Из повести «Паоло и Рем»

Паоло возвращался в мастерскую. В груди у него клокотало и сипело, он в последние дни скрывал это от окружающих, старался не подходить слишком близко, когда говорил, избегал тишины, а это было легко, потому что по коридорам постоянно бегали дети, расхаживали многочисленные гости, которых он не знал, это были знакомые и родственники его жены, он относился к ним доброжелательно и безразлично. В этой части дома, в переходе от большого здания к флигелю, было тихо, и он слышал свои шаги и тяжелое хриплое дыхание. Никогда не думал, что станет стариком и будет вот так дышать. «Я умру быстро и легко», так он думал в молодости. Или, «я так устану от работы, от славы и денег, что сяду и засну, и не проснусь, вот и все».
Его настиг ужас умирания, мужества и веры в свои силы не хватало, чтобы выдержать натиск страха. Он был один, ему стало жутко. Он обернулся, чтобы увидеть, кто сзади, но там никого не было, и впереди пусто, в большой мастерской, светлой, теплой… Всю жизнь мечтал о свете и тепле, а сейчас хотел одного — забиться в какое-нибудь тоже теплое, но узкое и темное место, и отсидеться, пусть лучше давят стены… Переждать, чтобы пронесло, чтоб не заметили его, вдруг снова повезет.
Он вошел, и, не зажигая света, сел в свое кресло в углу, напротив стеклянной двери, за ней широкий балкон, там бродили сумерки, поглощавшие остатки дня. Он не хотел больше света, он хотел скрыться и закрыл лицо руками. Так он поступал в детстве, когда оставался один, в ужасе от темноты, и заснуть не мог, потому что придет другая темнота, еще страшней. Он боялся, что не проснется, подступит духота и сожмет горло, стены навалятся и раздавят грудь… Потом приходила мать, прижимала его к себе, они согревались, но в этом мизерном тепле среди огромного холода не было безопасности. Мать умерла, его взяли дальние родственники, устроили работать, так началась его взрослая жизнь. Он понял, что никто не поможет, надо карабкаться и не уставать. Биться, даже не веря в успех, не глядя ни назад, ни далеко вперед — только под ноги перед собой.
Он победил, поверил в свои силы, в удачу, и создал мир огромных картин, не похожих на свою прежнюю жизнь.
Победил, а теперь оказался побежденным.
Только бы без унижений… Во всяком случае, он умрет в своем доме, окруженный близкими людьми. И картинами, которые любил.
Они многое содержали, в них не было одного — глубины. Не могло быть того, чего не было в создателе. Он обладал гениальной способностью видеть поверхностные связи вещей, но глубоко заглядывать не мог: все, что оказывалось глубже его предела, он мгновенно, почти бессознательно, отталкивал от себя.
Глубина в осознании всех сторон, а он не хотел такой сложности, в ней печаль и ужас, он это знал. Боялся потерять все, что приобрел, упасть обратно в темную ледяную дыру, из которой возник. Мечтал видеть только радость и крупные нечеловеческие страсти, оформленные богато и изысканно, со вкусом, но обязательно — красиво! Он писал картины о том, к чему всю жизнь стремился.
Не получилось. Построить мир из одного света он не сумел. Он создал сияющую плоскость.
Простая истина, и печальная — все состоит из света и тьмы.
А эта небольшая картина на ярмарке… она поразила его.
Художник — бродяга, нищий — и с таким спокойным достоинством, без страха, сухо, даже слегка отстраненно… Говорил о том, о чем Паоло и думать избегал. Нельзя сказать «не мог» — не хотел. Теперь он был богат и мог писать, что хочет. Он так и делал, он по-другому не хотел. И не скажешь — не получилось, он и не пытался. Не потому, что не умел — чепуха, он всё умел, его называли богом живописи, да. А тут… простая вещица, портретик, примитив, лицо застряло посредине, ни справа ни слева… аховая композиция! И все в потемках, какое тут мастерство… Но он знал — ничего не решает мастерство, оно всего лишь умение, возведенное на вершину ремесла.
Значит, не о чем жалеть, нечего стонать, раз другого и не хотел. Он, что ли, не знал человеческую сущность? Он был дипломатом, видел грязь, предательство, на которое способны люди ради благополучия или идеи. Знал, знал… но в картины не допускал. Когда подходил к холсту, всю эту мерзость забывал начисто.
Но за все приходится платить, и он заплатил: за радость — пустотой.
Ему сказал когда-то старый итальянец, мастер — картина как гроздь винограда, с одной стороны свет, с другой тень… Он понял это как заповедь мастерства и неукоснительно выполнял. Но эти слова таили в себе и другой смысл, который он упустил. Жизнь и картина устроены одинаково, и требуют одинаковой честности перед собой.
Мы часто говорим о способностях, о таланте. Любим при случае упомянуть, что, мол, многое имели, да не свершилось, не суждено… Чем ближе к концу, тем смешней эта болтовня. Только то, что совершилось — было, остальное… даже смешно говорить… Тени, проблески, задатки, надежды… — все истлеет, растворится в могильной жиже. Человек — то, что с ним было, произошло, сделано, продумано и выражено, рассказано хотя бы одному человеку, остальное — чушь собачья.
Человек — это все сделанное им, и гнилье в деревянном ящике.

