Еще из «Кукисов», и всё!

Что делать…
Мир безумен, что же нам делать…
Один отвечает – жрать, жрать и жрать. Кошка ест, она
голодна. Загорается дом. Кошка ест все быстрей, ее тре-
вога усиливает действующее желание, это физиология.
Другой отвечает, не жрать, а рисовать. Если мир без-
умен, нужно безумней его стать.
А третий говорит – кошку забыли, вытащите кошку
из огня.
……………………………………………….

Мой Хрюша…
Хрюша был особенный кот, не могу его забыть.
С ним одна была жизнь, после него – другая.
Он умел разговаривать. Бежит рядом, и длинными
фразами взволнованно объясняет. Не мяукал, короткие
звуки, очень разные, с большим выражением.
Я его понимал.
А в один год исчез мой Хрюша, в один день и вечер.
Прихожу утром – нет его.
Я искал его везде, не нашел.
А дальше… другая жизнь, я же говорю…
Потери накапливаются в нас, как тяжесть, и в конце
концов, подтачивают жажду жизни. Если б у меня была
душа, я бы нарисовал ее как моего Хрюшу, бежит рядом,
говорит, говорит… Если б на свете было счастье, то так
бы его нарисовал.
Но нет ни души, ни счастья.
Но Хрюша был. И никто не убедит меня, что жизни
не было.
Из таких моментов складывается жизнь.
……………………………………………………………………………

Живи, не живи…
Блок видел символы тоскливого постоянства:
… улица, фонарь, аптека…
Городской человек.
А что видел я последние сорок лет?..
дерево
забор
дорога
Помру, через сто лет все то же:
… дорога, дерево, забор… Трава…
Хорошо бы, если б остались они жить…
…………………………………………………………………..

Разасто…
Мне сказал один старый художник в Коктебеле:
– Федотов говорил – «рисуй раз за сто, будет все просто»
А я не понял, что за «разасто»…
Вспомнил через лет десять, и вдруг стало ясно!

Виктору: краткое объяснение (временное) — по той же теме — считайте, не совсем всерьез

Жизнь как столкновение двух случайностей, а может диалог, а может — интервью… Да, парализующая идея. Вернее — чувство, какая уж тут идея, банальность сплошная. Но в приложении к отдельной жизни — другое дело. Говорили, чего не можешь изменить, с тем лучше примириться. Еще лучше — забыть. («энергия заблуждения») Говорят, обобщать надо. Обобщение только путь, и где-то стоит остановиться. Иначе — черный квадрат, и вылетаешь из-изобразительности в сторону деклараций…
А вообще, наплевать на кривые усмешки, что делать — хаос кругом, и снаружи Случай, и внутри — Случай, пусть внедренный родом… А что НЕ случай. Если не копать глубоко (тогда всё случай), то не случай — наши ответы на вопросы, которые нам подставляет Случай — история и жизнь. Если честные, то предсказуемые и определенные, и скука в придачу… (( с одной поправкой, то есть, разьяснением — даже мама и папа — Случай 🙂 ОН — ВСЁ, что не зависит от нас. И причинность тут ни при чем, живет и здравствует, смайл… А вообще-то всерьез написано, потому что мешает жить… Что мешает? — всё самое ценное и значительное — глубокое — мешает жить, увы…

Еще немного из «Кукисов»

Не в стихах дело…
Выступал престарелый графоман со стихами. Сти-
хи… да ладно, не о них разговор. Закончил читать – и
снова! Точь-в-точь – все сначала!
Забыл, что уже один раз прочитал.
Все обомлели, что делать… Нашлась ведущая – «не
сделать ли нам перерыв…»
Я ушел, что было дальше – не знаю.
К чему это я…
Все-таки, свинство – старость…
……………………………………………………………………

Бежать некуда…
Пес Вася жил со мной 16 лет, и не любил меня. Он не
любил нас, людей – никого. Не было в нем собачьей пре-
данности, терпеть ее не могу. За это уважал и любил его.
Он уживался с нами, терпел… и ускользал, когда только
мог – исчезал. Прибежит через несколько дней, поест, ото-
спится, и снова убегает. Я думаю, он и собак не любил.
Обожал, правда, маленьких злющих сучек, но это не в счет.
Мне всегда хотелось узнать, что же он делает, один,
когда устает бежать. Он не уставал…
А когда состарился, все равно убегал. Только тогда
он перестал убегать далеко, и я часто видел знакомую
голову в кустах, лохматые уши. Большой пес, с густой
палевого цвета шерстью, с черной полосой по спине. Он
лежал, положив голову на лапы – и смотрел, смотрел –
на деревья, траву, дорогу, небо…
Он умер, а мне понадобилось еще много лет, чтобы
его понять.
……………………………………………….

