ЖИЗНЬ ЗИНОВИЯ БЕРНШТЕЙНА


……………………………………..

Это полный текст, который Зиновий Бернштейн (то есть, я вместе с моим героем) предоставил для интервью Ларисе Володимеровой (по ее просьбе) в раздел конкурса «Тенета», который назывался «ЗВЕЗДА ТЕНЕТ» (между прочим, я на этом конкурсе занял второе место с повестью «Перебежчик», что не может не знать Л.В.) Дальнейшие события были странны, обида и гнев Володимеровой и Делицына велики, и меня слезно просили не разглашать событие, иначе какие-то таинственные спонсоры Тенет поймут, что заправляют конкурсом ЛОХИ, и денег не дадут. Денег все равно не дали, а я много лет честно молчал, и, может потому мою мистификацию сочли «трусливой фальсификацией», но слово есть слово.
…………….
Неважно, главное, что Зиновий жив-здоров, и еще пописывает, правда в Тенета больше ни ногой… А я собираюсь на основе этого материала написать что-то вроде «САГИ о БЕРНШТЕЙНАХ»
……………….
…………………. Начало текста

Меня зовут Зиновий Борисович Бернштейн, я родился в Таллинне в 1925 году. Тогда, как сейчас, Эстония считалась самостоятельным государством. Я вырос в русскоязычной, как теперь говорят, семье, мой родной язык русский. До войны в Эстонии было пять тысяч евреев, это были коренные жители. Почти все жили в столице, многие знали друг друга, были в родстве. Смешно говорить, но уже на старости лет мы с прозаиком и художником Марковичем обнаружили, что родственники — наши деды были двоюродными братьями.
Мать разошлась с отцом, когда мне было пять лет и уехала со вторым мужем в Германию, потом они погибли в концлагере. Я остался с отцом в Эстонии. Когда мне было 12 лет, мы ездили с ним во Францию. (Он был мелким предпринимателем, часовщиком и ювелиром, его магазин находился на улице Виру в самом ее начале, там где две башни и остатки ворот, в этом же доме мы жили. Кто был в Таллине, знает это место. Во время налета в марте 1944 года авиация превратила центр Таллинна в развалины, нашего дома не стало тоже.) Заграница, помню, меня не удивила. Таллинн до войны называли «маленьким Парижем», лучшего места я не увидел. Отец зашел к Бунину, и я с ним, надо было передать письмо и посылочку от знакомого из Эстонии. Бунин встретил нас серьезно и холодно, беседа продолжалась несколько минут. Я запомнил, что раковина в комнате, причем старая и ржавая. Отец сказал мне, что он великий писатель, я не поверил.
Началась война, мы с отцом и его братом Иосифом едва успели выбраться из Эстонии. Плыли морем, меня рвало всю дорогу. В середине пути нас разбомбили немецкие самолеты. Я помню взрыв и что оказался в воде, она обжигала, была осень. Я не мог дышать и скоро потерял бы сознание. Повезло — подобрал катер, спасли и Иосифа, а отец утонул.
В Лениграде я жил у родственников отца, через месяц тетка, военврач, сумела отправить меня в Свердловск, где жили наши друзья. Иосиф остался в Лениграде, он погиб во время блокады. В Свердловске я учился в фельдшерской школе, потом меня мобилизовали в эстонский корпус, который был сформирован из эвакуированных из Эстонии. Когда я добрался до своей части, Таллинн уже был взят, корпус расформировали, а меня, как фельдшера, направили работать в военный госпиталь, он находился на краю Кадриорга у самого моря. Берег был изрыт окопами и воронками, подойти к воде трудно. Солдаты и матросы лечились и дрались между собой. Побеждали обычно моряки, они были отчаянней. Нашего дома не было, я жил у родственников.
Когда война кончилась, я поехал в Лениград учиться, меня привлекали русский язык и литература. Поступил и учился три года. Тяжелое время, я недоедал, заболел туберкулезом. Пришлось прервать занятия на год, потом я продолжил учебу и получил-таки диплом. Жить в Лениграде мне было негде, да я и не хотел — город вызывал у меня тоску, после уютного Таллинна он был страшен, мрачен. Мне нравились русские люди больше, чем холодные чопорные эстонцы, но меня тянуло обратно, и я вернулся.
В Таллинне работы не нашлось, жилья не давали, и я много лет работал на востоке Эстонии, в Кохтла-Ярве и других шахтерских городах, а также в Нарве — учителем в школе, потом редактором в местной газете, в журналах, писал статьи, защитил кандидатскую диссертацию по Герцену, и в конце концов переехал в Таллинн. Лет пять тому назад мне пришлось продать квартиру, плата за нее превышала мою пенсию. Мне помогли друзья, я купил в пригороде Таллинна Нымме первый этаж крошечного домика. Здесь у меня две комнатки и что-то вроде передней, в ней газовая плита с баллоном. Наверху старик-эстонец, мы с ним не друзья, но в хороших отношениях. Он говорит, «при русских было лучше», я не знаю, сложный вопрос. У меня кошка, у него собака, они дружат. Несколько лет тому назад мы решили поставить телефон, а потом у меня случились «шальные» деньги, я купил подержанный компьютер и модем к нему. Интернет смотрю с трудом, но почта своя имеется.