О «Монологе», книге о траектории жизни

Несколько слов о «Монологе» (из ответа на вопрос)
http://www.netslova.ru/markovich/monolog.html
Книга эта довольно эмоциональное, но исследование. Жизни, как пути, как траектории во времени и пространстве. Это моя вера, жизнь как путь, с критическими точками, довольно далекая аналогия теории катастроф в социологии. Сейчас изложу, сжато и искривлено, конечно, но все-таки основные положения. Поскольку меня интересуют особенности пути, его движущие силы и критические моменты, то приходится прибегнуть к некоторой нечестности, хотя… ни одна теория не обходится без аксиом.
Поскольку задача определена, то тут же налагаются ограничения и упрощения. Приходится рассматривать два основных СЛУЧАЯ, две больших случайности – «я» и «остальной мир». Всё, что не зависит от меня, от моих решений, выбора и особенностей – это СЛУЧАЙ/1, сумма случайностей – история, страна, время…
Правильно было бы сюда же включить – СЛУЧАЙ/2 – мою генетику и детское воспитание, но поскольку я рассматриваю ОТНОШЕНИЯ — СЕБЯ и СВОЕГО ПУТИ, то вынужден разделить. (А вообще – всё единый СЛУЧАЙ, то есть, общая случайность, ведь «я» — неотъемлемая часть мира)
Естественно, возникает вопрос – если всё случайно, то получается Броуновское движение, а где же траектория, определенный путь? Он есть по одной как минимум причине – «вариативность» существует, то есть, в критических точках пути СЛУЧАЙ/1 предлагает мне возможность выбора, и важно, что обычно это не больше двух-трех очень близких вариантов, разумеется, случайных с моей точки зрения, но… не совсем по первой случайности — сказывается и моя случайность, предыдущее поведение… а СЛУЧАЙ/2… тоже вариативность, поскольку незнание, неумение, разные чувства, наконец, нечестность по отношению к себе, к другим… и значит тоже 1-2 варианта наготове. НО это уже не броуновское движение, это варианты, которых немного, и это как раз самое интересное — как могло быть, и как оно и почему так получилось… Поддается анализу. (Локально случай не хаос, а ограниченное кол-во вариантов. Это как в полимерных глобулах, они в целом описываются статфизикой идеального газа, а локально — жесткие связи и ограниченная подвижность. Цепочки длинные…) Критические точки, в которых неслучайные ответы на случайные обстоятельства. Я такой, какой есть, это случай, но в конкретных обстоятельствах (ближний порядок в статфизике полимерных глобул, смайл)мои ответы вполне определены — ну, два-три варианта, не больше…
Вот такой анализ и проведен мной над собственной жизнью в «Монологе». Начал не совсем серьезно, а потом понял, что начальные аксиомы определили только круг рассуждений, и не более того… Но… получилась смесь анализа с совсем не аналитическим подходом. Если хотите, особый жанр: не мемуары (об окружении необходимый только минимум), не «дневник», не строгое исследование (слишком тяжелые две аксиомы — «две стороны» и «трактория с критическими точками»), не роман (никакой выдумки и героев)… Я называю это «автобиографическое исследование», чтобы без, простите, худ. слизи. Да, траектория, и выписана она странным и неумелым образом.… Второй раз было бы получше? Сомневаюсь…

Была неудачная попытка


………
я имею в виду окна на заднем плане. Уменьшал, уменьшал… не получилось! Ну, уменьшить, ну, можно, но четкость окна нужно уничтожить, да-а-а…
Картинка ВСЯ должна втягивать глаз, сначала ни на чем не фокусируя… Именно в задних планах видна сила и слабость художника, особо это увидел у голландцев, есть титаны задних планов, при многословии и литературности передних… есть беспомощные в них гении (почти). Но это долгий разговор. Бывают тонкачи в планах, хотя не очень сильные, например, Волошин в своих акварелях, до десяти планов можно насчитать… и все славненько и мило, но слабовато… только мнение!!!
Опять сложности, извините…
Но вообще… все это фигня, ученые разговоры, не верьте, — должна быть искренность и сила выражения, а это не придумаешь, каждый может только сконцентрировать все свое имеющееся — и разом выдать… а получится-не получится… как повезет…
(к картинке не относится, она только повод)