Он всю жизнь подвизался в темных уголках медицины, где мало ясного, особенно любил кожные болячки. В конце жизни стал специалистом по сексу, на всю республику гремел. Секса тогда еще не было у нас, первая ласточка…
«Исчезнуть бы из времени в свои дела-делишки… и плевать на империи, правительства…»
Он не умел говорить тихо, без напора, Немо. Некуда было уходить, но очень хотелось.
Кем же он был?
Не знаю. Настолько многочисленны и разнообразны жертвы той войны… Все мы ее жертвы. Сейчас бы остановиться, помолчать… Но я продолжу, потому что скольжу по поверхности явлений и событий, я не историк, не психолог, могу только рассказать-показать, иногда намекнуть…
— Время не для нас, — Немо говорил. — В чем трагедия? Не стало семьи. Семьи! Но надо жить, Альбертик, будь умным, быстрым. Мы не со временем живем, с людьми.
Наше время — царство дураков, он говорил.
— А до войны?
— О, до войны… Была семья!.. Семья, понимаешь?.. Можно было жить.
Дурак, я думал, мамзер несчастный, все забыл! Но что ему говорить, «ты тогда не жил», один ответ. Да, не жил. И я злился — «не Альбертик я…»… Хотя мне было все равно, хоть горшком называй. А ему важно было, как его звать-величать, он не хотел свое имя даже слышать — Немо, и точка. Так я его и называл — Командор, или Немо.
«Плевать на империи?..» Если бы позже, он бы диссидентом стал? Вряд ли, он слишком жить любил. Простые удовольствия. Пожрать, например.
Как он впервые на моей памяти появился?
……………………………………..
Сорок девятый год… Мне шесть. Еще был жив отец. Нас трое от всей огромной семьи осталось — я, отец и мать. Не буду перечислять, я не знал тех, кто не вернулся. Только по фотографиям да рассказам матери, очень немногословным. Буду говорить о том, что хотя бы краем глаза видел.
От довоенной жизни остался огромный круглый стол, за которым раньше собиралась семья. Когда мы вернулись, квартиры не было, даже дома — развалины, результат налета советской авиации в марте 1945-го. Этот стол отец обнаружил через год после возвращения. В дальнем углу барахолки продавали старую мебель. Во время войны местные грабили оставленные евреями и коммунистами квартиры, стол вытащили, и таким образом спасли. Он был огромен, тяжел, повреждена единственная толстая нога, на ней из темного дерева выглядывают лики ангелочков. На потрескавшейся поверхности отец нашел вырезанные братьями нехорошие слова. Притащил. В крошечной квартирке стол занимал полкомнаты. Теперь за ним пусто стало.
Дверь открыла мать. Немо на пороге с двумя чемоданами, молчит. И она молчала, разглядывала его. Они не виделись с войны. Тогда он продрался к нам, в самое жуткое время, зимой сорок второго, прорвался через всю страну, широка она была… из Самарканда до чувашской деревни Тюмерево, тыщи, тыщи километров — хаоса, страха, голода… Единственный геройский поступок в жизни. Не так уж мало, если вокруг себя посмотреть. Его тогда было не узнать, скелет…
Он стоит, молчит. Потом недовольно проскрипел:
— Ну, здравствуй…
Мать молча посторонилась, он протиснулся в нашу узкую темную переднюю. Ему всегда и везде было тесно. Я остро почувствовал, даже в свои шесть лет, его боязнь закрытого пространства.
— Отец, к тебе…
Мама не любила Немо. Еще до войны не любила, когда он был юнцом. Он лет на семнадцать старше меня. За точность не ручаюсь, он уверял, что сам не знает своего дня рождения, свидетельства никогда не видел. И он мою маму не любил. Он любил моего отца, истинного представителя семьи, так он считал. И вот, он в нашей узкой прихожей, сковыривает с ног грязные башмаки, пыхтит в полутьме… Да ладно тебе, кричит из комнаты отец, проходи. Вышел, такого же небольшого роста, только в два раза старше. Какая-то неловкость между ними… Война, вроде бы, всё смела? Нет, есть вещи посильней войны. Отношения не забыты. Внешняя сторона такая — дядя бросил мать Немо, поступил грубо, некрасиво. Но и она, говорили, хороша была… Вся семья участвовала в скандале, как же… Впрочем, не мне вникать, давно было.
Меня он в первый раз почти не заметил, задел краем глаза, прошел мимо. Тогда я был для него не интересен. Потом, когда не стало отца, он оглянулся, увидел меня. Чувство рода, притяжение генов?.. Черт его знает, мне всегда было чуждо это.
Разговор Немо с отцом. Тонкий голосок, но в нем столько напора, что я сжимаюсь. Немо в два раза моложе, но поучает. Опасно!.. Скрыться, бежать… В деревню или небольшой городишко, где-нибудь у Чудского. Переждете…
Отца тогда выгнали с работы, искали «убийц в белых халатах»… После ухода Немо, он вздыхает — куда мы уедем, куда?..
Немо был прав, через два года отца не стало. Накрыло как волной. Еще повезло, умер дома в своей постели. Вернулся с допроса, и на следующий день… Обычное дело, инфаркт. Никто в городе не умел читать кардиограммы, диагноз поставили на вскрытии.