Всю жизнь я много читал, теперь чтение дается трудней. Мало интересного. Что-то происходит с возрастом, может быть, становишься недоверчивей. Но это особая тема. Что же касается прозы в интернете… Прав Дмитрий Кузьмин, никакой особой интернетской литературы нет, она не зависит от «носителя». Считать достижением перекрикивание друг друга в толпе, молодежные тусовки в гостевых книгах?.. Немного напоминает мне бригадный способ обучения, который одно время. процветал в России. Очень быстро оказалось, что одни учатся, а другие едут на их шее… Проза в Интернете пестрая. С одной стороны — масса халтурщиков и графоманов, деляг, с другой, следует признать, многие молодые люди неплохо пишут, то есть, владеют словом, формой, интересно и остро выстраивают сюжет. Беда в том, что в большинству из них нечего сказать. Я имею в виду не слова, которых, наоборот, много, а выразительный художественный ряд, образы и картины, которые говорили бы о серьезных, глубоких вещах, а не мерзость, или убогие рассуждения, или «хохмес» (голым задом на сковородке, как в рассказе Пелевина), или «житуха, как она есть», или «КВН», «физики шутят», мелкие стишки, неважная имитация японцев… Причин много, но это не на полслова разговор. Некоторые утверждают, им безразлично о чем писать, важны только «свойства текста», они работают с текстом. Часто они лукавят, выбирают темы и сюжеты, которые должны привлечь читателя, удивить, шокировать, оскорбить… Стремление привлечь к себе внимание любым путем всегда было признаком «дешевки», так оно и остается. Другие говорят, что важно иметь «концепцию», главное, чтобы была интересная «придумка». Придумывают и поэты, и прозаики, и художники. Многие из них люди рационального склада, или им трудно, невозможно искренно сказать о себе, раскрыться, что ли… Причин много, а результат один — «придумки» быстро умирают, разве что хлеб для искусствоведов, а проза и поэзия как была, так и остается, и ее читают. Третьи считают, что писателю позарез необходим богатый жизненный опыт, он должен изваляться во всех мерзостях жизни, а потом уж лепить прозу, скрепляя правду мастерством. В ответ на это приходят в голову Кафка и Пруст, которые были отличными писателями, и Лондон, который так себе, или Горький… В прозе герои могут талантливо сморкаться и плевать на чужие лысины, а могут этого вовсе не делать. В живописи есть искусство «обманок», в нем мало общего с хорошей живописью, обычное ремесло. То же относится к прозе. Несколько слов об «авангарде». Исследование оврагов и тупиков дело интересное, но самоубийственное. Не стоит, мне кажется, переоценивать изменения. Принципы восприятия художественной вещи со времен наскальных рисунков мало изменились ( например, восприятие цельности: все та же «гроздь винграда», темное и светлое пятно… вход в пещеру и выход из нее…). Никто не станет выражать свои чувства через черный квадрат, слишком мало чувственных ассоциаций, а те связи, которые возникают, ведут в другую область, далекую от чувств. Но это слишком большой и серьезный разговор.
Так сложилось, что у компьютеров раньше всех оказались инженеры и физики. Среди них были люди, искренно любящие литературу, и они, наконец, получают возможность высказаться!. . Здесь никто их не унижает и не отшвыривает, как это делают в редакциях. Но способных к слову людей не так уж много. Способность эта не зависит от образования — почти «физиологическое влечение». Чтобы получилось интересно, нужно еще многое, но это самые общие человеческие свойства. Чувство меры и равновесия, например, тонкое восприятие ритма, повышенная чувствительность к звуку. ( Это одинаково относится и к писателям, и к поэтам, и к художникам, к музыкантам. Вообще, принципы устройства художественной вещи в основе своей единообразны, неважно, из слов она или из музыкальных звуков, из красок или глины. Но это долгий разговор.) Желательно не быть дураком, они не умеют распорядиться своими возможностями. И нужно иметь тонкую кожу, это самое тяжелое условие. Есть и другие важные вещи, о которых кратко не скажешь. Например, особое качество — «не от мира сего». Нормальные люди решают свои трудности, противоречия, конфликты — в реальной жизни, умом, руками или кулаком, а здесь человек садится и пишет.
