва событий интересней самих событий.
Ничто не волнует так сильно, как ощущение уходящего времени, та самая канва. Это банально… и настолько значительная тема, что ее может «вытянуть» только простота, искренность, а они в наше время почти не слышны или принимаются за «идиотизм»; искусство хрупкое, почти бесплотное. Но все остальное, кроме тихого голоса, только игра — интересна, занимательна, но забывается на следующем перекрестке. Результат, если хотя бы частично достигается, почти что вещь в себе, надпись на камне, которую не удержался — сделал, а потом затираешь, чтобы выразиться только в материале. Я бы предпочел гранитный валун, один из тех, что стоит в заросшей водорослями мелкой водичке между Русалкой и Пирита, на нем писать невозможно, и не надо. В сущности, это и есть (мой) идеал прозы, который недостижим. Камень без надписи. Думаю, также идеал живописи, о котором мечтал Сезанн.

Эскизик с песком


………………………………..
Небольшой набросок маслом на бумаге (~30 см) — бутылка, тюбик, зеркало…
Интерес только в том, что в клей (при проклейке) подсЫпал песочку, для фактуры. Дело хорошее, но кисти быстро стираются 🙂
Но можно писать пальцами.
Но очень скоро кончики пальцев становятся гладкими-прегладкими, и блестящими…
Но зато чувствительность их резко повышается.

ПОРТРЕТ МАЛЬЧИКА


…………………………………
Портрет сына математика Т.
Примерно 1988 г.
Сине-зеленая пористая бумага, восковые мелки, подогрев.
Карандашного наброска не было, потому что собака математика, юная боксерша, съела стиральную резинку. Осталась жива.

ШУТКА


………………………………………..
Слева бред, справа — философия. Шаг влево, шаг вправо — приравниваются к побегу.

ПРУД


……………………………………
Картинка началась с одного из голландских рисунков пером (16 век), автора не помню. Потом вспомнил какой-то прудик из детства…
От натолкнувшего рисунка, конечно, ничего не осталось. И от детского прудика тоже 🙂

КОМПОЗИЦИЯ С ЧАСАМИ


………………………………….
Один из первых этюдиков маслом. Показывать такие вещи художнику — неразумно. Обычно показывают лучшее. Тогда смотрите хотя бы:
http://www.periscope.ru/gallery/index.htm
Здесь цель иная. Не любование слабой картиной и не самолюбование, а просто… любовь к старенькой картинке, к холстику, который никогда не знал рамы, валялся в шкафу всю жизнь, но тоже живой. Наконец я собрался, отсканировал… неровности, конечно, бликовали, но это уже все равно.

Фрагмент повести «ЛЧК»


Фотография И.Казанской
……………………………………….

