Автор: DM

Два друга в одной корзинке
………………………………………………..

Тошнотворные басни стариков
……………………………………………….

Меланхолия когда-то была ТЕМОЙ, а теперь что-то не слышно…
Серьезная тема, мне кажется. Может быть, теперь это по-другому называется?..
………………………………………………..

Стремление «поменьше цвета- побольше света», наверное, старческое 🙂
………………………………………………..

И чтобы в воздухе тонкая пыль плавала…
………………………………………………….

Но иногда хочется покрепче, поярче…
…………………………………………………..

Путники, одна из основных тем, наверное, в ней много не осуществленного

Есть три-четыре поступка, про которые хочется сказать — лучше бы их не было… Но как бы не было, как? Честно, искренне поступал, хотя, конечно, жестоко… Ну, выждал бы до утра, смотришь, и смягчился бы… Но как выждать было, когда никак! И это была суть моя, нетерпение чувств, я бы так назвал, да есть уже такая книга, есть! Так что, как не было, не могло быть, а жалеть… что тут жалеть… Было как было.

Не так давно мне впервые попал в руки роман Пелевина, до этого ничего из его произведений не читал. «Омон Ра», так он называется. Смотрел, и откладывал, еще смотрел, когда ничего сам делать не мог, так бывает периодически, тогда или пьешь, или много ешь, или еще какая-нибудь ерунда в голову приходит… Ну, все-таки одолел. Стыдно за автора, за книжку, литература для малоразвитых подростков, ничего больше в руки конечно не возьму, просто не верю, что человек, написавший это и допустивший до печати, может написать что-то стоящее. Сказал кому-то, на меня зашикали, «а ты-то кто…» Ну, значит, совсем дурак, да наплевать.

////////////
Извините за технические недочеты, на чистоту уже терпения не хватает 🙂
Масяньку часто вспоминаем, сильная своевольная личность, а такие, как известно, долго не живут. Судьба милостива к тем, кто все по правилам, да в колее… Но в памяти особо крепко держатся такие, как она. И среди людей — то же самое.

Кажется, есть возможность скачать слайд-шоу из полусотни разных фотонатюрмортов, новых и поправленных в течение августа этого года. Суммарный размер всего файла примерно 7 Мб Картинок больше 50, каждая примерно 100-300 Кб
http://www.periscope.ru/newnew27_13.exe
Знаю, что некоторые антивиры ругаются, но у меня получилось, интересно, как у других.
Если НЕ ПОЛУЧИТСЯ попробуйте скачать
http://www.periscope.ru/newnew27_13.ex Без последней буквы. После перекачки надо вернуть на место exe вместо ex
После скачивания, запускаю exe-файл, открывается табличка, и там play нажать, начинается слайд-шоу, смена картинок автоматически каждые 12 секунд Если получится, напишите, пожалуйста сюда в ЖЖ Или в FB если трансляция налажена и это сообщение туда пошло (все время с этим непонятно)

Утро провел в Таллине. Самое одинокое время — первые проблески дня, рассвет, пустынный город, тяжелая от влаги листва, камни, поросшие мхом, чахлые сосенки на берегу, прохладный песок, ленивое серое море… Все застыло перед новым циклом, тоска… Это молчание нужно слышать, постороннему и равнодушному не дано… Вот по этой дорожке я шел к морю, мне было лет семь, потом шестнадцать… потом уехал… На ней все тот же гравий. Наверное, не тот, но очень похож. Полянка, в середине тот самый дуб, что ему полсотни лет… Разница в длительности жизни, моей — и домов, камней, деревьев пугает, мои двадцать тысяч дней для них только миг.
Наконец, понял, хватит мучить себя, пошел на автовокзал, купил билет, перекусил в буфете. Булочки пахнут по-прежнему, ваниль и кардамон… знакомые бутербродики с луком и яйцом… И уехал в Муствее, небольшой городок около Чудского озера, там жил Мигель. Вернее, за городом, на дороге, что огибает озеро. Он обещал встретить, но я не хотел этого, встречи, как проводы, тягостны. Люблю неожиданно появляться, тогда чувствую себя путешественником, а не туристом, которого обслуживают и охраняют. Еще в поезде тщательно изучил его письмо. Письма выдают много такого, о чем ни слова не написано. «Вопрос жизни и смерти»?.. Не верю, фальшь проступала. Если б не картины… Мне было мало, новых картин хотел. Да, эгоист, но кто он мне?.. Исчез на годы. Чужие проблемы в чужой стране…
В августе в этих краях прохладно, осень наготове. Впрочем, и июль не сильно отличается. За окном автобуса плывет тусклая равнина, потом холмики, холмы… по мере удаления от моря, природа оживляется.
Никто не встретил. Зашел в лавчонку, купил две бутылки яблочного вина, буханку белого хлеба, увесистый кусок полукопченой колбасы, и пошел по дороге к озеру.
Пейзаж здесь живей, чем у морского берега, но все равно, монотонная картина. По левую руку от меня до горизонта поле, местами жидкий кустарник, за ним кое-где крыши хуторов. Недаром голландцы сильней всего в натюрмортах, жанровых сценках, мифологии, библейских темах, и мало нового внесли в пейзаж. Начал спорить с собой, вспомнил Рейсдаля… Вышел на природу заученный человек.
Дорога изгибалась вправо, постепенно приближаясь к озеру, наконец, осталось метров триста, я уже видел воду. Слева открылась большая поляна, окаймленная редкими кустами. На ее середине, метрах в семидесяти от дороги, возвышалось удивительное сооружение. Если вспомнить вавилонскую башню Брейгеля, уменьшить ее… Нечто подобное. Башня из красно-коричневого кирпича, метров пятнадцати в диаметре, высотой с пятиэтажный дом. Большие круглые окна. Крыши не было, сверху свисали клочья прозрачной пленки. Со стороны дороги входа не было. Окна первого этажа на высоте трех метров, заглянуть невозможно. Пошел кругом. Никаких признаков жизни, тишина. А ведь он знает, что приеду.
Наконец, оказался с задней стороны дома, увидел высокое крыльцо тоже из красного кирпича, и дверь в дом. На крыльце тощая женщина в платье гораздо выше колен и старомодной шляпке разливала перед дверью бензин из канистры. Я окликнул ее, она, ничуть не смутившись, спросила:
— Спички есть?.. Опять забыла…
Бензина было явно маловато чтобы поджечь такую махину.
— Спичек нет, — я ответил, и спросил:
— Хозяин где?..
— Мучитель в бане — она ответила, — ладно, сегодня не вышло, я еще приду…
Махнула рукой и пошла в сторону соседнего дома, метрах в двухстах, отделен полем и полосой низкорослых сосен.
— А где баня?.. — я спросил ей в спину. Она махнула назад, в сторону кустов:
— Там речка, — и пошла.
Я направился в сторону кустов, за которыми баня.
За кустами оказался неглубокий овражек, по дну протекал ручей. Перешел овраг по мостику, поднялся к низенькому срубу из потемневших огромных бревен. Только собрался войти, как дверь распахнулась, из бани выскочила огромная голая баба. Не заметив меня, добежала до воды — и плюхнулась на дно, глубина здесь не превышала полуметра. Шлепнулась и начала кататься, разбрызгивая воду. На дне был слой черной грязи, она с самозабвением размазывала эту дрянь по всему телу, негромко напевая, шлепала себя по огромному животу, бедрам… груди мотались из стороны в сторону… Я, оторопев, наблюдал, она не видела меня. Наконец, вся женщина превратилась в темный чурбан, и потеряла для меня интерес.
Я отвернулся, постучал в дверь и, не услышав ответа, вошел.
В предбаннике было полутемно, я разглядел большой стол из прочных досок, скамью… На краю скамейки пристроился человек, он писал в блокнот на коленях, пренебрегая пустой поверхностью стола. Человек поднял голову и сказал:
— А, это вы… я сейчас.
Это был Мигель.
Он был потрясающе красив, со скульптурным подбородком, носом с небольшой горбинкой, высоким лбом… Мое творение. Я гордился собой. Теперь нечего скрывать, и мышцы шеи чуть-чуть подправил, голова сидела свободно и гордо, не то, что раньше…
Он улыбнулся мне — просто, доброжелательно.
— Милости просим, — говорит, — вы страшно нужны мне.