Теперь пиши, что хочешь, но не могу сказать, что от этого возник особый «подъем литературы», как некоторые заявляют. Появилось много мусора и мерзости, это бросается в глаза. (Все-таки культура стоит на запретах, а мы, отталкиваясь от самых примитивных и глупых из них, впадаем в другую крайность. Не стоит забывать, что, отметая внешние запреты и честно следуя своим чувствам, пристрастиям, убеждениям, художественному видению, мы не приходим к свободе, ничуть! Чем честней, тем несвободней… от самого себя. Парадоксально, но пройдохи, которые сегодня могут так, а завтра наоборот, свободней! Я вообще с недоверием отношусь к крикам о свободе. Но это опять долгий разговор.) Но и не могу утверждать, что «литература пропала». Слишком мало времени прошло, язык несколько огрубел, обеднел, да, но он огромен и глубок, посмотрим, что будет лет через 50. Впрочем, кто посмотрит, а кто и нет.
Мне пишут молодые люди, присылают прозу и стихи, многие спрашивают, есть ли у них способности. Если есть, то они будут писать, только скажи им! Не знаю. Я уже говорил об общих основах, которые в глубине любого вида творчества. Сказать, есть это у человека или нет, трудно, часто невозможно. Некоторые пишут плохо, просто отвратительно, не потому, что совсем не способны. Бывает, не хватает культуры и вкуса, многие люди искренно считают, что надо писать выспренно, «красиво». ((Эстонцы называют такое блюдо manna-kreem, приторная взбитая манная каша. Или вот надо им писать «круто», все словно помешались на этом словце! Почему круто, а тонко нельзя? Не услышат? Обязательно надо так закричать, чтобы обернулись — вон на столбе, кричит! Снял штаны и орет изо всех сил… )) Иногда достаточно обратить внимание на это. Так что насчет способностей мало что знаю. Однако есть два признака, в которых я до сих пор не усомнился. Первый: человек годами пишет дневник, и не формально, а бежит в нетерпении к столу, ему важно записать. И второй: человек, поссорившись с кем-то или поспорив, предпочитает написать письмо, иногда сразу после разговора или не дожидаясь следующей встречи. Не всегда из них получаются писатели, но пишущие люди — уж точно, для них слово важней встречи и разговора.
Я отвечаю всем, кто мне пишет, присылает прозу и стихи. Если не знаю, что сказать, так и говорю — не знаю. Стараюсь найти сильные стороны автора. Человек может полжизни пройти, прежде чем поймет свои возможности. Чуть-чуть подтолкнуть иногда помогает. Я никогда не выставляю оценок, тем более, не говорю — «есть способности — нет способностей…» Нравится человеку — пусть пишет. Случаются удивительные вещи («Мореплаватель», история «брата Конецкого» например). И с графоманами надо осторожней быть. Когда писатель стоит перед новой задачей, он в какой-то степени и графоман, и дилетант, а если ни капли робости — то ремесленник.
Для одних проблема — о чем писать. Это было всегда. Пруст годами ходил и приговаривал -«надо что-то написать…» Потом все же писал. У других словесный поток, им кажется, что все их внутреннее содержание, в словесной форме, достойно внимания читателей. Они готовы писать о своих испражнениях, как Дали, и о том, как наложили в штаны, как неловко переспали… Это было всегда, периодами, потом распущенность снова сменяется строгостью нравов. Я смотрел хит-парад «золотых пластинок» — наши еще раздеваются, а на западе лучшие уже оделись, и выглядят строго и скромно. Что ни говори, а от века остается несколько имен и несколько книг, потом «второй круг» — еще