………………….
Из архива Хокусая. Султан уже знает, как приходить-уходить, а Хокусай только учится. НЕ методом проб и ошибок, а путем длительного многократного наблюдения. И с первой попытки ошибок не делает, а то, что не смог увидеть, снова одолевает наблюдением на этапе.
……………..
(без связи далее)

Не отнимай время у людей, если тебе нечего сказать. Нечего сказать — хорошо сказано! Но не совсем справедливо. Ведь каждому надо что-то рассказать, потому что имел время подумать. А если вообще не думал, то и об этом хочется поговорить. Мне нужно вам кое-что доверить. Это не стихи. И не песня. «Вы хочете песен — их нет у меня…» Дальше?… «На сердце легла тоска…» Или по-другому? Не помню уже… Вообразите, вчера была осень. Сегодня просыпаюсь — за окном зима. Градусы те же — около нуля, а пахнет по-новому, воздух резок и свеж. На фиолетовых листьях барбариса тонкие голубые кружева. Запахнешь куртку, выйдешь в тапочках на снег, как на новую планету — и обратно скорей. А может растает?.. Зима как болезнь — начинается в глубине тела, растекается болью, а все-таки думаешь — рассосется, сама собой исчезнет… Не рассосется. Признание неотвратимости — признак старения. Градусы те же — около нуля, а вот не тает и не тает. Барбарис не успели собрать, а плов без барбариса… Зато капусту заквасили. Крошили, перетирали с солью, и корочку хлеба сверху положили — помогает. Знаете, что такое зимой в кромешной темноте — горячая картошка, своя, да с квашеной капусткой? Это другая жизнь, каждый, кто ел, вам скажет.
Не интересно? Или думаете по-другому? Уходите… А я хотел вам еще рассказать… послушайте…

Из старого времени

ФАКТОР ИКС

Мне было еще шестнадцать, когда я уехал из дома и поступил в Университет в маленьком прибалтийском городке. Я ходил на лекции с толпой незнакомых людей, растерянно слушал, что-то записывал — и шел к себе. Я шел по длинным темным улицам с высокими заборами, за которыми спали одноэтажные домики. Я снимал комнату. Она была с двумя окнами, большая и холодная, зато с отдельным входом и маленькой ледяной передней. В углу за большим шкафом стояла кровать со старым пуховым одеялом, это было теплое место. Печь топилась из другой половины дома, где жила хозяйка, от нее зависело мое тепло. Но кровать не зависела, и я залезал в узкое логово между стеной и шкафом, здесь читал, просматривал свои неуклюжие записи — и засыпал. К утру слабое тепло от печки вовсе улетучивалось, и я сползал с кровати, дрожа от холода и сырости…
Я каждый день ждал, что, наконец, начнем учиться: кто-нибудь из старших обратит на меня внимание и спросит — «ну, как ты усвоил вчерашнюю лекцию?..» Но ничего не происходило, экзамены были бесконечно далеко, и попрежнему непонятно, что же делать. Люди на курсе были старше меня, многие пришли из техникумов, и уже работали. А мне было шестнадцать, вернее, семнадцать без одного месяца. И в один холодный октябрьский день исполнилось семнадцать ровно. Но никто здесь этого не знал, и не поздравил меня. Теперь я почувствовал, что живу совершенно один, и никому не нужен. Но в этом чувстве, кроме печали, было что-то новое для меня, и я насторожился, потому что всегда ждал нового и хотел его. Я купил бутылку яблочного вина, крепленого, самого дешевого. Покупать вино было стыдно, потому что дома мы жили бедно, и вдруг такая роскошь. Но все-таки день рождения, и я купил. Еще купил хлеб, колбасу и сыр, и попросил нарезать ломтиками, как это красиво делали тогда в магазинах. Пришел к себе. Печь дышала слабым теплом. Я не стал раздеваться, сел за стол перед окном, нарезал хлеб, откупорил бутылку — и хлебнул вина. Сразу стало теплей. Тусклый желтый свет мешал мне, и я погасил его…
Передо мной раскачивались голые ветки, но скоро они слились с чернотой неба. Через дорогу над воротами раскачивалась лампочка, ее свет метался в лужах и освещал комнату, как фары проезжающих автомобилей. Какие здесь автомобили… все тихо, неподвижно, только ветер и мерцающий свет… Когда-нибудь я буду вспоминать этот день — думал я, ел сыр и колбасу, закусывал хлебом и запивал вином. Тогда я больше всего боялся исчезнуть, сгинуть — ничего не сделать, не увидеть, не выучиться, не любить — пропасть в темноте и неизвестности, как это бывает с людьми. Я уже знал, что так бывает. Я называл все черное и неизвестное, что прерывает планы и жизнь — «фактор икс». Неожиданный случай, чужая воля — и твой полет прерван. Нужно свести «фактор икс» к нулю — и вырваться на простор, чтобы все, все зависело только от меня…
А пока я сидел в темноте, меня обступала неизвестность, и я должен карабкаться и вырываться на волю. Только бы не сгинуть, добраться до своей, настоящей жизни… Я постепенно пьянел, жевал колбасу, которой было вдоволь, шурша бумагой наошупь находил тонкий ломтики сыра. Как хорошо, что ничего еще не было, и все еще будет…
Я заснул сидя и проснулся только на рассвете — барабанили в дверь. Пришла телеграмма из дома.