ИЗ ЗАБЫТОГО

БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ

Хлеб привезли к десяти. Кассирша ушла принимать, а девушка-фасовщица протянула веревочку от перил до перил и встала у входа. Люди столпились на лестнице. Булочная во втором этаже, вот и стоим на ступеньках. «Дочка, впусти в магазин, мы подождем в тепле» — просит старик с сумкой на колесиках. Девушка молчит, руководит движением людей. Краснолицые грузчики носят ящики с булками, кассирша руководит движением булок. «Ну, впустите, зачем мы на лестнице» — говорит женщина в очках, наверное, учительница. У них особенный голос. Девушка не смотрит на учительницу, она отучилась, слава Богу, и теперь на хорошем месте — следит за булками, и фасует, когда есть, что фасовать. Раньше здесь продавали конфеты, и фасовать было что, а теперь продают только чай, иногда, — его фасуют на фабрике, — да булки… Разрезать пополам — нож даден, так что совсем фасовать нечего. Но следить надо — и направлять потоки людей… И вдруг один парень стал развязывать веревочку. «Что это вы обнаглели, — говорит — я пока похожу по магазину, согреюсь…» Девушка не может два конца защищать, она один обслуживает, а парень с другого хулиганит, узлы развязывает. Она — к тому концу и безобразие пресекла, но с покинутой стороны начинается новое вмешательство — пожилой человек в очках преступно вторгается на территорию. Одной не справиться…
— Да что же это!.. Маша, Маша, скорей сюды!..
Кассирша Маша смотрит — совершается недозволенное, она оставляет грузчиков и бросается на помощь, закрывает прорыв, и теперь они обе на месте, каждая свой конец защищает. Вдвоем они справятся.

ПРОГРЕСС НАЛИЦО

Дед моего приятеля получил свободу в десять лет — отменили крепостное право. Отец уже был свободным крестьянином, но в тридцатых годах у него отняли лошадь и корову, заставили вступить в колхоз и забрали паспорт — приписали к земле. Мой приятель снова свободный человек, учился бесплатно, и поступил в аспирантуру. Но он не имел права жить со своей женой. Жениться-то он мог, но жену не приписывали к нему — не положено, и он жил в общежитии, отдельно. Через три года его направили на работу, и снова дали общежитие, комнатку шести метров в четырехкомнатной квартире. Приписали, конечно, но жену не стали приписывать. В ЖЭКе какая-то женщина говорит -«не припишу, площади у вас нет…» Как же быть? Площадь не дают — и приписку не дают, о здоровье заботятся:
— Тесно в вашей комнатке для двоих — нормы санитарные не позволяют.
— А четыре года жить отдельно — позволяют?..
— Постыдились бы, товарищ… Пусть площадь дадут — припишем.
А в институте говорят — «пусть только припишут, со временем квартиру дадим…»
Пришел мой приятель домой — и заплакал. Отца его разлучить с женой так просто не могли — пришлось арестовать. Деда — могли… и даже продать могли. Я утешаю его — «продать не могут…»
— Но ведь приписан, а жену не приписывают — четыре года вместе не живем — и вовсе хотят запретить…
— Я думаю, не запретят, у этой женщины просто плохое настроение было. Пойди еще.
И, конечно, все утряслось. Взяли у него паспорт жены — молча — и влепили в него большую жирную печать. Теперь и она приписана, и им можно жить вместе. А потом они и квартиру получили, две комнаты отдельных — и там их приписали, руку пожали, поздравили. А ведь дед еще был крепостной. Время идет — прогресс налицо.