Два слова. Сейчас вывешу картинки, если что не так, поправлю в течение дня. Меньше стал успевать, все-таки, главное — двигаться дальше, делать новые работы, так что извините, если будут ошибки. Иногда повторяю то, что недавно вывешено.
……………………………………..

Про осенний лист и старую траву писал в романе «Вис виталис», давно было.
………………………………

Картинка называлась «Мусор», так оно и есть, но мне все равно, что означают вещи для нашей жизни, важней их внутренняя жизнь, свечение цвета, с ними интересно иметь дело, да.
………………………………….

Мне подсказали, это называется «пальцы веером»; не думал, что коты могут так расставлять пальцы лап 🙂
/////////////////////////////////////////////

Русалка на берегу. Сочувствую всем, попавшим не в свою среду. Наверное, потому, что сам «своей» среды не искал, а если бы пытался, то не нашел бы, это ясно. Очень далек от слова «мы»… Смайл.
/////////////////////////////////////////////

Набросок, чем-то был интересен мне. От цельной работы далеко, но вспомнить стоит, может, еще вернусь…
//////////////////////////////////////////////

Букеты не терплю, цветы не срываю, не гублю… а цветки отдельные люблю, сочувствую им всегда.
//////////////////////////////////////////////

Всегда интересовало ЗАСЫПАНИЕ, переход от ясного сознания в мир, в котором всё само собой живет, в полумраке, возникают новые связи, и старые вспоминаются…
/////////////////////////////////////////////

Тоже в сущности набросок, хаос текущего дня…
//////////////////////////////////////////////////

Ничего не могу сказать, так получилось…
////////////////////////////////////////////////////

Свет в окне, такая неуправляемость мне интересна, но до полной абстракции, видимо, не доберусь, и времени мало, и я всегда на грани предметности стремлюсь остаться.
////////////////////////////////////////////////////

Давнишняя картинка, но возвращаюсь к ней по настроению, и каждый раз другой получается свет
//////////////////////////////////////////////////////

Склянки эти не мою, мытье — кастрирование стекла. А для питья одного стакана достаточно, вот и мою его сто раз на дню, смайл…

/////////////////////////
Неважно, с чего начинаешь, важно, к чему придешь

Утром, еще не открыв глаза, он подумал — «воскресенье… пропащий день». Сполз с кровати, в майке и трусах — мысль, что можно спать голышом, никогда не посещала его — доплелся до ванной, ткнул пальцем в выключатель. Осветился шар из бугристого стекла. В узком туманном зеркальце он разглядел свое лицо — серые блестящие глаза, продолговатый овал, лоб крутой, упорный, сильно торчит нос, темные усики, бородка, пухлые губы… Он относился к себе с интересом, дорожил этим, и старался не делать ничего такого, чтобы зеркальный образ вызвал скуку или негодование.
Он оделся и спустился к Аркадию. Здесь его ждал сюрприз: дверь молчит, наконец, шаги издалека, хриплое — «кто», долгая возня с засовами, и во тьме передней возник Аркадий в грязном синем халате, с дыркой на животе. Рваные рукава с трудом скрывали локти, торчали огромные узловатые лапы.
— Погуляйте до вечера, — довольно сухо сказал старик, даже не назвав его по имени, — у меня, простите, сегодня дела.
Марк вернулся наверх, постоял в передней, почувствовал голод, и понял, что надо позаботиться о себе. Он любил эти минуты отрезвления, холодок свободы — оставляешь попутчика, собеседника, встречного, влияние еще не чрезмерно, связи не превратились в узы… В кулинарию, что ли?..
Он медленно открыл дверь в комнату — и замер. Посредине пола лежал огненно-красный кленовый лист. Занесло на такую высоту! Он смотрел на лист со смешанным чувством — восхищения, испуга, непонимания…
С чего такое мелкое событие всколыхнуло его суровую душу? Скажем, будь он мистиком, естественно, усмотрел бы в появлении багряного вестника немой знак. Будь поэтом… — невозможно даже представить себе… Ну, будь он художником, то, без сомнения, обратил бы внимание на огненный цвет, яркость пятна, будто заключен в нем источник свечения… так бывает с предметами на закате… Зубчатый, лапчатый, на темно-коричневом, занесенном пылью линолеуме… А как ученому, не следовало ли ему насторожиться — каким чудом занесло?.. Ну, уж нет, он чудеса принципиально отвергает, верит в скромность природы, стыдливость, в сдержанные проявления сущности, а не такое вызывающее шоу, почти стриптиз! Только дилетанту и фантазеру может показаться открытием этот наглый залет, на самом же деле — обычный компромисс силы поднимающей, случайной — ветер, и другой, известной туповатым постоянством — силы тяжести. Значит, не мог он ни встревожиться, ни насторожиться, ни восхититься, какие основания?!
Тогда почему он замер — с восхищением, с испугом, что он снова придумал вопреки своим догмам и правилам, что промелькнуло в нем, застало врасплох, возникло — и не открылось, не нашло выражения, пусть гибкого, но определенного, как пружинящая тропинка в чаще?.. Он не знал. Но не было в нем и склеротического, звенящего от жесткости постоянства символов и шаблонов, он был открыт для нового, стоял и смотрел в предчувствии подвохов и неожиданностей, которыми его может встретить выскочившая из-за угла жизнь.
……………………….