ПИР ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Блясов выбрал большой мягкий кусок свинины, положил его на блюдечко и пошел к двери в глубине подвала. Он заглянул в темноту и сказал:
— Филя, Филюня, возьми, черненький, поешь…
За дверью начинались подземные коридоры, проходили гигантские трубы, питавшие когда-то институт водой… туда уже никто не заходил, кроме котов.
Все веселились. Блясов, потный и красный, схватил Марию и пытался танцевать с ней что-то несуразное, брюхо его прыгало, космы седых волос падали на лицо. «Дядя», пользуясь моментом, утащил бутыль в угол и деловито опустошал ее. Антон, Лариса и Анна пели старинную песню. Вдруг свет факелов разом дрогнул, пламя отклонилось в сторону черной щели. Блясов подошел к двери. Щель увеличилась, вот и сквозило, а мясо исчезло, и кота не было тоже.
— Вот дьявол,— пробормотал Бляс, вытирая пот,— все слышит, все знает… а как исчезает — чудеса…
— Никакого чуда он не делает, старый несчастный кот… Бог ему помоги…— хрипло сказал Аугуст.
— Бог, Бог…— засмеялся Коля,—- Аугуст, ты дурак, Бог людей забыл, что ему коты.
Я подсел к Аугусту и узнал много интересного, вперемешку с эстонскими ругательствами, впрочем, довольно бесцветными, и русскими — в наиболее ответственных местах. Жить долго, а рассказать жизнь, как это ни обидно, можно за час. Но я узнал не все, рядом плюхнулся Бляс, и разговор пошел в другую сторону. У Бляса была еще одна теория, объясняющая всю картину жизни.
— Вот слушай,— он наклонился ко мне, от него исходил жар, ощутимый на расстоянии,— наш разум — моргает… а тело…— он шлепнул себя по месту, где грудь без подготовки переходила в живот,— тело живет непрестанно.
Лицо его улыбалось, а глаза не шутили, смотрели цепко и бодро.
— Ну, как в кино… или глаз — моргает, а ты все видишь,— пояснил он.
— Быстро, что ли?
— Ну да… разум моргнул — человек мертвый, смотрит — человек живой. И так все время, мертвый — живой, мертвый — живой… понял?
— Ладно, Бляс,— сказал Коля, поглядывая на остатки пустырника,— мы-то живые.
— Когда мы мертвые — не знаем, не помним ничего, а потом снова живем, и живое с живым сливается, как одна картина, ясно? — Он снисходительно смотрел на Колю.
— Я смотрю на тебя, Бляс,— ты все время живой,— робко заметил Аугуст.
— Чудак, когда я мертвый —- и ты мертвый — не можешь меня видеть.
— А тело что, а тело? — закричал «дядя».
— Тело непрестанностью своей опору дает, вот разум и возвращается.
— А если человек мертвый? — спросил я.
— Он мертвый, когда я живой, сбивается все, понимаешь?..
— Но мы-то хороним его, он разлагается, труп? — решил я поспорить с ним. Я хотел понять, зачем ему нужно это.
— Так он со всем миром живым в ногу не попадает, вот и всего. Никто его живым не видит, а он живой.
Оказывается, он не верил в смерть, славный парень.
— Ты что, шкилетов не видел? — полез на него Коля.
— Так ты, может, тоже скелет, когда мой разум моргает,— спокойно осадил его Бляс.
— Ну, Бляс, ты удивительный человек…— восхищенно покачал головой Аугуст.
— Он двадцать лет уехамши был, приехал — и также моргает… откуда он знает, а? — тыча в Аугуста пальцем, закричал Коля.
— Разум его все знает, помнит,— как ребенку объяснил ему Бляс.
— Не докажешь! — решительно заявил Коля.
— Ну, спроси у Антона.
Все повернулись к бывшему ученому.
— Эт-то интересно…— промямлил застигнутый врасплох Антон.
— Ну вот, интересно! — торжествующе сказал Бляс и в честь своей победы налил всем мужчинам пустырника.
Коля не стал больше спорить, моргал он или не моргал. а пустырник видел всегда.
Все немного устали и приутихли. И вдруг неугомонный Бляс заорал:
— Аугусто, что приуныл?..— И ко мне:— Я зову его Аугусто, раньше звал Пиночетом. Аугусто Пиночет. Он у меня Марию отбил. Ну, не отбил, но все равно… Я даже бить его собирался, но он же ее до смерти бы не оставил, а убивать его я не хотел. Аугусто — хороший парень, даром что эстонец.
— Что ты понимаешь…— начал багроветь Аугуст.
— А кто такой Пиночет? — спросила Лариса.
— Это красный командир,— ответила Мария.
— Не красный, а белый,— сказал Аугуст, он уже остыл и не злился.
— Пиночет, кажется, черный полковник,— робко сказал Антон.
— Ой, как Гертруда,— засмеялась Мария, но тут же посмотрела на Аугуста.
— Гертруда черный не того цвета,— авторитетно заявил Бляс.— он кошкист, а раньше их не было.
— Ну, хватит вам, лучше спойте,— сказала Анна, она не любила политику.
— Аугусто, что, нашу любимую? — спросил Бляс. Аугуст кивнул — давай. Бляс разинул пасть и заревел:
В нашу гавань заходили корабли… Ба-а-льшие корабли из океана…
Аугуст подхватил сиплым баритоном:
В таверне веселились моряки… И пили за здоровье атамана…
Песню подхватили все, кроме меня и Антона,— я не слышал ее раньше, а Антон каждый раз забывал слова… Наконец дошли до слов: «Вдруг с шумом распахнулись двери…» — Аугуст подскочил к двери, а Бляс, изображая старого атамана, встал посредине комнаты и набычился…
— В дверях стоял наездник молодой…
Его глаза как молнии сверкали…
Наездник был хорош собой…
Пираты в нем узнали ковбоя Гари…—
дружно пропели все.
— О, Мэри, я приехал за тобой…
О, Мэри, я приехал с океана…
— удачно используя свой акцент, завыл в полную силу Аугуст, протягивая руки к Марии.
— О, Гари, рассчитаемся с тобой…
Раздался грозный голос атамана…—
и Бляс стал надвигаться на молодого ковбоя Аугуста.
— И в воздухе сверкнули два ножа… —
Бляс схватил кочергу, вторую кинул Аугусту, тот лихо поймал ее левой рукой и приготовился к бою. Все пели, и страсти разгорались. Атаман и ковбой стали фехтовать, не на шутку разгорячась… «Мастер по делу фехтования», старый атаман Бляс сначала побеждал, теснил молодого ковбоя…— «тот молча защищался у перил, и в этот миг она его любила…» Я посмотрел на Марию — ее глаза сияли, она была совсем не старой теперь…
… Наконец «прошла минута — рухнул атаман…» — тут Аугуст изловчился и ткнул Бляса кочергой в брюхо. Тот зашипел от боли, но сдержался и продолжал игру — картинно выронил оружие и стал падать. Он падал долго и красиво, но у самого пола ловко вывернулся, удержался на ногах — и, тяжело дыша, бухнулся на стул.
Представление закончилось. Ковбой со сверкающими глазами подскочил к своей Мэри. Все аплодировали. А я подумал — ведь они не играли.