десяток, их читают. Почему? Я думаю, важно, чтобы на странице было кого пожалеть. В самом широком смысле, конечно. Никакие изыски не могут скрыть внутренней пустоты и холода, они всегда проявляются. Можно очень умело, с понимание звука и ритма, написать, как растираешь окурок о мокрую мостовую. Быстро надоедает. Мне возразят — не каждый может писать «нетленку», как теперь говорят. Но стоит стремиться. Как говорил один ученый — «идешь ловить рыбу — возьми самый большой крючок». В целом проблема не профессиональная: мастерство, сделав все, что может, отворачивается, и проступает наше «человеческое лицо»: что мы есть, то пишем и рисуем, с «адекватной» лицу глубиной и выразительностью. Моэм говорил, что годам к сорока это проясняется. Банкротство в этой сфере имеет тысячу лиц… опять долгий разговор!..
Мне кажется, сейчас картина того, что делается, сильно искажена. На поверхности те, кто громче кричит и сильней толкается, кто лучше угождает вкусам большинства, активней «тусуется» в своем кругу. Так было всегда? Конечно, но сейчас появились огромные возможности тиражировать самого себя — технические средства развились необычайно. Морочить читателя сомнительными изысками и «придумками» штука опасная — можно вовсе потерять его. Люди легковерны и внушаемы, если им говорят, что настоящий поэт тот, кто напишет 28000 виршей за какой-то срок, то многие верят. Но эти строчки быстро забываются. Им говорят, что теперь «все можно», нет ни моральных запретов, никаких нет — они охают и ахают, но читают, чтобы не отстать от времени, про то, как лучше распилить человека, и сколькими способами можно «трахнуться», например, через дырку в черепе. Это надоедает, авторам снова приходится ухищряться, что-то придумывать, и они в этой гонке истощают свои способности, развивают совершенно другие, и все дальше отходят от литературы. Этому находится миллион объяснений, и неглупых: время новое, старая литература исчерпала себя, надо «слить искусство с жизнью», или, наоборот… И вдруг выплывает имя, книга… оказывается, был, сидел себе молча и писал.
Люди, сидящие в редакциях, связаны между собой, хвалят друг друга и получают премии. Конечно, не все, но многие. Они варятся в узком кругу, заняты своим выживанием и глухи к «потоку», из которого раньше все же единичные вещи выуживали. Очень многое держится на отдельном человеке, умном и порядочном редакторе, который сам ищет талантливого писателя. Таких редакторов всегда было мало, и сделать они могли немного, но все же делали! Где они теперь? Пока, что бы ни говорили обитатели интернета, напечатать на бумаге остается мечтой, но долго ли так будет, если журналы не изменятся? Денег мало? Не только в этом дело. Думаю, со временем шансы «носителей» слова уравняются. Для этого необходимо, чтобы в интернет пришли профессиональные литераторы высокого уровня, так оно понемногу и происходит. И чтобы читать электронную копию было значительно дешевле, чем приобрести книгу, остальное дело привычки. Ностальгия по книге останется, но бумага дешевле не станет.
Что Вам еще сказать? Когда тебе столько лет, многое уже кажется неважным. Вот еще что. Русская культура, и литература в частности, весьма оригинальна и глубока, но хрупка и уязвима, это очень тонкий слой на поверхности океана людей, который питает, да, но этот же океан в один момент может разрушить. Так получилось, что океан этот часто недружественный и даже враждебный своей культуре. Не везде так, например, в Китае можно выделить целые культурные эпохи, века, когда писались сотни великих произведений — книг, картин, слой этот основателен и надежен, хулиганскими наскоками разрушить его не удалось. У нас многое уже потеряно и разрушено. Люди, которые пишут по-русски, мне кажется, должны чувствовать ответственность — в первую очередь перед своим языком.
Всего Вам доброго. З.Б.Бернштейн Таллин-Нымме 1999г.

