ОЧЕНЬ СТАРЕНЬКОЕ — ПРО ЗВЕРЕЙ.


………………………………………

АРТО

Шофер уехал, а мы с Борисом начали носить вещи на третий этаж в мою новую квартиру. Жильцы из окон внимательно наблюдали за нами, а две старушки даже вышли на лестницу, чтобы лучше видеть. Мы оставили на траве ящик с мелкими вещами, среди них ракетка и теннисные мячи. Один мяч откатился в траву. Я заметил его, но решил, что возьму потом. Когда мы спускались в очередной раз, то увидели большую рыжую собаку, которая сидела неподалеку под деревом и смотрела на вещи. Видно было, что этот пес давно живет один и ест не каждый день. Я свистнул ему, но он не пошевелился. Мы взяли ящик и понесли наверх. Когда мы вернулись, мячика не было, и собаки тоже. «Это он взял,— закричал кто-то из окна,— это Арто…» Я посмотрел через дорогу. В высокой траве виднелась рыжая голова, пес смотрел на меня. Я подошел. Арто сидел, перед ним лежал мячик. «Отдай мяч…» Он зарычал, схватил мяч и отбежал на несколько шагов, но при этом дружелюбно вилял хвостом. Он хотел играть, и умел играть с мячом. Он хотел, чтобы у него отняли мяч и бросили — старинная игра всех собак. Но для этого нужно было подпустить меня ближе, или оставить мяч и отбежать. Он боялся, что я заберу мяч, и подпустить меня боялся — видно не раз его били. Я оставил ему мяч и вернулся к дому. Потом я видел его почти каждый день, и кормил. Домой он не шел, хватал еду и отбегал в сторону, быстро глотал и возвращался. Иногда он шел за мной в магазин и там ждал, пока я куплю булку и дам ему кусок… Настала зима. Арто спал на люках, там не было снега и снизу шло тепло. В сумерках я не замечал его и подходил вплотную. Он поднимал голову. «Привет, Арто…» Если он был сыт, то не шел за мной, и снова ложился спать. Иногда он исчезал на несколько дней, и я думал, что его поймали как бродячего пса, но он появлялся снова, облезлый, голодный, со светлыми упорными глазами. Он дожил до лета и снова лежал на лужайке перед домом. И осенью он был здесь, а в ноябре, в первые холода исчез, и я больше его не видел. Я ждал его до весны, надеялся, что вернется, а потом взял себе щенка, палевого — как Арто, только с темными глазами.
……………………………………….

ХОМЯК

Кажется, его подарили моей дочери, этого белого хомячка. Сначала все возились с ним и сюсюкали, а я держался подальше — мне противна слащавая возня с животными. Потом к нему привыкли и почти забыли, а он жил под креслом, и был рад покою, и тому, что еды вдоволь. По вечерам, когда все засыпали, я выходил на кухню и пил чай. Я любил это время. Днем спешишь и все кому-то должен, но вот наступает вечер, все идут спать, а тебе подарен кусочек твоего времени. В тишине вылезал хомяк и смотрел на меня, а я на него — мы не мешали друг другу. Я подсыпал ему зерна и смотрел, как он ест, и как растут его мешки за щеками. Он убегал к себе и снова прибегал — уже с худыми щеками, и снова торопливо ел… Тепло давно прошло, и сухой сентябрь позади, наша жизнь вдвигалась в темноту — приближалась зима. Хомяк не знал о зиме, но знал, что делать, чтобы жить и выжить, его никто не учил, он знал это всегда. А я много знал о зиме, о прошлых зимах, и помнил больше, чем он, но что делать — не знал. Каждый раз зима заставала меня врасплох. Я стал понимать боязнь стариков умереть зимой, в темноте, среди холода природы… А вот хомяк готовился.
Однажды вечером я долго ждал его, а он все не вылезал. Я заглянул под кресло. Он лежал там на боку и не двигался. Я взял его на руки — он часто дышал, изо рта стекали капельки крови. Скорей всего, кто-то неосторожно прижал его, может быть, дверью, или еще как-нибудь… Вчера еще он так озабоченно бегал здесь и смотрел на меня крошечными темными глазками… Мне казалось, что он сейчас вскочит, отряхнется и все будет по-старому, но он лежал, и стал дышать с судорожными всхлипываниями. Он мучился, и мне надо было его убить, а я не мог и все сидел и смотрел на него. Мы были с ним вместе, и чужие в этой большой квартире, и зиму я буду встречать без него… Я принес эфир и стал его усыплять. Налил на вату очень много, чтобы он сразу уснул и умер незаметно для себя, как я себе желаю, но он все дышал и дышал… Наконец, он замер. Я завернул его в наволочку и вышел на улицу. Небо было звездное — к холодам. За домами начиналось поле. Я выкопал ямку, похоронил хомяка, и пошел домой.
………………………………………………….

