День: 30.05.2010

из 2004-го года (ЖЖ)

Судьба старых котов на воле печальна. Я бы сказал — трагична, но чувствую сопротивление в себе. Не все нужно говорить вслух: в прозе, как в жизни, дело не в том, чтобы ВСЕ сказать, а в том, чтобы сказанное не рассеялось в воздухе как пар, как обычно бывает со словами, если их много и не точны. Лучше, если читатель сам додумает, чем всучивать ему настырно свое ощущение. Старые японские рассказики с обрывом в конце — пример искусства, которое не бросается на шею. А я только ученик. Люди учили меня разным вещам — и хорошим, и дурным, но не могли научить тому, что исподволь, незаметно и ненавязчиво доказали своими жизнями звери. Трагедию старости я почувствовал, общаясь со зверями, когда сама старость меня еще не касалась. В чем тут дело? Наверное, у людей больше запас, чтобы в старости извернуться и найти замены потерянному, которые, конечно, не то, но все же… У зверей потери незаменимы, все, что они имеют, настолько необходимо…

стародавнее мнение (не изменилось)

Литература не должна с ногами влезать в быт. Сморкаться, чесаться, мэкать, бэкать, материться, сюсюкать, обсасывать бытовые детали… Так называемая «сочность».
Любая деталь плоха, если не становится одновременно и символом=образом=иероглифом. Поэтому занудно и утомительно копаться вместе с автором в «мясе», кроватях, болтать ногами, болтать об «отношениях»…
Один образ, одна деталь, несколько слов — идеал.
Как когда-то Миша Рогинский смотрел мой «вид с моста» и деликатно заметил — «вам это еще рано, нет нужной степени обобщения…»

Н. Заболоцкий
«ПТИЦЫ»

Колыхаясь еле-еле
Всем ветрам наперерез,
Птицы легкие висели,
Как лампады средь небес.

Их глаза, как телескопики,
Смотрели прямо вниз.
Люди ползали, как клопики,
Источники вились.

Мышь бежала возле пашен,
Птица падала на мышь.
Трупик, вмиг обезображен,
Убираем был в камыш.

В камышах сидела птица,
Мышку пальцами рвала,
Изо рта ее водица
Струйкой на землю текла.

И сдвигая телескопики
Своих потухших глаз,
Птица думала. На холмике
Катился тарантас.

Тарантас бежал по полю,
В тарантасе я сидел
И своих несчастий долю
Тоже на сердце имел.