Автор: DM

Дан Маркович родился 9 октября 1940 года в Таллине. По первой специальности — биохимик, энзимолог. С середины 70-х годов - художник, автор нескольких сот картин, множества рисунков. Около 20 персональных выставок живописи, графики и фотонатюрмортов. Активно работает в Интернете, создатель (в 1997 г.) литературно-художественного альманаха “Перископ” . Писать прозу начал в 80-е годы. Автор четырех сборников коротких рассказов, эссе, миниатюр (“Здравствуй, муха!”, 1991; “Мамзер”, 1994; “Махнуть хвостом!”, 2008; “Кукисы”, 2010), 11 повестей (“ЛЧК”, “Перебежчик”, “Ант”, “Паоло и Рем”, “Остров”, “Жасмин”, “Белый карлик”, “Предчувствие беды”, “Последний дом”, “Следы у моря”, “Немо”), романа “Vis vitalis”, автобиографического исследования “Монолог о пути”. Лауреат нескольких литературных конкурсов, номинант "Русского Букера 2007". Печатался в журналах "Новый мир", “Нева”, “Крещатик”, “Наша улица” и других. ...................................................................................... .......................................................................................................................................... Dan Markovich was born on the 9th of October 1940, in Tallinn. For many years his occupation was research in biochemistry, the enzyme studies. Since the middle of the 1970ies he turned to painting, and by now is the author of several hundreds of paintings, and a great number of drawings. He had about 20 solo exhibitions, displaying his paintings, drawings, and photo still-lifes. He is an active web-user, and in 1997 started his “Literature and Arts Almanac Periscope”. In the 1980ies he began to write. He has four books of short stories, essays and miniature sketches (“Hello, Fly!” 1991; “Mamzer” 1994; “By the Sweep of the Tail!” 2008; “The Cookies Book” 2010), he wrote eleven short novels (“LBC”, “The Turncoat”, “Ant”, “Paolo and Rem”, “White Dwarf”, “The Island”, “Jasmine”, “The Last Home”, “Footprints on the Seashore”, “Nemo”), one novel “Vis Vitalis”, and an autobiographical study “The Monologue”. He won several literary awards. Some of his works were published by literary magazines “Novy Mir”, “Neva”, “Kreshchatyk”, “Our Street”, and others.