Одни люди, натолкнувшись на такое небольшое событие, просто мимо пройдут, не заметят, ничто в них не всколыхнется. Это большинство, и слава Богу, иначе жизнь на земле давно бы остановилась. Но есть и другие. Некоторые, к примеру, вспомнят тут же, что был уже в их жизни случай, похожий… а дальше их мысль, притянутая событиями прошлого, потечет по своему руслу — все о том, что было. Воспоминание, также как пробуждение, подобно второму рождению, и третьему, и десятому… поднимая тучи пыли, мы оживляем то, что случилось, повторяем круги, циклы и спирали.
Но есть и такие, для которых сравнения с прошлым не интересны, воспоминания скучны… Они, глядя на лист, оживят его, припишут не присущие ему свойства, многое присочинят… Вот и Марк, глядя на лист, представил его себе живым существом, приписал свои чувства — занесло одинокого Бог знает куда. Безумец, решивший умереть на высоте…
И тут же с неодобрением покачал головой. Оказывается, он мог сколько угодно говорить о восторге точного знания — и верил в это! и с презрением, тоже искренним, заявлять о наркотическом действии литературы… но, оказавшись перед первым же листом, который преподнес ему язвительный случай, вел себя не лучше героя, декламирующего с черепом в руках…
Чем привлекает — и страшен нам одиночный предмет? Взгляни внимательней — и станет личностью, подстать нам, это вам не кучи, толпы и стада! Какой-нибудь червячок, переползающий дорогу, возьмет и глянет на тебя печальным глазом — и мир изменится… Что делать с листом — оставить, видеть постепенное разложение?.. или опустить вниз, пусть плывет к своим, потеряется, умрет в серой безымянной массе?.. Так ведь и до имени может дело дойти, если оставить, — с ужасом подумал он, — представляешь, лист с именем, каково? Знакомство или дружба с листом, прилетевшим умереть…
К чему, к чему тебе эти преувеличения, ты с ума сошел! Выдуманная история, промелькнувшая за пять минут, страшно утомила его, заныло в висках, в горле застрял тугой комок. Он чувствовал, что погружается в трясину, которую сам создал. Недаром он боялся своих крайностей!
Оставив лист, он осторожно прикрыл дверь и сбежал. Теперь он уже в столовой, сосредоточенно жует, думает о понедельнике. Аркадий дома обхаживает черный ящик, как тот голландец свой микроскоп. «Добрый старик, — думает Марк, хрустя куриным крылышком, — но безнадежно отстал.»

……………………….

Тут произошло маленькое событие, еще раз напомнившее Марку, что пора выходить на свою тропу. Если честно, он уже успел привязаться к Аркадию. Стоило человеку обойтись с ним помягче или просто обратить к нему доброе лицо, Марк тут же таял, бросался навстречу, мог отдать последнее свое, хотя, скажем для справедливости, мало что ценил из того, что отдавал. Этих своих порывов он боялся, старался заранее выработать защиту или хотя бы спрятать глаза, которые его сразу выдавали. И потому внезапный утренний холод все же обидел его. Хотя дело есть дело.
Запивая крылышко и сероватое пюре холодным компотом — два кружка консервированного яблока в стакане воды — он увидел официантку, женщину лет тридцати очень солидных размеров. Колыхание нескольких привлекших его внимание масс вызвало в нем совершенно определенное чувство, он телепатически… прости меня, Марк за лженаучные предположения!.. на расстоянии почувствовал вес, явственно ощутил, как тяжелы и упруги эти фундаментальные округлости выше и ниже пояса. Причем его взгляд, как луч света по известной теории, то и дело отклонялся в сторону самых внушительных масс. Удивительна наша способность преувеличивать то, что интересно!
Марк, несмотря на явный темперамент, поздно познакомился с женскими свойствами. Он, как истинный фанатик, умел концентрировать свое внимание на главном, и оттого прозрения, подобные сегодняшнему, случались с ним не часто. Сейчас он был особенно слаб, потому что разлучен с любимым делом, и все могло случиться.
Он смотрит на большую женщину, раза в полтора больше его, мальчишки… Он всегда чувствовал себя незрелым, мальчиком еще, уступал, тушевался перед ровесниками. Он почти ничего не принимал всерьез, кроме своего главного дела, а они знали, как жить, так они говорили, и… держа в кармане недосягаемую для него мудрость, жили серо, скучно, «как все» — он это не мог понять.
Он смотрит — массивность и тяжесть огромных органов восхищает его, и подавляет. Серьезная женщина… Как приблизиться, о чем с ней говорить? Надо иметь особый тон, он слышал, но у него не получится. Он уверен — не выйдет, с его-то голосом… Она ходит рядом, убирает посуду со столов, от нее исходит сытое тепло. До чего раскормлена, а лицо приятное, доброе лицо, не грубое… Если б она улыбнулась, что-то спросила, он бы ответил, но она молчит. Компот кончается, а с ее стороны ни намека! Она не спешит, не смотрит на него — подумаешь, мальчишка… Не хочет замечать его микроскопических выпадов — она посуду убирает.
О, это воздержание фанатика, сжатые пружины и намертво присобаченные клапаны! Кончается дело взрывом и распадом всех запретов, причем обращены взрывы в сторону самых случайных и непотребных обладательниц могучих масс. Нет у него классового чутья, это симпатично, но опасно — ну, что, кроме твоего энтузиазма, ей может быть понятно, что ты можешь для нее еще? Фанатик и эгоист! Зачем ей твое занудство, какое-то парение, отсутствующие глаза, пыл, обращенный к зданию, где днем и ночью горит свет?..
Он вспомнил, как говаривал его приятель, смелый экспериментатор, подчинивший высоким планам всю остальную жизнь:
— Раз в неделю, по пятницам, сама приходит, и не остается… А ты, Марк, неправильно живешь, — он вытягивал указательный палец, подражая модному в то время политику, — нельзя подавлять физиологию, она отомстит.
И был прав, хотя удивительно противен.

……………………….