Фрагмент старинной повести «ЛЧК» 1991 г (десятилетию со смерти Феликса посвящается)

3. ФЕЛИКС
((Битва с Серым. Пушок.))

Рано утром меня разбудил крик: «Серые, серые идут!» На противоположном высоком краю оврага, на фоне жидкого бесцветного неба, показались четыре силуэта. Четыре серых кота. Они шли фигурой, которая в военной литературе именуется «свиньей». Их вел серый кот поменьше других ростом, но в его походке было что-то устрашающее — его шаг напоминал мерную тяжелую поступь не знавших поражения римских легионеров…
Это был знаменитый Серый, отмеченный эволюцией кот Аугуста. Кот огорчал старика. С виду обыкновенный котик, но с ним произошла удивительная вещь: миллионы лет эволюции сосредоточились в этом коте и выжали из себя новое совершенно качество — он умел нападать немного раньше, чем это полагалось по правилам, и, конечно, побеждал всех. За ним шла слава непобедимого бойца, но сам он, видимо, чувствовал неладное и ушел от Аугуста, стал странствующим котом и редко появлялся дома. Аугуст догадывался, в чем дело, жалел кота и скучал без него.
Странная это особа — эволюция — она обожает именно такие свойства. Миллионы лет процветания теперь обеспечены всему роду Серого, хочет он того или нет — ему не свернуть с предначертанного пути. И никто его не свернет…
Скоро я понял, что ошибался.
Тем временем серые уселись на дальнем краю оврага. Тщетно выбежавший из дома Аугуст увещевал кота и призывал ею слезливым голосом в родной дом. Серый твердо решил драться в своем городе. Его прихлебатели сидели в ряд и ждали привычной победы и разграбления подвалов. На нашей стороне оврага собрались городские: Вася-англичанин, Серж, Люська… Крис, с недоеденным куском в зубах, которым чуть не подавился, урча догрызал на бегу… подошли и другие коты, менее заметные и неизвестные мне. Никто не спешил жертвовать собой. Обсуждали вопрос, на чьей территории должно быть сражение, кому пробираться через овраг. Решили, что нападающим приличествует самим перейти овраг, и следует подождать развития событий.
Серый начал завывать. Делал он это небрежно и формально, чем в высшей степени оскорблял городских, но все же никто не решался принять вызов, зная непобедимость захватчика. Ярость нападающих росла, мужество защитников города таяло…
И вдруг из кустов, что росли рядом с домом, вышел небольшой черный кот и пошел вниз, в овраг… спокойно, не торопясь, ощупывая препятствия, как будто совершая утреннюю прогулку. Он спустился и исчез из виду, но скоро показался на противоположном склоне, не спеша карабкался вверх, как будто и не было никаких серых. Наконец он выбрался из оврага, сел — и стал умываться. Он сидел прямо перед пришельцами, и они окаменели от удивления.
Серый онемел, но скоро пришел в себя и завопил всерьез: «Э-Э-Э-У…»
Черный кот не ответил, встал и вплотную подошел к любимцу эволюции. Он в упор смотрел на Серого. Тот завопил еще раз низким и угрожающим голосом. Эхо разнесло этот вой над притихшим городом. В рядах городских котов возникло замешательство, победа Серого казалась очевидной. А черный кот молчал. Он спокойно рассматривал негодяя. Так ведут себя взрослые коты перед сопливыми мальчишками… Серый был оскорблен и не смог скрыть этого — завыл отчаянно и визгливо — «Э-Э-У-У…» С ним не разговаривали, он к этому не привык. И опять черный кот не ответил ему, все смотрел и смотрел… Фигура его казалась все внушительней, а молчание стало вызывать растерянность среди серых. Главный Серый напыжился и затянул снова — «Э-а-а…», но получилось хрипло и неубедительно, уверенности в его голосе уже не было. Перед ним стоял старый кот, с железными нервами, и смотрел на него презрительно, как на паршивого котенка…