ЧЕРТОВА БАБА

В универмаг на Юго-западе забежала собака. Видно было, что ей хочется отдохнуть и согреться, и, может быть, перехватить кусочек. Она забилась под лестницу, зализывала свежую царапину на передней лапе. У меня была булка, я отломил ей кусок. Она с жадностью съела и стала смотреть, не дам ли еще. Подошла женщина, молодая, хорошо одетая, и говорит:
— Видно у вас никогда не было собак.
Я не стал отвечать, жду, что она скажет дальше. Она продолжает допытываться:
— Ведь не было?..
Ну, что ей сказать… что у меня есть собака?.. — неизвестно, к чему она клонит, да и почему я обязан ей объяснять… Или скажу, что нет… похоже, она обрадуется — угадала, начнет меня учить… Я молчу. Она достает из сумочки сухарь и дает собаке. Собака берет сухарь и с удовольствием жует, с хрустом, и крошки подбирает. «Так вот,— она все хочет мне что-то доказать,— собак нельзя кормить хлебом — у них животы болят…» Она такая холеная, красивая, как говорят, фигуристая, и одета очень хорошо, со вкусом. Собак, конечно, лучше хлебом не кормить, но эти голодные собаки, здесь, на окраине города, питаются отбросами, и хлеб им не повредит. Но что ей объяснять… Она смотрит на меня с улыбкой, в которой невыразимое превосходство. Вот стерва, что она ко мне прицепилась… Ее собака, конечно, хлеба не ест. Она не хочет уходить, и продолжает: «Вот из-за таких, как вы, любителей природы, звери погибают, кидают им в зоопарке куски, а они умирают…» Я молчу, смотрю, как собака подбирает крошки. Я бы дал ей еще булки, но не могу, пока эта дрянь не уйдет. А она все говорит: «Удивительные люди, нет элементарного понимания… вы кем работаете?..» Я смотрю на нее — она удивительно хороша, но до чего ядовита, Бог ты мой… «Не делайте так никогда больше» — требует она от меня…
Придется уйти и собаке не достанется булка. Ухожу, а за мной и собака, она провожает меня до угла, и здесь я даю ей весь батон. Она хватает батон и убегает в темноту…
Я иду и вспоминаю — чертова баба… но до чего хороша…
……………………………………………

ПИНГВИН

У нас в городе есть зоопарк. Это отдельный мир среди суеты нашей бестолковой жизни. Заходишь сюда и скрываешься — от долгов и обязанностей, от смирения и внутреннего кипения — бродишь как зверь среди зверей, ешь мороженое, сидишь на скамеечке и ждешь, когда будут кормить медведя, как будто тебе должны бросить этот темно-красный кусок мяса… Один раз я сидел на скамейке перед птицами и увидел девочку лет пяти. Она пришла с папой, но шла сама, не держась за руку. Они только что вошли, и, я слышал, отец сразу хотел показать ей самое интересное — слона, тигра и обезьян. Он боялся, что дочка устанет, пока они доберутся до настоящих зверей, и не получится той радости, которую он запланировал на воскресное утро. Они шли довольно быстро мимо птиц и мелких животных. И вдруг девочка остановилась. Она увидела большого пингвина, который стоял за решеткой и смотрел на нее. Пингвин был чуть повыше девочки и стоял молча, не двигался. Они рассматривали друг друга. Девочка обернулась к отцу и шепотом спросила «кто это?..» Она знала, что громко задавать такие вопросы неприлично. «Это пингвин». Имя существа ничего не объяснило ей, а спросить все, что ей хотелось понять, она не умела — и вот она стояла и смотрела на пингвина, и он, маленький, но важный и старый, не зверь и не человек, смотрел на нее и загадочно молчал… Когда на тебя смотрят знакомые и незнакомые, но привычные лица, и ты на себя смотришь, как на что-то знакомое и привычное, а если на тебя смотрит такое вот существо?..
Оторвать девочку от пингвина было невозможно.
Потом я встретил их в кафе. Она была задумчива и рассеянна. Думаю, что они так и не добрались до слона и тигра. Я слышу, она спрашивает:
— Можно, я дам ему пирожное?
— Он не ест пирожное, он живет на севере.
— Ну, тогда мороженое он станет есть.
Я вышел из кафе. По пруду быстро плавали коричневые утки, на воду падали желтые листья. Пингвин все также стоял и задумчиво смотрел на дорогу. А я уже шел к выходу—в знакомую и привычную свою жизнь.
…………………………………………