Марк прикончил компот, вилкой, как острогой, наколол желтоватые кружки, проглотил, встал и медленно пошел к выходу. Она сидела за последним столом, у двери, и бессмысленно смотрела в окно. Он представил себе ее огромную тяжелую голову с крупными чертами, жирной пористой кожей, оплывшим подбородком на своей тощей подушке, из запасов Аркадия, без наволочки, конечно… Только в темноте! Он прошел, значительно на нее посмотрев, она не шелохнулась, стул под ней смотрелся как детский стульчик…
Он вышел, расстроенный своей ничтожностью, неумением позаботиться о себе даже в мелочах. Как работать, когда такой кошмар!.. Он почувствовал, что одинок, общения с собой вдруг стало маловато. Такое случалось с ним не часто, зато прихватывало остро и сильно, как зубная боль. Все оттого, что прервал занятия! Он ежедневно совершенствовал свои математические знания, без точных наук жизнь не познать. Комплекс неполноценности биолога, уверенного, что все важное могут только физики — придут со своим знаменитым Методом, увидят и победят. Он уже понимал их тарабарский язык. Гордость самоучки. Но надо свободно владеть, использовать! «Пошел, пошел домой, включи лампу и повтори «множества», это важно.» Он вспомнил крошечный тот стульчик… Остановился, потряс головой — «какой же ты, к черту, воин науки!»
В конце концов свежий воздух отрезвил его, образ отступил, но не был забыт, еще напомнит о себе, во сне ли, наяву — не ведомо мне.
Хорошо Аркадию, думал юноша, шагая к дому, — он уже преодолел зависимость от наглых гормонов, и может питаться чистым нектаром мысли. Но тут же понял, что ни за что не поменяется со стариком. Он страстно любил простые удовольствия, как это часто бывает с людьми, лишенными многих радостей в детстве, из-за болезни или по другим причинам. Упругий легкий шаг, свободное дыхание — с этого начиналось его ощущение жизни. «Встречи по пятницам?.. — он поморщился, — слишком безобразно…» хотя не был уверен, что отказался бы, только намекни она ему. Он представил себе идеал — телесные радости, конечно… и ум, нежность, понимание, уважение к его нелегкому труду… А он уж добьется, завоюет вершины.

Говорят, лучше не делать необратимых ошибок, то есть, неисправимых. Согласен, только есть два «НО»
Они чаще, чем правильные поступки или исправимые неправильности, приводят к интересным результатам, не обязательно приятным, но важным. И сравнить их не с чем, природа, как опять же говорят умные люди, не нуждается в сослагательном наклонении, все существующее разумно, поскольку действительно, а все несуществующее — не действительно. Пусть не так, но другое наше внутреннее дело — в нашей голове все представляемое ею действительно, хотя, может, и не разумно… И второе, куда важней — без этих, неисправимых, нечего будет вспомнить. Я не за то, чтобы жить «сегодняшним днем» — лучше СВОЕЙ жизнью жить, а это протяженность во времени, и все в одной голове! смайл…
А по поводу событий, выборов. Я не рад, что Навальный преуспел, открыл себе ворота в будущее, вернее, ему открыли. И все для того, чтобы Путину надавать по мордам? Навальному 37, а Путину за 60, и молодые опасней старых, хотя бы по двум причинам — старик немного задумывается о конце, внимание его слегка отвлечено… И он обычно устает от самого себя, если не очень дурак. Не видел у власти ни одного мало-мальски молодого, который бы ЗА 2-3 ГОДА не скурвился, а многие еще ДО… Какой-то мудрец ходил при свете солнечного дня со свечкой — ищу человека…

Старый кот ушел в лес
///////////////////////////////

Букет без фокусов (без фокуса, т.е. 🙂
///////////////////////////////

Цветы на окне, фотографам лучше не смотреть, смайл…

Что слова… Иногда достаточно промолчать — и все ясно становится.
Когда-то у меня славная соседка была, Настя. Она жила с мужем, он шофер, значит, постоянно пить нельзя ему. Худой парень, из-за недопития нервный стал, лицо длинное, угластое, изрыто оспой или другой болезнью, не знаю. И он свою Настю очень ревновал. Она маленькая белая толстушка, милое личико, глазки сиреневые, носик тонкий… птичка-невеличка.
— Мой супруг ругается матом… — она его так называла — «супруг»…
А я был тогда женат, но об этом не интересно. Сам себе надоел. У меня родители культурные люди, надеялись на меня. И все напрасно. Мне навсегда перед ними неудобно, не оправдал. Учиться не хотел, «двигаться по лестнице», как меня учили. А теперь все чаще думаю — пусть… Как случилось, так и получилось… Жизнь смутна, непонятна… куда идти, зачем стремиться?.. Потерялся. Сначала горевал, потом успокоился — пройду уж как-нибудь незаметно по земле, а что?.. Недолгое дело. Не так уж и страшно, люди слабей меня живут и умирают, неужто я не смогу… Мимолетно пролечу из дыры в дыру, как Генка говорил.
Но иногда бес вселяется, и больно, и тошно, и жду чего-то, и тоскую… и страшно мне… Не знаю, что делать, не знаю… Нет, я не буян, робкий малый, только годам к тридцати немного разошелся. Оказалось, рисовать могу… К тому времени родители уже умерли. Но если б жили, все равно бы не обрадовались. Всем кажется, дети должны быть получше нас. Но откуда им взяться — лучше… наоборот, хуже, слабей получаются. То ли климат изменился, то ли еда другая…
Значит, Настя… Иногда заходила, яйцо попросит или стакан молока. Она все больше к жене… Потом жена уехала от меня, я начал в дверях появляться, и Настя чаще заходила. Соль, спички… телевизор заглох, к чему бы это… Перекинемся словом, и она обратно бежит. Ничего особенного. Потом кое-какие нежности сами собой возникли. Я на многое не надеялся, надолго испуган был, после брака-то…
Как-то она говорит:
— Хочешь, к тебе перееду…
Я просто обомлел. Очень разные мы с ней, о чем говорить… Теперь называют — связь. Да, но слабая, непрочная. Тайная нежность, правильней сказать. Только печаль от нее. Лежишь потом, вроде бы рядом, а словно на другой планете.
Отчего так устроено, что люди тоскуют, все чего-то ищут, найти не могут… Зачем все, зачем?.. Смотрю в окно, милый сердцу вид, лунная трава, ветки машут мне листьями… И все это пройдет, бесследно пролетит?..
Генка говорил, в один момент пролетим.
Так вот, Настя… Я ее жалел, а она, наверное, меня. Может, это и есть любовь?..
Хочешь, перееду, говорит, и смотрит…
Я запнулся, помолчал, может секунду, две… Она не стала ждать, вздохнула — и ушла. Больше не встречались. А потом они получше квартиру получили, уехали в центр города, и я потерял ее из виду.
Прошло лет двадцать, как-то встречаю женщину, она смотрит на меня, смотрит… По имени назвала, тихо, с вопросом — сомневается, я ли это…
А я сразу узнал, Настя.
Что скажешь… Пожал плечами, кивнул, улыбнулся… пошел своей дорогой. За углом не по себе стало, схватился за стену, словно на обрыве стою, в глухом тумане. Милое лицо, только опухшее… Я знаю, что это значит. И под глазами, на щеках, у рта глубокие морщины. Не могу смотреть на людей, к лучшему ничто в них не меняется. Я в другую сторону обычно гляжу — на лес, на воду, на зверей… Как все-таки чУдно все устроено кругом… кроме жизни нашей.
Постоял, отпустил стену, дальше пошел. Домой. На край города. Поздно прошлое вспоминать, у времени обратного хода нет. Человек живет, живет, стареет и умирает, простая история.
Вот Генка удивился бы моим словам, образованный был. — «В такую ударился банальность… » — так он обычно скажет.