ЖИЗНЬ ЗИНОВИЯ БЕРНШТЕЙНА: 11 комментариев

  1. Сканировать немного надоело. Помещаю сюда фрагменты давно написанногот романа. Марк — молодой человек, который был увлечен наукой, и разочаровался в ней. Аркадий старый человек, который был обещающим ученым до войны, потом по доносу своего однокурсника Глеба был сослан на десять лет, и уже не сумел подняться на высоты науки. Аркадий учит Марка жизни, а сам умирает. Марк остается один, начинает писать прозу.
    ……….
    Дело в том, что все эти люди имеют прототипы, то есть существовали реально. За все остальное автор не отвечает. Кроме двух основных фигур, остальные вряд ли себя узнают. Во-первых, людям свойственно думать о себе получше, во-вторых, им автор уж такой попался, с кривым зеркалом, зато местами увеличивающим 🙂

  2. Дан. Напишите ещё что- нибудь.
    Вас интересно читать. Ваше спокойствие прям-таки заразно.

  3. Bernstain vs Bernstain :))))

    Спасибо за ссылки, прочту обязательно.
    Воспоминания Зибуновой в Рутении я читала, оттуда и вышла на ваши рассказы. С ней не знакома, в данном, персональном случае thanx god:) Это все было — старшее поколение. Звучу, как старая кокетка, сорри.
    С некоторыми, как Шером, познакомилась позднее, в Таллинне, а он, по-моему в родстве, если не 5000, то, по крайней мере с 2500:)
    Да, а «мои» Бронштейны, видимо, все-таки — ваша родня.
    Не откладывайте, по возможности, в долгий ящик про таллинских евреев. Всего вам хорошего.Элина

  4. Re: Координаты в Атланте у меня есть, я Борису писал туда

    Теперь с Бернштейнами вашими и моими я совсем запутался но не страшно 🙂 Я стал сомневаться, в Атланте ли они, мне их мейл давала Фаина Петрова, редактор журнала Порт-фолио, это было довольно давно. Про Шера я слышал, и кажется, читал упоминание у Тамары Зибуновой, которая была первой женой моего младшего брата Саши (потом они разошлись, а Тамара сошлась с Довлатовым, и написала обширные воспоминания о Тарту и Таллинне, у нее дочь Александра от Довлатова, Вы наверное знаете) У Зибуновой чуть-чуть есть обо мне, но когда они были с Сашей в Тарту, я был уже в аспирантуре в Лениграде.
    Недавно я написал о своем детстве небольшую повесть, называется «Следы у моря»
    http://www.periscope.ru/sledf.htm
    или здесь:
    http://gondola.zamok.net/143/143markovich_1.html
    Читается вроде легко.
    Всего доброго. Пишите. Дан

  5. Координаты в Атланте у меня есть, я Борису писал туда,

    Бернштейнов развелось — яблоку упасть негде:) Если я правильно понимаю, ваш родственник бывший таллинец, Борис Бернштейн живет теперь в Атланте? — это становится все интереснее: я рассказала о Бернштейнах из Атланты, эмигрантах во втором/третьем поколении, чьи дедушка/бабушка были из Таллинна. Ни по-русски, ни по-эстонски они, естесственно, не говорят, в Эстонии не были, но хотели бы. От дедушки/бабушки сохранились какие-то вещи, не помню точно, то ли книги, то ли фото.
    Они теперь — мои дальние(племянница моего американского мужа вышла замуж за Эрика Бернштейна) родственники. И их-то координаты я и могу сообщить, если интересно. Если таллинские Берншетйны, ваши родственники, оказались тоже в Атланте, то получается весьма литературная жизненная фигура. Во всяком случае, при обоюдном желании, они могут легко познакомиться:)
    В Тарту я поступила через десять лет после вашего окончания. Все имена — знакомы, но казались богами из-за разницы в возрасте. Кроме Жени, который является двоюродным братом моего очень хорошего друга Л.Шера, с которым я в контакте и обязательно встречаюсь в Таллинне, когда приезжаю.
    Ваши рассказы о детстве мне очень понравились и сами по себе и потому что в них много узнаваем/ых/ого. Элина