Серый собрался с силами и попытался издать свой самый страшный вопль… но у него не вышло, вырвался какой-то жалкий писк. «Мальчишка… хулиган…» — желтый глаз смотрел не мигая, пронизывал Серого до костей. Серый понял, что сейчас будут бить, невзирая на заслуги перед эволюцией, а может, не будут, но унизят до крайности. Он прижал уши, зажмурился и зашипел. Увидев эти бабские приемчики, его приспешники всполошились. А Серый шипел, отчаянно плевался, он готов был провалиться сквозь землю, но не мог, не получалось — эволюция не дала… И везде его доставал спокойный взгляд черного кота. Серый отпрыгнул в сторону, наткнулся на одного из своих, в бешенстве дал тому пощечину, и все они обратились в бегство. Черный кот постоял еще и не спеша пошел вниз, в овраг — и исчез…
— А ведь это Феликс,— сказал Аугуст.
Все согласились, что это был он, и собрались уже по домам, как вдруг произошло нечто такое, что навсегда запомнилось нам. Как будто прервалось наше обычное, вяло текущее жестокое время, в которое мы тяжело впряжены, и тянем его, и вытягиваем, и делаем таким, какое оно есть, мечтая при этом сделать совершенно иным…
На том месте, где сидели серые, была пустота, и небо начало чуть синеть, предвещая неплохую погоду днем. И тут мы увидели, как из остатков, из клочьев тумана вышел большой белый кот. Медленными плавными шагами он шел по краю оврага, дошел до кривого дерева, загораживающего небо,— и скрылся. Вопль ужаса вырвался из уст всех людей и котов — у этого белого кота была отрублена голова, большая, лобастая, с закрытыми мертвыми глазами… никто не успел заметить, как он нес ее, склоненную к левому плечу, как держал, и держал ли вообще… только видели, что двигался он осторожно и легко, будто плыл по воздуху… прошел — и пропал без следа…
Это прошел мимо города вечный странник белый кот Пушок.
Когда-то Пушок был обыкновенным белым котом и жил в нашем доме у старика на втором этаже. Старик умер, Пушок остался один. Полгода он ждал хозяина, ходил по одной и той же лестнице, пока не понял, что тот не вернется. Он был настоящим домашним котом, не умел жить на улице, и стал искать себе новый дом, в котором было бы тепло и люди кормили бы его. Он ткнулся в богатый дом Анемподиста. Здесь пахло колбасой, служанка готовила обед, и Пушок решил остаться в этом доме. Анемподист, может, и оставил бы кота, но он побаивался Гертруду, который мог написать донос, а черный кот или белый — поди потом докажи… И управдом велел прогнать Пушка.
Была глубокая осень, по ночам заморозки, и кот, не умевший жить сам по себе, замерз и отчаялся. И вдруг он увидел человека, который что-то собирал, копался в земле. Травы часто собирал и его старик, и Пушок радостно кинулся навстречу. Но это был Гертруда, он искал корни валерианы. Кошкист ударил Пушка острой лопатой, пнул ногой и ушел — он не сомневался, что убил кота.
Но тело Пушка не нашли, а через несколько месяцев поползли слухи, что белого кота видели в разных местах. С тех пор все изменилось в нем — он стал совершенно другим — начал странствовать, нигде не останавливался, и никого не боялся… шел себе и шел, от города к городу, от деревни к деревне, а иногда, примерно раз в год, проходил мимо родного города. Его боялись и коты и люди, говорили, что он стал призраком. Кто верит этому, а кто нет, но все верят своим глазам.
Вот, значит, приходил Пушок, и если бы Феликс не победил Серого, то Пушок прогнал бы его наверняка. И, может, он пришел спасти нас, но немного опоздал?.. Кто знает…
Через несколько дней, разбитый и уничтоженный стыдом, в темноте прокрался домой к Аугусту его серый кот. Он не мог больше драться ни с кем, и решил никогда не выходить из дома. Аугуст был рад, что вернулся его любимец, а я радовался, что эволюция посрамлена, и непобедимый Серый стал обыкновенным серым котом.