……..
Немного непривычный для меня по цвету, но пусть повисит уж…

////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////

////////////////////////////////

///////////////////////////////////

/////////////////////////////////////

///////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////

Окно, смотрящее на развалины монастыря
///////////////////////////////////////

Старый кот ушел в лес
///////////////////////////////////////

Ну, осенний такой, если название необходимо.
///////////////////////////////////////

Это друзья мои, бутылочки-графинчики да скляночки, в них давно переселилась моя, как говорят, душа. А за окном — овраг, там похоронены почти все мои друзья. В общем, вполне оптимистическая картинка, на мой взгляд, потому что мы все вместе.
///////////////////////////////////////

Туман так туман, и стекло, не мыть же его, и взгляд через стекловидное тело…
////////////////////////////////////////

Старая-престарая доска. Когда-то разделочные доски вырезали из настоящего дерева, а потом уж пошли фанерки клеенные. Дешевые были, дырку заделывал, и писал по ним, проклеив и прогрунтовав предварительно, а как же…
/////////////////////////////////////////

Набросочки по памяти из Коктебеля. Давно там не был, и больше не буду. Куда ни приедешь через много лет, везде всё не так, они говорят — стало лу-у-у-чше, а я не верю.
……………………………

////////
Вариант, пробы, попытки, текущие дела…
Тут я пытался ответить на одно письмо, и обнаружил, что дико повторяюсь. Стер. Сказанное один раз — уже сказано, вот поэтому (в частности) я не прозаик в традиционном смысле — не хочу ничего ни рассказывать, ни пересказывать, мое дело — один раз показать впечатление, состояние, ощущение, и поэтому естественно и плавно все больше склоняюсь к изображениям. Но и там ничего хорошего, поскольку не понимаю слова «красота», это нечто бредовое, и рождается и гнездится в воспринимающих изображение, речь, музыку… Для меня единственное слово — «точность», соответствие внутреннему состоянию, и здесь ожидают еще бОльшие сложности, это бесконечная задача, но единственная, вызывающая уважение… именно бесконечные нам и нужны… смайл, конечно, смайл, стоит ли самого себя воспринимать слишком серьезно, а уж окружающий мир — тем более. Отдельные судьбы отдельных зверей, трав, деревьев… и людей тоже, но никаких стад, лесов-полей и людских сборищ!

//////////////////////////

Упражнение для гибкости.
/////////////////////////////////////////

Эскизик, на натюрморт не тянет.
///////////////////////////////////////

Мелки. Из старенького, сейчас для меня жестковато, слишком явно, контрастно, но было, не вырубишь и топором. Не обязательно во всем прошлом любить себя, но вычеркивать глупо, да и опасно — непрерывность прервется, а ею занимается в нас день и ночь особая служба цельности, как без нее поддерживать в себе уверенность, что тот двадцатилетний дурачок и постаревший графоман — одно и то же лицо, а?.. Не, не верьте словам — ни-ког-да, если они для вас — слова и мысли, буквы-знаки… верить можно только образам, картинам, которые возникают, в частности, из верных точных слов. И ты бросаешься помогать, спасать героя, а не смотришь на него сквозь «пыль веков», простите за банальность в квадрате.
///////////////////////////////////////////

Если картинка получилась, то у нее одно свойство есть. Конечно, не одно, и это не самое значительное, но ограничимся. Масштаб. Улица, или кот едва протиснется?.. То же относится к натюрмортам, значительная фигура масштаба не имеет, она от своего значения велика. Поставь с ней рядом спичечный коробок, и тут начнется интересное. Или вещь сожмется, значит обман, или коробок возрастет до размеров дома, значит все в порядке.
///////////////////////////////////////////

Был цвет, и надоел, раздражает, значит банальный цвет, ничего хорошего.

Мне не раз говорили, как вы могли бросить науку!.. И у вас ведь шло отлично, шло!
Как шло, только мое внутреннее дело, раз ушел, значит, плохо шло, и никакие статьи в международных журналах помочь этому внутреннему ощущению не могли. В один момент ушел, испытал свободу, пустоту и замечательное ощущение «отвязности», как теперь говорят. И страх, конечно, потому что был уверен, что в жизненном плане ни на что больше не гожусь. Но только в жизненном, а открывалась передо мной новая жизнь, и я в ней за несколько лет успел укорениться, и полюбить так, как никогда никого не любил, вот такие пироги, смайл. Меня сразу оставило тягостное чувство постоянной напряженности от довольно мелких умозаключений, на что-то «эйнштейновское», на свободные простые вопросы я не был способен, был зажат с детства, да и по структуре своей ни к чему интересному не был готов, мне нужно было готовиться, а времени я себе не дал, и мне не дали, вокруг торжествовала мелкая, вытягивающая из тебя все соки жизнь… и сейчас она такая, ничуть не лучше, но тогда я был совсем щенок!.. и на что вообще был способен, к своим 17 годам сказать никак не умел! И потому, убежав из дома, из сумерек, в которых прошло мое детство, попав в достойную, высокую, но чуждую моей природе (а что я знал!) среду — науку, задавал природе вполне деловые, но мелкие вопросики, два-три раза мне природа отвечала, но словно отмахивалась… Слыл вполне достойным и надежды подающим, но себя не уважал. Почему? — да ни почему! так — и всё, объяснить не мог бы, если бы даже старался.
И сейчас ничего не могу в свою защиту сказать, и не хочу говорить, всё, что надо было мне для выяснения с самим собой, для разборок этих… потом написал в «Монологе о пути», разложил себя «по полочкам», это отцу, это — от матери, тут — конфликт… Зачем? Окончательно освободился, мне важно было понять «степень случайности». Жизнь — столкновение Случая с Ответом, больше ничего. Все, что нас окружает и от нас не зависит — Случай, всё, на что мы способны из собственных глубин — наш Ответ. Он тоже Случай, но другого порядка, зависит от данного нам природой, родителями, впитанного в раннем детстве… А потом тебя выстреливают в жизнь, и задают вопросы, а ты уж отвечай, давай! в свою полную силу, честно, то есть, исходя из всего того, что тебе дано тем, другим, родственным тебе Случаем.
И первое время после ухода из науки меня больше всего поражала легкость и радость. Легкость, с которой мне вроде бы все давалось, никакого тебе давления в глубокомысленном лбу… и радость поразительная от того, что делаешь, и что получается. Где сложность, где тяжесть? Этот вопрос иногда приходил ко мне, потому что весь опыт предыдущей жизни говорил, что легкости без тяжести не бывает… Легкость от освобождения от не присущих мне усилий: я с раздражением воспринимал ту модель мира, которую мне навязывала наука, а в ней без модели никуда не денешься. Но теперь у меня была другая модель. Меня раздражала «конвейерность» процесса, ничуть не радовало «чувство плеча», ощущение общего дела, я искал свой угол, где буду один догрызать свой вопрос, и такого угла, конечно, в современной науке не было, или его мог найти гений, а я не был гением, что скажешь… Да, новое дело оказалось БЛИЖЕ КО МНЕ, вот в чем штука, и всё мое интровертское эгоцентрическое существо обрадовалось…
Но тяжесть скоро дала себя знать, и это дало мне облегчение, и освобождение от сомнений: я не любил легкости, вернее, не понимал ее природы в новом деле, а моя совесть хотела, чтобы чувствовал полную силу и напряжение своих усилий. В науке я это понимал, но не уважал.
Так что не прошло и двадцати лет легковесного и радостного существования, а что такое двадцать лет — момент! счастливый был момент! Возникла тяжелейшая особой природы задача, когда смотришь на картинку — миллиметр вправо или миллиметр влево расстрелу равносильны, или ты что-то, или никто! Чуть сильней цвет или чуть слабей, а этот оттенок… никакая мысля не поможет, а только тяжелейшее усилие сравнения того, что видишь с каким-то внутренним «стандартом», пусть только на момент… и УГАДЫВАЕШЬ его в себе постоянным напряжением, но уже не мысли, а всего своего существа, единения тела и внутреннего ощущения своей жизни в нем. Никогда раньше такого напряжения всей своей сущности не испытывал: когда перед тобой пятно света и цвета, и два пятна, и даже три, и ты должен, чувствуешь, что без этого невозможно — выбрать такие соотношения, чтобы внутри тебя, именно ВНУТРИ, а не где-нибудь, и это главное — внутри!.. что-то улеглось, успокоилось, и возникло чувство — наконец, все в порядке… Пусть на момент.