  6. Я учился в Тарту в 1957-1963гг, на мед факультете. Там был Лотман, Габович отец и Женя Габович, мы с ним дружили, когда он жил в Москве ( я в Пущино), сейчас он в Карлсруэ.
    Координаты в Атланте у меня есть, я Борису писал туда, он мне ответил. Мой школьный приятель Элик Маноим, он в Израиле, он помог мне издать книгу повестей. Осенью, наверное, поеду к нему в гости, я там не был.
    Мой отец Семен Маркович, известныый был врач, его сын Рудольф тоже, он умер недавно. Сейчас уже третье поколение, я их плохо знаю, редко бываю в Таллинне. Младший брат Саша, он умер, у него три внука, надо посмотреть на них.

  7. А чья фотография?
    Желаю вам написать о таллинских евреях — еще некоторые живы из интересного поколения. Я не коренная таллин(н)ка, но так сложилось, что все друзья — из этих 5000, ну и кроме того — Тарту/филфак/Яков Абрамович… да и в Таллинне каждый близкий человек — оказывался или чьим-то родственником или знакомым «местных». Насколько мне удалось прикоснуться — это особый, очень интригующий мир. Буду ждать вашу книгу:)
    Фрида, да, хотя я-то была не уверена в «Борисе». Я не была с ними лично знакома, статьи Бориса были интересными.
    p.s.Вам, может быть, дать координаты этих Бернштейнов из Атланты? Элина

  8. См выше.
    Я рад, что литературный герой Зиновий прижился в сознании многих людей, а в сущности он впитал в себя целый слой биографий нескольких родов.
    Жаль, что я не Голсуорси 🙂

  9. Я с детства знаю Бориса Бернштейна, когда-то жили с ними на даче в Нымме под Таллинном. Правда жену его звали Фрида, и она была пианисткой, да. Потом я не общался с ним всю жизнь, уехал из Таллинна в Россию, в Ленинград, потом под Москву, где работал, и где до сих пор живу. Недавно увидел его воспоминания в Порт-фолио, написал ему и получил ответ, он меня вспомнил, и мою мать тоже.
    Кстати, фамилия моей матери тоже Бернштейн, Зинаида Бернштейн.
    Третье совпадение. Она из коренных таллиннских Бернштейнов. Когда я выдумывал своего героя, то дал ему фамилию Бернштейн, и в биографию включил события биографий моего отца и дяди Иосифа Марковича. Так что, хоть Зиновий и литературный герой, он можно сказать сросся с таллиннской действительностью. А его рассказы о довоенном времени частично принадлежат Татьяне Маркович, жене моего дяди, брата отца — Иосифа. В сущности это было началом большой книги о таллиннских евреях, которая до сих пор не получилась еще у меня. Зато Зиновий Бернштейн как персонаж сделал много полезного в Тенетах, вместе со мной вел конкурс короткого рассказа, например, писал рецензиий авторам 🙂 … и получил немало плюх от горячих юнцов-графоманов. Как будет дальше — не знаю, если хватит сил, то жизнь Зиновия продлится 🙂

  10. Америка, три года назад, очень богатый пригород Атланты, свадьба, по желанию невесты, по еврейским обрядам. Жених — американский голубоглазый юноша Бернштейн, который, по остроумному замечанию отца невесты, моего first-cousin-in-law, didn’t know that he is Jewish till he met Nikol(невесту)… Разговорившись с Бернштейнами — старшими, по привычке давлю: «да, знаю, что вы американцы, но бабушка, бабушка — откуда?» — «а… бабушка и дедушка — из Эстонии, из Таллинна»:))
    Я тоже из Таллинна, но из таллиннских Бернштейнов знала только Тамару и Бориса? искусствоведов, о которых и вспомнила, но, это, наверное, все родственники…? Вот как все сплетается…Элина

Обсуждение закрыто.