Из найденных под кроватью…


Мой особенный друг, не знаю, как его зовут, а он не знает, что друг мне. Я его нашел в коридоре за мусоропроводом в десятом доме, где писал картинки. Пришел — и вижу, он без горшка, с комом сухой земли, лежит на боку, даже не серый, а коричневый. Выбросили, и засыхает. Я не мог смотреть, взял его и принес домой. Прошло несколько лет, и он теперь вот такой, вырос вдвое, и я каждое утро радуюсь, когда его вижу. Водички подолью, он хоть и кактус какой-то, а воды пьет много.
………………………………………

Холст, мешковина грубая, к тому же в клей добавил песок, так захотелось. Кисть стерлась, пришлось выбросить потом. Страсть живописать к эстетическому чувству отношения не имеет… или такое как гранатовый браслет к грубому половому акту. Но художнику и то и другое интересно, вот ведь какое дело. И еще, пришло в голову, а давно подумывал вполголоса — художник равнодушен должен быть к мнениям, но это давно известно. А если не может, или иногда не по себе становится, то высокомерен должен быть. А тихого высокомерия не хватает, то пусть презрения полон будет, хотя бы… Как сказал мне как-то старый врач, понимающий, показывая на проходящих мимо молодых врачих, высокомерных, современные журналы читающих — » ИМ — не поддавайся никогда!»
(это между прочим, вспомнилось)
………………………………………..

Перед Окой и за Окой пространство. Так я его писал, не глядя на реальность, конечно, меня всегда интересовал только дух пространства, атмосфера… а если еще точней — мое отношение ко всему этому. Теперь я бы написал это в черно-серо-белых тонах, чертовски надоели пустые заброшенные пространства, одно радует, что звери и растения при отсутствии людей постепенно к себя приходят…
………………………………………….

Город на горе.
………………………………………….

В самом начале я старался рисовать «как все рисуют», но терпения не хватало. А потом плюнул, мне понравилось другое рисовать.
………………………………………

Сидящая
…………………………………………….
Я думал все под проватью подчистить, выбросить, а начал разбирать — и жалко стало. Многие художники хотят зрителю казаться такими гомункулюсами, мол, с самого начала гении, только меньше ростом были. Обычно вранье, правда только в том, что до того, как их начали калечить гипсами да натурщиками, они лучше рисовали, а потом стали «как все», и только некоторые выскакивали как ошпаренные из этого чистяковского педант-кошмара… и все заново начинали.

очень, очень старое…

Иногда в декабре
Иногда в декабре погода волнуется — прилетают неразумные западные ветры, кружатся, сами не знают, чего хотят… Наконец, стихают — отогнали зиму, снег стаял, земля подсыхает и приходит новая осень, коричневая и черная, с особым желтым цветом. В нем ни капли слащавости, он прост и сух, сгущается — впадает в молчаливый серый, в глубокий коричневый, но не тот красновато-коричневый, который царит живой дымкой над кустами и деревьями весной, а окончательный, суровый, бесповоротно уходящий в густоту и черноту — цвет стволов и земли. Лес тяжел, черен, чернота расходится дымом и клубами восходит к небу, с такими же черными тучами, а между лесом и небом узкая блестящая щель — воздух и свет где-то далеко. Все сухо, тяжело, неподвижно… только тонкие стебельки мертвой травы будто светятся, шевелятся…
Осень коричневая и черная. Бывает иногда в декабре.
……………………………………………………………………………
Где мое пальто?
Пропади она пропадом, пропади!..
Каждый вечер на земле столько людей проклинают жизнь, что движение ее тормозится. И только когда угомонятся все, улягутся и заснут, стрелки часов снова набирают ход, до следующего вечера. Но в глубинах машины времени остаются песчинки сомнения, крупицы горечи, сознание ненужности подтачивает вечный механизм… Пропади она пропадом! И так каждый вечер…
И она пропадом пропала. Ночь прошла, а утро не настало, солнце сгорело за одну ночь. На сумрачном небе тлеет забытой головешкой. Поднялся ветер, несет сухие листья… а света нет… Холодеет понемногу, посыпал снег, день не настанет больше. Птицы мечутся, звери бегут в леса. Люди проснулись, завтракать сели, на работу собираются…
— Ого, морозец ударил… Где мое пальто с воротником?..
……………………………………………………………….
Не ищите
Я возьму билет и сяду в старый ночной автобус. Я уеду из жизни, к которой не привык. Оторвусь от нее, надоевшей мне до тошноты. Непрерывно передвигаясь, исчезну, стану невидим и недоступен никому. Как посторонний поеду мимо ваших домов… Старенький автобус переваливается через ухабы, темнота окружает меня — никто не знает, где я, меня забыли… Смотрю из окна на улицы спящих городков, пытаюсь проникнуть в сонные окна — «может здесь я живу… или здесь?.. вот мой порог…» — и еду дальше. Луна освещает печальные поля, заборы одиноких жилищ, листва кажется черной, дорога белой… Автобус огибает холмы, будто пишет свои буквы. Я — в воздухе, невидим, затерян в просторе… Еду — и эти поля, и темные окна, и деревья, и дорога — мои, я ни с кем не делю их. Не хочу ваших привязанностей, не хочу внимания — это плохо кончается. Я еду, и сам по себе. Не ищите меня — автобус исчез в ночи. Совсем исчез. Совсем.