Дело в сущности ерундовое, хоть горшком назови… Довольно часто ко мне обращаются в письмах — Дан Маркович, и я чувствую, что мою фамилию — МаркОвич, считают отчеством. Меня всегда звали Дан, по имени, так обычно обращаются к художникам. Но если кому-то хочется использовать отчество при обращении, то вот оно — Семенович. Дан Семенович Маркович. Мне все равно, но мои родители, возможно, обиделись бы, им важна была фамилия, поэтому уточняю.

Отвечаю, извините, в спешке, как всегда с картинками завал, что-то не доделано, что-то оказывается, вчера не так как надо сделал… По поводу Вашей философии. Понимаете, я не философ, у меня дядя был настоящий философ, защищал дисер в Германии по Канту, в двадцатых годах (они жили тогда в Эстонской республике, и ездили свободно). Я в двух словах, как представляю себе жизнь, сами понимаете — «в двух словах», что это такое, смайл. Что-то я взял из известной в социологии теории катастроф, уж больно ложилось хорошо на мой личный опыт. Моя жизнь траектория с критическими точками. Между точками хоть стены круши — ничего существенного не накрошите, идёте-плывете как инфузория-туфелька, поближе к свету, к покою (так недоступному!) 🙂 А в критических, да, иногда муху обидишь, а большие последствия могут быть для личной судьбы. Про свободу вообще не говорю, никакой нет. Только не путайте с политикой, с властью, там черт знает что может быть по части несвободы, но это не о том разговор, меня это никогда особо не трогало, ну, повезло, да и сам я плевал на жизненные трудности, предпочитая быть нищим, но прилепляться каждый раз к своему любимому интересному делу. С потерями, конечно, с потерями, но отряхнешься, и дальше… Унизить, оскорбить нас могут только равные нам, это не я сказал, но всячески поддерживаю такое вот высокомерие, и не хочу, не хочу влезать в споры по поводу того, как лучше или хуже «управлять» людьми. Я за то, чтобы никак, но сколько видел политиков, все они скурвленные или быстро скурвливались, пардон за неловкое слово. Так вот, критические точки, но и там никакой свободы, а есть ограниченный выбор, который вам подсовывают обстоятельства, и что мы можем? Изо всех сил, честно и в меру своей смелости (поднатужиться) — и дать честный ответ, руководствуясь своей совестью, то есть, генетикой, ранним воспитанием и опытом неудач, именно неудач, потому что они учат и подправляют. И всё, и всё… А остальное, картинки, тексты — все доступно в Интернете, пива ни с кем не пью, только сам и дома с женой, на своей кухне. Здесь, надеюсь, всё и закончится. Вот и вся моя философия. Будьте здоровы, не философствуйте слишком много, ум это западня, я за простаков, только не придуманных, а настоящих. Всего!

Я знаю нескольких человек, которые в конце прошлого века, будучи в зрелом возрасте, мечтали дожить до нашего, двадцать первого. Некоторые связывали с этим переходом во времени какие-то мечты, желания, надежды, а другие просто ставили себе цель, это помогает, когда жить становится трудно, дышать тяжело…
Некоторые из них не дожили до этого события, не вошли в новое время, и теперь разлагаются в земле или пеплом рассыпаны по местности, которую любили. Я атеист, и не верю в светлое продолжение, и в темный мир не верю; все самое светлое и темное, я думаю, здесь произойдет, и с нами, и не с нами… Пока что атеизм не преследуется, просто осуждается фарисеями или искренне заблуждающимися. Заметьте, я не пропагандирую атеизм, а то, смотришь, и это может оказаться криминальным действием, кто знает…
Вот наступило новое время, пока что из моих знакомых, живых, конечно, никто не счастлив, настоящее не светит ясным светом. И надежды на будущее у них мало из-за нехватки личного времени. Но мечта была, это приятно вспомнить. А вот тем, кто только появился в конце прошлого века, трудней чем нам – мечты нет и не будет, никто ведь не надеется добраться до века следующего. Зато у них другие мечты, более приземленные. Некоторые верят в силу своей активности, это приятно, если не слишком назойливо звучит. Старики говорят, есть такая штука – ирония истории, люди хотят и делают одно, а получается совсем другое. И что, значит, ничего не делать? Тоже неправильно, жизнь пройдет мимо, ускользнет как утром забытый сон. Все это так трудно — и решать, и не решаться, что в конце жизни кажется, обещай еще раз прожить, и тот же двадцатый век?.. Не, ни в коем случае.