Был такой роман

Был лет десять тому назад, но я его ликвидировал. Мне стало скучно самому его читать. А если так, то зачем? Писать, да еще и скучать при этом? После него я понял, что фантазмы не для меня. Мир странное, даже идиотское место, но не фантастическое.
Герой романа — высокоразвитое существо, он создал вселенную. Напоминает большого черного таракана, сверху хитиновая пластина, средоточие мудрости, под ней комок нервов. С недоделанным существом, напоминающим человека, у него сложные отношения — любовь, ревность, ненависть, упреки-подозренья…
Кончается ужасно, этот якобы бог раздавлен человеческим дитенком.
Вещь исчезла в мусоропроводе. Случайно остался кусок, занесенный в дневник. Недавно, вернувшись к нему, и убедившись в его безвредности и непонятности, со спокойной совестью помещаю в ЖЖ.
……………………………..
Сегодня очередная белая личинка с ненадежным прошлым и будущим, отмирает, и тут же разлагается. На смену ему придет новая зверушка, и все с начала — нелепый крик, сучение ногами, полное неразумение, мычание, вязкая слюна, и все отходы под себя. Море, море воды!.. Возможно ли таким нелепым путем сделать мир разумным, если каждый раз с начала? Но как доверить этому недоумку другое? Что станет в том, другом мире со мной? И здесь уже теснят, а там и не вспомнят! Здесь я распадаюсь, разлагаюсь, зараженный его бессилием, трусостью, слепотой, подвержен видениям и иллюзиям, безнадежный наркоман… Но все же — существую! А в том, хитиновом мире, с хитиновым метрономом под мышкой — там я исчезну бесследно… Если б я мог сбежать от Разума, от вечных истерик мысли хотя бы в теплый предбанник, конуру, шалаш, тихий домик на окраине мира, где безопасно, нет еды, но нет и желания есть, и там, без особой мудрости, без выдающейся глупости, чувствовать свободно… чуть-чуть подумывать, а как же, и холить себя безоглядно, принимать как есть… успокоиться, зная, что теперь всегда удобная подстилка, умеренность, тепло, вечный серенький денек… Тихие эти места всегда были, будут, все взрывы, рождения и смерти проходят мимо, здесь настоящий мир сущего, неизменный, не слишком густой и не очень жидкий, и каждому по серьгам.
Карманы вечности бездонны.
Не получается. Не готов еще. Не вынесу бесконечной монотонности, чего-то жду еще, вопреки Разуму… надеюсь, вдруг возникнет само собой новое, яркое, свободное, справедливое существо, захватит весь мир своим законом, увлечет движением…
Не возникает. Уползаю в свою временную щель, в трещину, которую в конце концов заклеят обоями, в надежде, что она неглубока.
И каждый раз чувствую невосполнимую потерю — еще одна возможность упущена, еще одна неудача из миллионов неудач. Кто сильней презирает себя, чем могущество, которое не все может?.. Какое там — не все хочет! Иногда говоришь себе, корчась от тоски, мечтая покончить с бытием:
— Напяль на себя Хитин, встань во весь рост, скажи – да, если нужно сказать да, или – нет, если в самом деле нет! И все будет как надо, все получится!
Но не верю. Не верю в мудрость, всезнание не указывает верного пути, только рисует карту возможностей до какого хочешь знака точности. И опять выбирать?
……………..
Как он меня уязвил… Это Я — паразит?..
А ты не паразит? — откуда этот хищный взгляд на менее разумные, но живые листья, травы, на зверей, населяющих твой мир, ютящихся по углам и закоулкам, щелям и пространствам, которые раскрываются перед тобой… Они закрываются, как только не думаешь о них — исчезают, иллюзия, которую я подкармливаю правильным кормом, сто девяносто плюс двенадцать. Ты не подбираешь тайком крошки, как я, твой создатель, — зато выбиваешь у других существ почву из под ног, вырываешь простую пищу изо рта, убиваешь все живое, кормя свою ненасытную утробу. Я призываю тебя к миру и пониманию, я создал тебе пусть временное и убогое, но жилище… А также видения черных дыр, картину разбегающихся галактик, чтобы поощрить твой разум, дать пищу незрелому уму. И я ошибся, не вырвав тебя решительно и бесповоротно из прочего живого мира. Потеряв устойчивость естественной твари, и при этом сохранив самые подлые ничем не сдерживаемые замашки хищника, ты оказался двойственным существом.
Не все в порядке с вечностью и мудростью… если выхожу во Время, страдаю, умираю от страха и голода… становлюсь слаб, неверен, подл и противоречив, лицемерен… чтобы не особо мудрствуя — ПРОСТО ЖИТЬ.
………………..

