8 ОКТЯБРЯ 2014г


Шнурок из-под кровати смотрит. Ему еще назад идти, а он боится. Но все равно — надо. Живи здесь, я ему говорю, дома тихо, тепло, и корма много… Нет, где родился, туда и уходит. Я думаю, правильно делает, хотя мне жаль его короткой жизни.
…………………………………….

Устаешь не от жизни, а от злобы, дикости и глупости
………………………………………..

Утро первого января
…………………………………………..

Март за окном.
Некоторые удивляются, -«сейчас ведь октябрь…» Думают, наверное, что забываю про время. Ага, забываю. А март будет, будет, не сомневайтесь.
…………………………………………

Чугунный век… а хрупкое стекло переживет его, уверен…
…………………………………………

Один из вариантов. Всякие дыры, щели, коробки интересны…
………………………………………….

Женщина с черным котом. В Серпуховском музее теперь. Там она мягче, разнообразней, а дома остались варианты, один из них.
………………………………………………

Некоторые звери любят запах алкоголя, если не очень резкий. Я знал морского свина, настоящего алкаша. А эта кошка, Соня, любит запах Вермута, там же травы…

МЕЖДУ ПРОЧЕГО

115 лет тому назад, в последний год 19-го века родился мой отец, Семён(Симеон) МаркОвич. 8 октября 1899 года. В Таллинне, где жили его отец и дед…
Раньше говорили, история длинна, а жизнь человека почти мгновенна по сравнению с историей. В 19 веке, и, наверное, раньше, действительно, так казалось. А вот на примере жизни моего отца, я вижу, что человек, проживший чуть более пятидесяти лет, по сравнению с историей 20-го века, долговечен. Нет, конечно, и до него черт знает что было, сотни жизней, но они там во времени как в вязком болоте барахтались, а многие спокойно проживали свой век, а история и не пошевелилась, от их рождения до смерти. Но при жизни моего отца среда и время изменились чудовищно, так, что кажется просто не под силу человеку с его рожденной на свет генетикой 19-го века. Оказывается, время менялось быстрей, чем менялся он, мой отец. И сначала было неплохо, он это спокойно выносил, машины, самолеты и весь стиль жизни — иной… А потом что-то сломалось в нем, он не выдержал столь быстрых изменений, быстрые почти всегда смертельны, и умер в середине двадцатого века. То же самое произошло со мной, я помню себя мальчиком, юношей… я был почти такой же, как сейчас, та же реакция на события, тот же темперамент, и ума… сколько было, столько и осталось… А вот почти не передвигаясь по местности, смотрел на историю, как из окна быстрого вагона. Кажется, что дальнейшего ускорения человек вынести не может, даже в мирное время, о войнах и не говорю.
Отец… он был человеком добрым, мягким, одинаково хорошо говорил на немецком, эстонском, русском… Он старался приспособиться к событиям, чувствуя, что они его обгоняют — все другое, а он все тот же, мальчик из начала, довольно радушного и доброго начала двадцатого века… Дальше ему немного повезло, попал в спокойные годы эстонской республики, ну, оттесняли слегка за национальность, спокойно так, но довольно легко все обходилось… А дальше неохота говорить, десять лет, сороковые… и он больше не выдержал, история его доконала. Армия, не армия… не в этом дело, слишком быстро все происходило…
А я… выскочил подростком и юношей из пятидесятых, относительно благополучно, а потом три-четыре резких перемены, и наконец как-то успокоилось… но я уже был пенсионер, медленно, но верно шел к концу. И все равно, время догнало и обогнало, начались кривляния и цирк, имитация формаций… и все было так быстро, что не казалось настоящим. И сейчас не кажется. Вещество не жидкое, не твердое, не газ… промежуточное состояние. Оказалось, что неопределенность еще хуже скорости. Пусть в меня кидают камни и ретрограды, и демократы, и всякие еще домкраты… так не должен жить человек, природа его требует постоянства окружающей среды на то короткое время, пока он существует.