Кот спасенный, хотя немного пострадал, но дело поправимое.
///////////////////////////////////////////////

Из серии окон за мусоропроводом. Мог бы не писать, откуда пришли, но у нас и за мусоропроводом бывают интересные события.
///////////////////////////////////////////////

Цветок с собой был, если кто думает, что здесь глубокий смысл, слишком хорошо обо мне думает
//////////////////////////////////////////////

Ночной вид дорог мне, всегда завидовал котам, для которых ночь не проходит так бездарно мимо…
//////////////////////////////////////////////

Противоречивость распространяется на всё: с одной стороны, есть чувство, с другой стороны любой объект, переходящий в изображение, становится частью изображения, и все они одинаково живые… или мертвые, в зависимости от авторского лица… смайл…
///////////////////////////////////////////////

Фрагмент пейзажа. Почему-то особо ценится махание руками — мазки художника. Неважно, можно одними одинаковыми точками писать, можно царапать металл похожими штрихами, а потом делать механически отпечаток на бумаге… Чувство такая штука: есть — есть, нет так нет… если живо, то свободно уходит с одного уровня на другой…
/////////////////////////////////////////////////

Опять же, нет глубокого смысла, просто чуть больше света, значит больше и тьмы, вопрос вечный, и каждый художник решает для себя — жизнью и картинками. На сегодня хватит, кошки хотят есть.

/////////////////////////////////////////////////

///////////////////////////////////////////////

///////////////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////////////////

……………
Ну, в общем, разные попытки, которые трудновато объяснить даже самому себе.

Тут, конечно, сказывается раздражение «правильно» устроенными натурмордиками, так бывает, когда начинаешь застревать в наезженной колее. Опыт говорит, что не надо себя сдерживать, но лучше если в чем-то одном, при этом не упуская другую сторону, чтобы не влететь в хаос и чепуху. Однако, разгильдяйство в чем-то одном, например, в общем устройстве, заразительно, и передается на цвет, с которым по-прежнему вожусь, но тоже с некоторым раздражением уже. «раздраЖЕнием уЖЕ» это жужжание явно неспроста, неспроста…
//////////////////////////////////

А в этом раздражение перекинулось на общее устройство, хотя в цвете оставался скромен даже чрезмерно. Что поделаешь, картинки это СОСТОЯНИЕ, а на улице дождь, и холод, лето явно отдает концы, а что может быть хуже холода, даже герой Амундсен говорил, что против холода устоять невозможно.
/////////////////////////////////

А здесь всё довольно традиционно, ну, смазал пятна, это банально. Неспроста, конечно, навязчивая предметность раздражает — сегодня, а что будет завтра — посмотрим… Когда-то похожим путем шел Кандинский, когда уходил от посредственного реализьма. Далее потерял энергию неравновесия промежуточной позиции, зато получил преимущество ясной речи… но погряз, и навсегда, в сухости и холоде . А промежуточные его вещи, когда еще угадывалась предметность, очень хороши.

Отличие от FB — иногда сюда пишу кое-какие слова, неподготовленные тексты. Это не комментарии к картинкам, а так, что-то о чем-то…
………………………………………………
………………………………………………..

Окно, на подоконнике старое красное одеяло. Долго с ним возился, цвет не устраивал. Ну, как-то выкрутился, хотя осадок остался.
///////////////////////////////////////////////////

По этой лестнице много ходил. Потом по долгим требованиям жильцов, сделали косметику, и перестал ходить. Любимые углы исчезли, ненавижу чистоту. Время нас занесет грязью, мусором, землей, и слава богу — все пройдет.
//////////////////////////////////////////////////

Любимое занятие моих аристократок — охота на мух. Вспоминается Ван Дейк с его расфуфыренными молодыми идиотами (есть такая картинка). Мои куда умней, и делом заняты.
/////////////////////////////////////////////////

Иногда картинки — оправдания. Масяня на подоконнике, яркий день, все хорошо. Судьба с детства ловила эту кошку в западню, три раза мы спасали ее, в четвертый раз не смогли. Но здесь короткие дни удачи.
/////////////////////////////////////////////////

Утренний туалет. С синим (условно говоря, названия приблизительны) у меня постоянная борьба была, терпеть не мог. А сейчас все спокойней к нему, «теплохолодность» начинаю признавать, признак старости, говорят.
/////////////////////////////////////////////////

АТАКА. Я не любитель «схватывать моменты», это особый интерес, своего рода жанр, фото-журналистика. Сильней, чем мне хочется, зависит от удачи, и от техники. По мне так хоть спичечным коробком снимай, с дыркой… Но если долго общаешься со зверями, с птицами, то некоторые моменты сами просятся.
……………………………………………….

Если бы молодость знала… Почти ничего не добавил 🙂
//////////////////////////////////////////////////////

«Как я тебя понимаю…» Соня и мой любимый персонаж беседуют.

……………..
К картинке не относится, отдельно приплыло: хороший цвет как вкус во рту, когда еда вкусная, а плохой цвет, когда во рту ничего нет. Бывает, еще хуже, но это от желудка

Нельзя насиловать собственное чувство меры, неприятно и вредно. Но ходить по его границе, хотя бы иногда, весьма полезно, и заглядывать за край тоже…
Но я только об искусстве говорю.
…………….
Повторяю в который раз, проза — щи из топора, как хотите, понимайте. Но вообще-то, любое творчество напоминает об этих щах…
………………………….
Есть гомосексуалисты и гетеро-они же. Преимущество гомосексуализма в том, что не рождаются дети. Только частное мнение, не агитирую, наоборот, всегда знакомых поздравляю с приплодом. И с сочувствием к детишкам, детство самая мрачная пора жизни, полное непонимание и неосознанная несвобода, потом они становятся осознанной необходимостью и кажущимся пониманием… Интересно, есть ли гомо и гетеро среди сексотов, то есть, склонность стучать в зависимости от пола объекта?..
………………………….

Сочетание сероватых с сильным цветом интересно мне, границы непонятны пока
/////////////////////////////////////////

Видимо, сказывается отвращение к пейзажу, который, в отличие от истинного горожанина, наблюдаю уже полвека, и деться некуда от него, смайл…
///////////////////////////////////////

Известная фигура из трех пальцев, уже задачка почти невыполнимая, тоже смайл Люблю Марке, потому что истинно высший пилотаж, но с подозрением отношусь к «туманным разводам», в том числе и собственным, за которыми так часто неумение усмирить форсированный цвет. Вот время от времени и пытаюсь раздвинуть рамки собственных возможностей, тоже смайл, но с нервами…
//////////////////////////////////////

А здесь эти синеватые штучки наверху очень люблю, но что с ними делать… 🙁
Все остальное надо съесть поскорей.

