Живые в мире мертвых


…………………………..

Михаил Рогинский рассказывал о Володе Яковлеве. Идет художник по улице и видит… кого-то бьют, ребенок плачет, еще что-то, самое разное, но обязательно художника задевающее. Он приходит домой и рисует… цветок. И всегда — цветок, и на все — цветок его ответ. Оттого цветы Володины — живые.
Я о чем… О натюрморте. О драме вещей, которая не только к вещам относится. Но и к вещам тоже, потому что мы обладаем способностью все вокруг себя оживлять. И омертвлять тоже, это мы видим каждый день. И эта борьба за жизнь идет каждый день, каждый час, каждую минуту. Никуда не денешься.

…….
А мой натюрмортик скромный, у каждого свой язык, свои возможности, что поделаешь.

и последнее

три правила…

Я повторю вам правила, которые знают все коты – к опасности лицом, особенно если знаешь ее в лицо. К неожиданности — боком, и посматривай, поглядывай, чтобы неожиданность не стала опасностью. А к хорошим новостям задом поворачивайся. Пусть сами тебя догонят.

законами по головам…

К старости лишаешься иллюзий, картинка общественной жизни представляется мрачноватой. Одни проходимцы сменяют других, а на волне их грызни некоторые преступления вскрываются и наказываются, людям даются обещания… Первое время новые чуть осторожней, потом то же самое. Главное достижение демократии в том, что в борьбе за первые места новые проходимцы используют, кроме обычных средств, еще и законы — бьют тяжелыми томами по головам самых засидевшихся и проворовавшихся, и освобождают места себе …

А потом все снова…

Из «Кукисов»

истина ко мне не прикоснулась…

За последующие после ухода из Института 10 лет я не написал о науке ни единого слова. Странно, половина жизни не могла пролететь незаметно от самого себя!

Наконец, понял — у меня нет стилистики для книги про науку. Что такое стиль? Это выражение лица. Важно найти то выражение, с которым собираешься писать. Чтобы не слезло от начала до конца вещи.

Однажды почувствовал, вот! — то самое выражение. Случайно получилось. С ним мне будет интересно рассказывать.

Так я написал роман «Vis vitalis», почти 100 000 слов.

Правда, странная у меня наука получилась. Оказалось, все равно, какая истина добывается, главное, чтобы люди были живые…

Но больше о науке не писал.

***

чтоб не сдох…

Два принципа, или правила для прозы есть. «Гласность» и «Бритва». Текст, который легко читается в голос, легко и глазами читается. Чтобы лился, без запинок и затычек, а сложности потом. Чтение вслух — последняя проверка.

А «Бритва» — никакого избытка, нервных клеток мало.

Осёл, всего меж двух стогов, и то с голодухи помер.

о френдах

Извините меня все, я не читаю «ленту», это такой «digest», который ни о ком цельного представления не дает, одна толкучка. Но если есть замечание, вопрос, и я как-то вижу, что человеку интересно то, что я делаю, я тут же иду в журнал и смотрю внимательно, кто, откуда, что делает, и не одну страничку обычно.
Включение меня во френды рассматриваю как акт дружелюбия и интереса, но у меня все открыто, писать может каждый, имейте в виду. А я время от времени включаю всех, кто меня включил.
Но я не занимаюсь «коллекционированием френдов» — у меня есть читатели и зрители, и приятно, что они есть. Поскольку нас становится все меньше, понимайте как хотите, но я это чувствую каждый день. Как говорил один мой герой — «я родился в стране страшной, а доживаю свой век — в непонятной…»

Писатель и критик (шутка)


//////////////
Одна фигурка из пластилина, другая из пластика со стальным шилом вместо хвоста. Композиция. Не имеет названия. Вернее, иногда одно, иногда — другое… от настроения. Назовем сегодня — писатель(художник) — и критик.

Если уж, так что ж…


/////////////////////////////////////////

Если уж писать роман… Он ведь не «картина жизни», и не исследование другого человека (что я знаю о нем?..), а САМОИССЛЕДОВАНИЕ. Без интереса к самоисследованию писать невозможно(только мнение), значит тема (вовсе не сюжет, сюжет — пошлятина) должна быть главной в пишущем, или одна из основных.
А какие есть темы в жизни — их две или три, и не здесь развивать. Но одна из них это, конечно, «страсть к творчеству», так условно говоря, можно обозначить эту страсть, она определенно заслуживает внимания. Счастлив художник, занимающийся этими вещами бессознательно, без пошлого «запасного аэродрома» в виде слов, он парит, летит… и падает, жестоко разбиваясь, туда ему и дорога, за все нужно платить.
Писатель не так счастлив, потому что между его намерениями ((понять себя, например, в этом малопонятном деле)) — и прозрачной картиной, стоят слова, «литература», и вся сложность и непонятное усилие в том, чтобы не осталось слов, ни безобразных, ни красивых — вовсе, чтобы текст стал прозрачным, потерял собственный вкус и запах, (тем более — «самокрасивость»!) — а только вел бы путями ассоциаций к самопониманию. Низкий барьер ассоциативности, или высокая чувствительность, обращенная в себя, может, в принципе, оказаться главной поддержкой…