Все равно ложь…
Иногда найдешь котенка, вылечишь, откормишь, но
в мастерской его судьба определена – он быстро освоит
путь на землю. Держать их взаперти нет возможности.
Далее жизнь его будет интересней, нормальней, чем у
зверей, запертых в четырех стенах – он научится лазить
по деревьям, прятаться в траве, подкрадываться к пти-
цам… он будет свободным, а захочет поесть, вскараб-
кается наверх, ко мне. В холода отсидится у полутеплой
батареи на кухне.
Все бы хорошо, если б не люди и машины. Эти сво-
бодные звери до старости редко доживают. Поэтому я
пытаюсь их отдавать в дома.
Но прощаться тяжело, и жизнь, которая у них будет,
мне не нравится.
И я каждому говорю – «прости, но так тебе спокой-
ней, безопасней, сытней…»
И презираю себя, потому что не верю в то, что гово-
рю. Для себя такой жизни никогда не выбирал.
С картинами точно также, знаю, у чужих им луч-
ше, чем в холодной мастерской, но все равно, избегаю
встречаться с ними – не хожу, не смотрю…
…………………………………………………………….
Открывая двери…
Кошка открывает дверь, толкает или тянет на себя,
при этом проявляет чудеса изобретательности, заново
открывая рычаг.
Но закрыть за собой дверь… Никогда!
Но этого и многим людям не дано.
…………………………………………………………

Одна и сто…
Искренность – форма бесстрашия. Бывают и другие
формы, например, ярость неразумная, благородные по-
рывы, самоотверженность… да мало ли… Искренность
– форма бесстрашия, которая к искусству имеет самое
близкое отношение. А вычурность формы, нарочитая
сложность, высокопарность, грубость, словесный по-
нос, заумь, выдаваемая за мудрость, ложная многозна-
чительность – все это формы страха. Что скажут, как
оценят, напечатают ли… в ногу ли со временем идешь
или отстал безнадежно… Достаточно ли мудро… И еще
сто причин.
Вопрос искренности центральный в искусстве, пото-
му что без нее… Можешь дойти до высокого предела, но
дальше ни-ни.

Четверо из «Кукисов»

Не поэт, и не брюнет…
Писатель, поэт – неудобные слова. Как-то спросил
одного хорошего поэта – «вы поэт?»
Он смутился – пишу иногда… бывает…
В общем, случалось с ним, иногда, порой…
Так что стоит пару слов сказать – про писак и про
читак.
Писака обижается, если ему говорят неприличные
слова. Но, я думаю, зря, – профессия уникальная, если
хороший. Даже если всех писак собрать, то больше чем
столяров не наберешь. Столяр знает, чтобы на стуле уси-
деть, требуется известная часть тела. Хороший стул на
все размеры годится.
А чтобы хорошую книгу понять, другие места нуж-
ны, они не у каждого находятся.
Писака, если интеллигентный, начинает недостатки
в себе искать. Мучается…
И часто сдается, решает – «надо как они»: жизнь их-
нюю описать, как чай утром пролил, сморкнулся, фор-
точку открыл, запах стереть… Детёнка в сад водил…
Про училку, про редактора зловредного…
В общем, хочет подать читаке знак – писака такой
же перец, такой же кактус как ты, милый-дорогой!..
Чтобы, буквы перебирая, не рассерчал, не зевнул не-
нароком…
Какая глупость!
Писака, не гадай, чего читака чешется, на всех не
нагадаешься.
Дунь-плюнь, поверь, – если читака книгу твою ку-
пил или даже прочитал… ничего не значит. Не радуйся,
не огорчайся. Подожди лет десять, а там посмотрим –
или читака умрет, или ты…
Или книга.
………………………………………………..
Ко всем чертям…
Есть у меня один житейский рассказик, бытовой.
Событие, действительно, имело место с моим знакомым
АБ. Но и с БА что-то похожее случилось, и с XZ, совсем
в другой стране, нечто подобное произошло. И потому
я этот рассказик не разорвал, как многие другие, («бы-
товушные», я их называю) а оставил. Хотя он для меня
ценности не имеет. Но что-то остановило.
В жизни каждого бывает, растет внутри тела или го-
ловы пузырь, а может гнойник, надувается, тяжелеет… В
нем страхи всякие, зависимости, долги и обязанности…
И вдруг лопнул. И много воздуха вокруг! Хотя вро-
де стоишь на той же улице, и машина-поливалка рога-
тая – та же, что вчера, снова поливает мокрый асфальт…
Раньше мог только сюда, и в мыслях другого не было, а
теперь, оказывается, могу еще и туда, и в третью сторо-
ну, и вообще – ко всем чертям! Это чувство, беспечно-
аморальное, по-детски радостное… Оно должно когда-
нибудь придти, хотя бы раз в сто лет. Потом вспомина-
ешь, морщишься, улыбаешься… – вот мерзавец!.. Вот
злодей!..
………………………………………..
Законами по головам…
К старости лишаешься иллюзий, картинка обще-
ственной жизни представляется мрачноватой. Одни про-
ходимцы сменяют других, а на волне их грызни некото-
рые преступления вскрываются и наказываются, людям
даются обещания… Первое время новые чуть осторож-
ней, потом то же самое. Главное достижение демократии
в том, что в борьбе за первые места новые проходимцы
используют, кроме обычных средств, еще и законы –
бьют тяжелыми томами по головам самых засидевшихся
и проворовавшихся, и освобождают места себе…
А потом все снова…
……………………………………………………….
Три правила…
Я повторю вам правила, которые знают все коты – к
опасности лицом, особенно если знаешь ее в лицо. К нео-
жиданности – боком, и посматривай, поглядывай, чтобы
неожиданность не стала опасностью. А к хорошим ново-
стям задом поворачивайся. Пусть сами тебя догонят.