………..
Не уверен, что зрителям интересно, но для меня такие странички, состоящие из картинок, которые делал в разное время, интересны, так что потерпите уж… Если думаете, что художник знает, куда он двигается, то это не обо мне. Какие-то пристрастия со временем проявляются, не знаю, как их назвать, наверное, сейчас мне бы хотелось обращаться с цветом тоньше, со светом аккуратней, и вообще, быть поточней, вот все, что могу сказать. Самое ТО — взять свой старый сюжетик, рисунок, и перескочив через эту стадию, заняться тем, что интересно. Поэтому и возник фотоаппарат — он мне легко и аккуратно дает эскизик, «рыбу», как говорят ученые, и мне не нужно ничего выдумывать на подходах. Конечно, из ста таких эскизиков выбирается несколько, видимо, здесь спрессована начальная работа…
Так бывает с художниками в старости, — хочется тише, темней, (а некоторым, наоборот, светлей), попроще, лаконичней, потоньше, осторожней с переходами, с контрастами… И никакого отношения к действительности, наелся этой действительности, и сделать хоть что-то «на злобу дня» — ни интереса, ни желания. Никогда не было, но сейчас особенно.

Когда тебя не будет, какая разница, где тебя не будет. Когда ты есть, безразлично, где ты есть, потому что всегда в одном месте есть — в себе. Иногда думаю, а это редко со мной случается, но ранним утром бывает, если проснусь, конечно. Мысли свои не ценю, в снах я гораздо интересней, и точней. Но это, говорят, многим кажется. И все-таки думаю, какого черта сижу вот здесь, в одном месте, и возможно, полвека просижу. Причин много, писал об этом в «Монологе», после него мне один умный человек сказал — «хотел бы взять у вас интервью, но «монолог» уже написан…» Он прав, больше о себе нечего сказать, если по существу. А о других я так мало знаю, что ни говорить, ни писать не могу. Что-то чувствовал, и продолжаю, к сожалению, но это не мысли, никак нет. Да, причин высиживания много, но главная — все равно, где жить, и как в этом идиотском мире устраиваться, приспосабливаться… А что важно — ничего не важно, кроме того, что внутри происходит. Не люблю это слово — душонка, — в голове, конечно, всё и происходит, и это главная тайна, и нерешенный вопрос. То, что мысли ничего не значат, в этом убежден, но вот ЧТО все-таки значит — сказать трудно. И мыслей никаких об этом нет. Лента переживаний. Наверное, все-таки придется написать. Когда себе кажешься полным дураком, и в голове пусто, и мыслей никаких — самое время написать.
Про щи из топора.

Сильно обработанный фрагмент фото-постановки-фотонатюрморта, в котором участвуют реальные персонажи — картина и букет цветов. Здесь многое что использовано, из Фотошопа, картинка получилась неуклюжа, поэтому даю фрагмент, и только потому, что есть намеки на интересное цветовое решение. Оставим на будущее 🙂
////////////////////////////////////////////////////

Старый натюрморт с морковкой, какая уж есть… Здесь тоже повозился с цветом.
///////////////////////////////////////////////////

Я бы назвал его — «две вещи», из симпатичных мне, но между ними явно согласия нет, а несогласие не доведено до той точки кипения, когда начинается что-то интересное. Проба, здесь можно еще поиграть, но шансы невелики.
//////////////////////////////////////////////////

На это смотрю с большим душевным скрипом, но опять-таки — есть моменты с цветом, которые на будущее пригодятся. Подобно той картинке, которая была уже здесь
http://i065.radikal.ru/1308/aa/1b22d3fc3336.jpg
Отношение — «и да, и нет»… Иногда сами как бы получаются такие вещи — идешь-идешь, и вдруг, не думая, не желая, пересекаешься с художником, который давно умер… Все равно, независимость бунтует. Случайно!
Да ладно… разойдемся как в море корабли, тем более, что он уже закончил свой путь. А имя не скажу, неважно. Нет, пожалуй, у него другое отношение к свету, тоньше, и он разлит везде… Впрочем, все чепуха, посмотрим, что дальше будет.

Не надо путать общественное поведение с творчеством. ТО, что происходит на всяких тусовках и конкурсах, к искусству отношения не имеет вообще. И все эти оценки просто смешны. Когда-то я участвовал в первых лит. конкурсах, «Тенета» и «Арт-Лито». Там было еще интересно, энтузиазм первопроходцев, честность, искренность, и участвовали незаурядные люди. Хотя уже тогда было много рассчитывающих на «короткий эффект», на «пилотажи» всякие. Потом вообще стало отвратительно, как только показались большие деньги, и сформировались группы и кланы. Я дошел до длинного списка руского Букера не помню уже в каком году, а потом «поблистал» на конкурсе Прохорова «длинный нос», и оттуда уже бежал, зажавши нос, начали выставлять баллы, и так, что по 40 000 за ночь набегали, включали какие-то автоматы, дурость несусветная… Конечно, результат меня не интересовал, но еще казалось, что будет серьезное общество, люди, интересующиеся тем, что написано… Ну, а дальше вообще… следил на расстоянии, и ничего, ни одной книги не прочитал за последние годы. Один-два абзаца, редко — страничку. Поймите, меня вот эта жизнь не интересует больше, которая сейчас доминирует, и о которой пишут многие, рассчитывая на успех или даже искренно интересуясь. И то и другое для меня мертво. А как написано?.. Или отвратительно, или очень хорошо, но отвратительный и совершенно мне не интересный подход и к жизни, и к искусству. А об изобразительном творчестве вообще не говорю, не участвовал с самого начала, мне слишком дороги мои картинки, чтобы их грязью поливали. А литература… да, было, уже под шестьдесят, с ухмылкой участвовал, а потом, конечно, в сторону отошел, и сейчас даже печатать ничего не буду пытаться, пишу мало, и не думаю, что это кому-то интересно, про зверей, про творчество, про некоторых людей, которые или дураки или идиоты, они мне симпатичней всех… (я имею в виду широкого читателя, а 100-200 человек, отчего же… — мой круг) Что-то есть в сусеках, и пусть себе лежит. Моя точка зрения: человек строит свою жизнь, как пишет картину, от начала и до конца — сам, и сам за все отвечает, никакие правители не интересны, не могут ни помешать, ни помочь, а справедливости и свободы никогда и не было, кругом всегда было — злодеи, или ворье и мошенники у власти, проститутки и «деятели», которые якобы хотят добра, только вот делают одно зло… А что искусство… кому-то помогает, кому-то мешает, но это между прочим происходит, главное — как пишешь свою картинку — жизнь… главное — что-то тебе дали родители, вложили, время подбавило, и единственное, что можно сделать, это максимально реализовать данное тебе, то есть дело сделать, а что о тебе скажут, да пусть что угодно говорят. Всегда есть отдельные люди, кругом не полная пустота, слушать их не надо, а прислушиваться бывает интересно, потому что иногда видишь, и что умней тебя, и талантливей есть…