Еще один череп


……………………………………
Эта композиция с черепушкой написана значительно позже. Но сохранность на троечку, поэтому пришлось пройтись Фотошопом.
Холст наклеен на оргалит, масло; высота ~ 40 см

Натюрморт


…………………………………..
Композиция со скульптурной головой Я.С., выполненной из пластилина.
Голова живет уже 18 лет, только в жаркие дни немного размягчается.
Оргалит, черный фон, темпера 50 см (высота)

Три подруги


……………………………….
Работа ~1980 года, выполненная маслом на бумаге. Масло сохранило живость и блеск, бумага потрескалась из-за плохого хранения.
50см.

Читаем:
» О мудрости Иеговы свидетельствует даже состав морской воды…»
…………………..
Речь идет о фитопланктоне, вырабатывающем половину кислорода, которым мы дышим.
Ощущение плотной перегородки между нами.
С понятной мне стороны — пытаются исследовать, понять планктон… и приспособить его к собственным нуждам (тоже не лучшее отношение, пусть живет планктон как ему хочется), а с той, непонятной — хвалят Иегову за то, что он, видите ли, создал ДЛЯ НАС вот такой планктон. 🙂

Фрагментики повести «Предчувствие…»

***
Недавно выдался свободный день, и я смотрел картины Мигеля, те, что у меня остались. И вот что я вам скажу…
Он был прав, когда говорил — «ничего особенного не хотел…» На его холстах ничего особенного и не было. Никакого Предчувствия Беды в них не заложено. Все это вложил я сам. А в меня вложило многое, главное — возраст, предчувствие старения и смерти, и время наше — предчувствие бедствий и катастроф.
Хорошие картины тем и хороши, что оставляют место нам, с нашими чувствами и состояниями — сопереживать, участвовать… видеть в них то, что заложено в нас самих, просит сочувствия и поддержки. Цельное здание, и я вхожу в него со своими бедами и надеждами, и все оно вмещает, почему?.. Он ничего не навязывает, не кричит, не перебивает, не настаивает на своих истинах — просто и спокойно раскрывает передо мной простор. В чем же его собственное чувство, какое оно? Никак не оторвать от моих чувств и состояний, никак!
Нет, не знаю, что он хотел, наверное, он сам не знал. Не мог бы выразить словами, уж точно… Я гляжу на его тихие картины, утренний пустой город, скромные вещи на столе, закрытые лица, с глазами повернутыми внутрь себя… Мои это чувства или его?.. Не могу отделить.
Чем дальше, тем менее случайной кажется его смерть. Он от себя устал, от мелких своих обманов, собственной слабости, неизбежной для каждого из нас… «Гений и злодейство?..» — совместимы, конечно, совместимы… Хотя бы потому, что одного масштаба явления, пусть с разным знаком. Если бы так было в жизни — только гений и злодейство… Заслуживающая восхищение борьба!.. Совсем другое ежедневно и ежечасно происходит в мире. Мелкая крысиная возня — и талант. Способности — и собственная слабость… По земле бродят люди с задатками, способностями, интересами, не совместимыми с жизнью, как говорят медики… деться им некуда, а жить своей, особенной жизнью — страшно. Они не нужны в сегодняшнем мире. Нужны услужливые исполнители, способные хамы, талантливые воры…
Кто он был, Мигель?..
Человек с подпорченным лицом, во власти страха, зависти, тщеславия… жажды быть «как все»?.. И одновременно — со странной непохожестью на других. Она его угнетала, когда он не писал картины, а когда писал, то обо всем забывал. Но вот беда, художник не может писать все время, в нем должна накапливаться субстанция, которую древние называли «живой силой»… потом сказали, ее нет, а я не верю.
Откуда же она берется, почему иссякает?
………….
Чем трудней вопрос, тем непонятней ответ.
Вот мы и стараемся задавать жизни самые простые вопросы — чтобы получать понятные ответы. А следующий вопрос — в меру предыдущего ответа… и так устанавливается слой жизни, в котором как рыба в воде… И можно спрятаться от противоречий и внутренней борьбы. Забыть, что именно они выталкивают на поверхность, заставляют прыгнуть выше головы… как Мигеля — писать картины искренне и просто, выкристаллизовывая из себя все лучшее.
…………………
Можно хвалить простые радости, блаженство любви, слияние с природой, с искусством… но тому, кто коснулся возможности создавать собственные образы из простого материала, доступного всем, будь то холст и краски, слова или звуки… бесполезно это говорить…
Ничто не противостоит в нашей жизни мерзости и подлости с такой силой и достоинством как творчество. Так тихо, спокойно и непоколебимо. И я — с недоверием к громким выкрикам, протестам… слова забываются…
Картины — остаются.