Из книги «Робин, сын Робина»

Вот так всегда: побуду в своей настоящей жизни… и меня отшвыривают обратно, сюда, где все живут, и где я старик. Нет, не считаю, что живу здесь — влачу существование, постоянно в поисках покоя, тепла…
Принудить можно к миру, но не к любви.
Жить реальностью не хочется, но возвращаться в нее приходится, тело не переспоришь, законы физики не обогнешь. Ведь сколько ни ругай текущий день, приходится признать, что размещение человека в определенном куске пространства имеет особую силу и значение. Каждый владеет своим местом, оно не может быть занято другим лицом, или предметом, или деревом, или даже травой. А когда владелец места умирает, он прорастает — травой, деревьями… Признак смерти — прорастание?.. Не такой уж плохой признак. Для кого-то моя смерть — путевка в жизнь, это вдохновляет. Прорастание жизнью — свойство присущее даже таким текучим и непостоянным существам, как вода — когда умирает, она цветет, чего не скажешь о наших телах, у нас не такое приятное прорастание. Но поскольку вода быстро перемещается, о ней трудно судить. Легче и приятней говорить о деревьях, они имеют корни и растут из своего места. Они почти вечны, по сравнению с нами, поэтому дружба с деревьями имеет большое значение для меня. Их трудная вертикальность — загадка… и пример для жизни, ведь таким образом и мы живем и растем: пересекаем слои времен, преодолевая притяжение сегодняшнего дня.

……………………………
Мне было лет десять, я оставлял записки в стволах деревьев самому себе, будто предвидел бегство из реальности. А может, чувствовал, что встретить самого себя особенно нужно, когда понимаешь — больше никого не встретишь. Хотя бы себя встретить хочется, прежде чем упасть в траву, «стать листом — свободным, безродным, не помнящим начала, не боящимся конца…» Так я писал в юношеском дневнике, а в этих посланиях в стволах, конечно, короче, и не так красиво:
«Я был…»
Найти бы их сейчас…
Это важно, потому что прошлого в мире нет, и если не найдешь его в себе или другом живом теле, то непрерывность прервется — распадется на мгновения, часы, дни… Но если даже оставишь память о себе в живом теле, ведь дерево живое тело, и потом найдешь эти стволы, те несколько деревьев в пригороде, у моря, то что?.. Смогу только смотреть на них, носящих мою тайну. Но и это немало — смотреть. Убедиться в достоверности воспоминаний…
Я аккуратно вырезал куски коры перочинным ножом, это были невысокие прибалтийские сосны… сочилась прозрачная смола… отодвигал ее, резал дальше, проникал во влажную живую ткань… доходил до белой блестящей, скользкой сердцевины, и в ямку вкладывал бумажку со своими письменами, потом покрывал сверху кусочками отскобленной ткани, заново накладывал кору, перочинным ножом, рукояткой придавливал, придавливал, кора приклеивалась смолой… На следующий день проверял, и часто не мог даже найти того места на стволе, или находил крошечные капли смолы по границам прямоугольника… Способность деревьев забывать завораживала, также как умение травы, примятой, раздавленной, подниматься, выпрямиться, снова жить, шуметь о своем…
Деревья эти выросли, и живы. Тяжело расти, вопреки силе тяжести, тянуться постоянно ввысь… Ценю и уважаю.
И листья люблю, особенно багряные, осенние, красиво и мужественно погибающие… смотрю на них со смешанным чувством — восхищения, испуга, непонимания… Будь я мистиком, естественно, усмотрел бы в появлении багряного вестника осени немой знак. Будь поэтом… — невозможно даже представить… Художник я, мне главное — свет и цвет…. огненный, и яркость пятна, будто заключен в нем источник свечения, так бывает с предметами на закате. Зубчатый, лапчатый, на осенней темной земле или коричневом, занесенном пылью линолеуме… Одинокий лист особые чувства вызывает — он знак сопротивления, поддерживает во мне непокорность времени, погоде, случаю, выходкам людей, населяющих мой треугольник.
Чем привлекает нас одиночный предмет? Взгляни внимательней — и станет личностью, под стать нам, это вам не кучи, толпы и стада! Какой-нибудь червячок, переползающий дорогу, глянет на тебя печальным глазом — и мир изменится…