Чего я жду…


………………………………
Недавно меня спросили, я не знал, что сказать.
Но вот где-то в Инете вычитал мысль, с которой согласен: оказывается, я жду того же. Я жду ОТВЕТА, наконец. Чтобы Земля ОТВЕТИЛА нашей НАГЛОЙ цивилизации, пусть не ударом (все-таки людей жаль), а ответным ощутимым напором. В ее даже самом поверхностном слое, стокилометровом, такие возможности имеются. Другого способа остановить безумие, глупость и мерзость не вижу. Просто, чтобы нам напомнили, что мы сидим на тонкой кожуре, под которой тысячи километров. Что изменение температуры на 2-3 градуса для нас почти смертельно. Ни в какие сверхъестественные силы, могущие нам что-то доказать, или помочь… не верю. А вот в то, что нарушение равновесия влечет за собой «отмашку»… на простых и локальных примерах знает каждый.
Может, тогда встанут всерьез вопросы: пересмотреть основы, ограничить потребности, изменить отношение к собственности, орудиям труда, к окружающему живому и неживому миру…
Перед этой общей катастрофой, когда она станет очевидной, придется что-то делать НОВОЕ.

Коты и кошки


………………………………………..
Есть коты, которые приносят бумажку, и такие, которые это не умеют и научиться не могут. Мои коты всегда приносят бумажку, я бросаю, они бегут за ней, хватают зубами, когтями, очень ловко подбрасывают, а потом несут ее ко мне в зубах, чтобы снова бросил. Некоторые кладут бумажку передо мной, другие делают вид, что принесли совсем не мне, положат поблизости и отвернутся. А сами следят, возьму или не возьму. И так мы играем. Почему все? Секрет прост — ими надо восторгаться, не забывать хвалить, иначе они играть перестанут.
А к году почти все перестают играть, скучнеют, у них проблемы переходного возраста, их не признают ни коты ни кошки… А потом они презирают глупые простые игры.
Некоторые кошки играют всю жизнь. Но не все, только самые умные. У меня из трех кошек играет с бумажками одна, ей десять лет, и я думаю, она будет играть до конца.
Среди людей до старости играет один из пятидесяти примерно. Это среди мужчин. А среди женщин — одна из пятисот.
Ей-ей, не вру…

СТАРЫЕ КАРТОНКИ

За много лет накопилось этих картонок, наверное, сотни две. Этюды, наброски, фантазии, натюрморты… Одно время я лепил фигурки, потом их писал, включал в картинки.
Многие из них долгое время служили подставками для чайника, на них сидели коты и кошки, оставляли свои следы…
Недавно я стал смотреть, некоторые из них вроде бы заслуживали лучшего. Никогда не знаешь, что покажется через десять лет 🙂
Они, конечно, не в лучшем виде, но думаю, что ЖЖ потерпит, не выставка же, а так, для себя и редких посетителей. Были вот и такие.
Общее название: Натюрморты с мелкими предметами, фигурками торсов, рисунками…
………………..

…………………
………………..

///////////////////////////////////////////